Темные ноты

В комнате я безвылазно сидела весь день, дожидаясь Ваньки. Даф почти все время старалась быть рядом, но иногда ей приходилось спускаться по требовательному рыку Арея снизу. Как я поняла, он использовал ее маголодии в тренировке своих учеников. Когда она возвращалась, я специально не спрашивала у нее о Ваньке. Мне хотелось сначала увидеть его и выслушать, если он захочет что-либо рассказать. Я впервые ощущала себя такой бесполезной! Это жутко действовало на нервы. В конце концов я не выдержала. — Слушай, вы все чем-то занимаетесь. А я сижу без дела и мне это не нравится. Может, и для меня подыщется что-то? Раньше я могла хотя бы летать, а теперь… Теперь даже не выйти на улицу… — Летать? — заинтересовалась вдруг Дафна. — Эх, как я тебя понимаю! Мне тоже жутко хочется в небо, но куда там… А на чем ты летала? — Вот на нем, — я вскочила с кровати и выдвинула из-под нее футляр. Девушка без особого интереса взглянула на инструмент Феофила Гроттера. Видимо, она ожидала увидеть обычный для магов пылесос, метлу или, на крайний случай, швабру. Но вот она бросила на контрабас один взгляд, затем еще и еще… Через минуту она вдруг вскочила и обошла его по кругу, разглядывая со всех сторон, и, словно опасаясь случайно коснуться, держа руки за спиной. — Что с тобой? — спросила я. — Это… Я чувствую его как… Как флейту, понимаешь? — встревоженно проговорила она, протягивая к грифу контрабаса руку и сразу же ее отдергивая. — Честно говоря, ничего не понимаю. Нет, Сарданапал говорил что-то о светлой магии, я даже пыталась… э-э-э… играть. Но фигня какая-то выходит, если честно. — Он темнее, то есть… Смешанный. Но словно соткан из света, — продолжала Дафна. — Возьми смычок! Попробуй сыграть! — Ты что, издеваешься? Да из меня музыкант как… — заартачилась я. — Давай же, Таня! — в глазах ее загорелся какой-то ведьминский огонь. — Сама сыграй. Ты в нотах хоть что-то понимаешь, а я нет, — не уступала я. Не хотелось испортить наше общение пренебрежительной и в целом ужасной игрой. — Я не могу коснуться другого светлого инструмента. Флейта мне этого не простит, — Даф осторожно поднесла свою дудочку к губам, но, передумав, коснулась мундштука щекой. — Так что бери смычок! Смелее. Усаживайся, настройся. А теперь просто представь, что вокруг тебя ничего нет. Представила? — Ну, вроде, — я прикрыла глаза, честно пытаясь погрузиться в абсолютное ничего. — Там светло или темно? — спросила светлая. — Темно. Пустота, черная дыра. В черных дырах же темно, — пожала плечами я, считая, что это убийственный довод. — Не так темно, как ты думаешь. А теперь пусть вокруг появятся краски. Они будут плыть мимо тебя сквозь пустоту, время, миры… Даже сквозь тебя будут проплывать некоторые. А ты расскажи мне о них. Первые две минуты я шипела про себя, пытаясь все это представить и описать. А потом откуда-то со стороны Дафны что-то появилось. Краем глаза я заметила движение, будто бы мимо пробежала ящерка и махнула на прощанье хвостом. Я обернулась, но там уже было пусто. А потом они начали появляться. Мимо пронесся ультрамариновый змей. Огромный, настолько огромный, что каждую чешуйку из миллионов я могла накрыть ладонью. Он описал широкую дугу, красиво запетлял и понесся вдруг на меня! Словно бы защищаясь, я взмахнула рукой с зажатым в нем смычком и он вдруг остановился. Я несмело приоткрыла глаза. Он, изгибаясь длинным туловищем, обвиваясь вокруг меня лентой, неотрывно смотрел на кончик моего смычка. Я осторожно поднесла смычок к струнам и робко провела по ним, даже не стараясь зажимать струны — рука сама легла на гриф под гипнотическим взглядом змея и плавно изогнулась. А затем неожиданно для меня самой из контрабаса полилась тихая мелодия. Змей, не отрывая взгляда, свернулся вокруг меня кольцами. Музыка полилась сама по себе — едва слышная, зовущая, тоскующая. Она переливалась голубыми искрами, что взмывали от контрабаса, как от костра, взвиваясь надо мной и улетая. Я подняла голову вдруг и увидела их — взлетевшие искры. Они взмывали далеко-далеко, не угасая, кружились в ночном небе. Теперь я точно знала, что надо мной небо, усыпанное светлячками звезд, глубокое и бесконечное. Миры, галактики, черные дыры и чужие неизведанные планеты — все было в этом небе. Пахла снегом прозрачная даль, то ли даль, то ли высь, то ли… Я играла до тех пор, пока смычок не выпал из руки сам собой, но даже тогда мир вокруг меня не исчез. Этот прекрасный мир остался, не ушел, не померк. Искры все также взлетали, змей все также лежал, свиваясь вокруг меня кольцами… Но вдруг он начал исчезать. Чешуйки, сначала по одной, а потом уже целыми снопами ярко-голубых искр начали подниматься в небо, к моим звездам. Когда от него осталась одна лишь голова, на которой яркими живыми точками сверкали янтарные глаза, такие неожиданные на ультрамарине тела, я ринулась вперед, пытаясь коснуться его рукой и, внезапно для самой себя, прокричала: — Полоз!.. Но он исчез, разомкнув кольца и хлестнув острым и одновременно ласковым хвостом по протянутой к нему ладони. Звезды гасли, тьма рассеивалась и я переносилась обратно, к Дафне, Ваньке, темным стражам… — Я, конечно, еще спою на прощанье, но покину твой дом с лучом рассвета… — шепнул кто-то мне в волосы. Я вдруг поняла, что лежу на краю кровати, а чьи-то руки заботливо кутают меня в стащенный с кровати колючий плед. Тонкие бледные руки, сомкнутые у меня под подбородком, принадлежали Дафне. — Что… Что это было? — спросила я, прикрывая глаза. — Ты сыграла маголодию, — по ее голосу я поняла, что она улыбается. — Звезды, искры, небо… Там был змей… — Не рассказывай. Это только твое. Первое настоящее погружение не всегда такое. Тот мир не для всех, понимаешь? Я там была лишь три раза, в самые решающие минуты жизни. Наверное, у тебя также. Я же говорила, что просто так ничего не случается?.. Вдруг в дверь глухо яростно постучали. Даф ойкнула, а я слабо дернулась, случайно скинув плед. — Что такое? — удивилась я. — Потоки светлых маголодий… В резиденции мрака… Да там, наверное, половина приемной поплавилась. Пластилином пованивает, чувствуешь?.. Позади Даф раздался бренчащий неприятный смех, будто кто-то потряс жестяной банкой с засыпанным внутрь сухим горохом или дробью. — Ах, молодость, молодость… — наигранно закатывая глаза в темных провалах, проговорила сухонькая старушка, поправляя на коленях затрепанный безразмерный рюкзак. У меня сдавило горло. Слишком сильно отличалось это от того, что я только что испытала. Тепло, заполнившее всю меня, до самой макушки, капля по капле начало утекать, когда я встретилась со старушкой глазами. Боль, безысходность, мука — все это чувствовалось в ней и до мурашек меня пугало. — Здравствуйте, Аида Плаховна, — холодно проговорила Даф, едва оборачиваясь. — Что, светленькие, балуимси?.. — Балуемся, — кивнула Дафна. — Ну смотри мне тут. Не забалуй. А то Ареюшка уж ни на что не посмотрит, так и… — Мы поняли. Спасибо. До свидания. Старушка только моргнула от едкого слова. — Ну-ну, голубица. До свиданьица!.. — произнесла она недобрым тоном и исчезла, оставляя в воздухе глухой металлический звон и едва уловимый запах елочек. — Так это… Смерть?! — захрипела я. — Ну да. Не думай об этом. У тебя получилась маголодия, вот о чем сейчас лучше думать! Это значит, — она перешла на теплый шепот в ухо. — Что ты — светлая! И так от ее слов мне стало хорошо и спокойно… И спокойно на душе было еще долго, равно до тех пор, пока в комнату не вошел…