Темные ноты

Ваньку не пришлось уговаривать. Только услышав, что нам срочно нужно бежать, он все понял. Узнав про некромагов, велел замолчать и скорее собирать вещи. Времени на болтовню нет. Это он так сказал. Тот безотказный мягкий Ванька! Влетев в комнату, я обратила внимание на пустующую кровать Гробыни, порадовавшись, что не придется ничего объяснять. Вещей оказалось мало. В основном все осталось на своих местах, лишь самое необходимое отправилось в футляр от контрабаса. Незачем грузить себя лишними вещами. Самая удачная мысль посетила меня, когда я заталкивала в карман футляра древние дедовы ноты — перстень ворчал не переставая все пять минут только о чертовых нотах! — и ругалась на себя за неосторожность. Я вдруг вспомнила заклинание, о котором упоминал когда-то Сарданапал. Лекция была скучная, кто-то начал расспрашивать про Змея Времени, и Сарданапал упомянул, что нарушить хронологию событий нельзя, но можно стереть из воспоминаний людей день-два, но только те события, которые касались одного человека. Причем этим человеком не мог оказаться ты сам. Я вспомнила это вдруг, и вспомнила формулу, по которой произносится заклятье. Я представила Ваньку. Представила, что он вдруг пропадает из воспоминаний всех людей, видевших его в последние два дня. Он словно исчезнет, но не сейчас, а двумя днями ранее. Надо лишь сделать так, чтобы Ванька сделал то же со мной. Это была формула Поруки. Один человек, совершивший преступление во благо, был найден и должен был быть казнен. Но его жена поручилась за него своей магией. Так как он все же был виновен, хотя в плане морали оказался прав, колдунья утратила свои силы, но о муже забыли. Он словно исчез у всех из виду в то время, когда его должны были найти и обвинить. А когда все про него вспомнили, его уже не считали виновным, и преступника так и не нашли. С тех пор формулу вывели и усовершенствовали. Два дня — ее предел, но зато магии больше никто не был лишен. И так удачно все сложилось, что я вспомнила о ней именно сейчас! Если неизвестные недоброжелатели будут искать нас здесь, им ничего не светит. Даже считав воспоминания охранных циклопов, они не найдут ничего о Ваньке и обо мне! Все поймут только, что дня два назад мы бесследно исчезли, и это будет просто отлично. Ванька справился на ура. Но была и другая проблема: как быть с Ягуном? И тут Валялкин снова превзошел сам себя. Когда мы явились к Ягуну, в комнате его не было. Честно говоря, нам больше был нужен его пылесос — Ваньке не на чем было лететь. И словно чудесным образом пылесос оказался вычищен и заправлен, стоял на самом видном месте и сверкал туго привязанными полетными талисманами. Пообещав друг другу не втягивать Ягуна и написать ему при случае, мы совершенно по-бандитски угнали пылесос лучшего друга и скрылись с места преступления. Я не знала, смеяться или корить себя за этот поступок, но думать было особенно некогда. И это спасло наши нервы и, пожалуй, жизни. Потом мы узнали, как крупно нам с Ванькой повезло, что Глеб успел рассказать нам о Жанне. Но пока мы ничегошеньки не знали. Мы были парочкой недоучек, сбегающих от призрачной и невидимой пока погони на угнанном пылесосе. Гардарика пропустила нас, узнав. Блок еще не был выставлен, я надеялась лишь на то, что Сарданапал успеет поставить блокировку в самом скором времени, пока в школу еще не нагрянули незванные гости. Но пеживать вроде как было не из-за чего — у академика свои способы узнавать, кто и как близко находится к школе. Годы опыта, миллионы проб и ошибок научили его бдительности. И я была рада. Уже над океаном ледяной ветер с тучами соленых брызг выбил из меня все зачатки истерики. Накатила усталость. Указав Ваньке нитью Ариадны дорогу на Дмитровку, я задремала. Могла себе позволить — лететь было еще долго, телепортировать мы не решались. И снова, как оказалось позже, не зря. Уже над Подмосковьем Ванька, едва не свалившись на крыши дачных домиков, разбудил меня. Он выглядел уставшим, но во взгляде было заметно… облегчение?.. Я не стала придавать этому слишком большое значение и доставать его глупыми вопросами. Мы молча долетели до памятника Юрию Долгорукому. У лопухоидов была непроглядная ночь, лишь светофоры перемигивались желтыми огнями, да на соседней улице мигал фонарь. Мы прмземлились посреди пустой дороги. Ванька заозирался, думая, куда идти дальше. Я снова взглянула на нить Ариадны. Ярким лучом она била точно в дверь, укрытую под слоем строительной сетки. Леса, возведенные вокруг дома, указывали, что он находится на реставрации, но что-то мне подсказывало, что все не так просто. Я указала Ваньке на дверь. Он кивнул, отобрал у меня контрабас и, крепко сжав мою ладонь, взглянул в глаза. Что-то под ребрами у меня похолодело. Мой Ванька… Это был он, несомненно он, но по мере приближения к Дмитровке что-то в нем становилось все более… сильным? Или властным? Впервые он контролировал меня полностью, не сомневаясь и не споря. Четко указывал, что и как следует делать. Мгновенно реагировал на мои мысли и успокаивал. Нет, он был тем… Но теперь он знал, какая ответственность легла на его плечи. Он не просто спасался сам, он спасал меня. Спасал всех. Он не имел права усомниться ни на секунду. И сейчас, поняв, что иного пути нет, он твердо решил идти вместе со мной, куда бы я не отправилась. Я благодарно сжала его руку в ответ и шагнула следом. С каждым шагом тринадцатый дом становился все ближе, сердце билось все сильнее… Наконец, отпустив мою руку, он распахнул дверь. Оповещающая руна, нацарапанная углем слева от входа, мигнула, и из-за спины Ваньки я вдруг увидела просторную сверкающую полированным полом комнату. И страшное красное лицо перед собой. Нас ждали.