Я так и знал...

Он там почти год. «Там» — это в Нью-Йорке. Или просто в «городе». Пизденыш сам так называет свое нынешнее место обитания, нарочно избегая полного названия. Не знаю почему. Скорее, чтоб не напоминать мне о несбывшейся мечте — бросить все, и уехать в этот самый «город».  Но в силу возраста он не понимает еще, что некоторые мечты должны так и остаться несбывшимися. И что совсем неплохо, когда твою мечту осуществляет кто-то другой. Я не скучаю по нему. Странное и незнакомое чувство обрушилось только единожды — в ночь, когда он улетел в первый раз. Тянуло оплакать рухнувший мир, уткнувшись лицом в пахнущие им простыни. Но когда спустя каких-то два часа в трубке радостно заверещал мелкий, понял, что триста миль нихуя не далеко. А телефонная связь настолько отлично работает, что я запросто могу устать от его трескотни. Звонит постоянно. Вернее, так часто, как только может. Я в курсе всего: живет по-прежнему у знакомого Дафни. Нашел подработку недалеко от дома в небольшой кафешке, соединенной с маленьким книжным магазином. Посетитель может не только заправиться кофе, но и купить понравившуюся книгу. Либо просто взять ее почитать. Но, по словам пизденыша, интереса к кофе больше, чем к книгам, то его работа ничем не отличается от того, что он делал у Деб. И пялятся на него так же. Только к геям примкнули еще и женщины. Причем всех возрастов. Дааа, он умеет производить нужное впечатление. Но я стопроцентно уверен — это только ради чаевых. Хитрый. Всегда был таким. С наработками из PIFA полгода назад его легко приняли на подготовительные в Институт Пратта. И теперь по утрам он пропадал на занятиях. А через день, после обеда, несмотря на то, что оплата курсов на мне, еще и в кофейне. Он был счастлив как трехлетка, когда высчитав его выходной, я прилетал к нему. Делал так нечасто. Раз в две-три недели. Не стесняясь соседа, набрасывался прямо у порога. Исцеловывал все лицо, жарко шепча о том, как скучал. Благо, маленькая узкая комнатенка, состоящая практически из одной кровати была сразу у входа, и мы, ввалившись не глядя, никогда не промахивались. Он тоже время от времени заявлялся в Питтс без предупреждения. Из аэропорта сразу в Киннетик. И прямой наводкой в мой кабинет. Если я был один, сразу переходил к делу — минет от пизденыша лакомство эксклюзивное. А с его отъездом я в этом плане сидел на жесткой диете. Если же в разгаре была презентация, абсолютно искренне извинялся, а перед тем как покинуть кабинет, бросал совершенно блядский взгляд, вгоняя тем самым в крайнюю степень возбуждения. Благо, Тэодор знал, что нужно делать — довести заказчика до подписания договора теперь его задача. А у босса сейчас клиент посерьезнее. Ему трудно угодить. Практически невозможно — оголодавший Тэйлор уделывал в ноль только лишь в первом заходе. Короче, все было круто. Виделись, правда, не так часто, как нам хотелось. Но регулярно. Перебиваясь в промежутках случайными трахами. Зато всегда было чем похвастать. Больше, конечно, ему, чем мне — после его переезда в Нью-Йорк, я практически забросил клубную жизнь. Так, иногда мог себе позволить вызвать хастлера. Но, вообще, за каким хреном они нужны, лучше пизденыша все равно никого нет. Да и не будет. Так что покупным задницам предпочитал дрочку по телефону с мелким. Настолько привык к такому ритму, что когда он не приехал на День Благодарения, разозлился — договорились же. Не праздновать, ясное дело. Встретиться. Не трахались уже недели три. Даже новый дилдо купил. Черный. Для контраста. И что теперь, блядь? Подарить его Тэодору в честь праздника? Весь вечер просидел в ожидании. Влил в себя, наверное, полбутылки «Джека». Раскурил неприкосновенный запас из одиннадцати трав и специй. Но снять напряжение так и не удалось. Мелкий не появился. И даже не позвонил. Это напрягало больше всего.   С утра, наплевав на гордость, набрал его сам. «Связь с абонентом отсутствует…»  Ах, вот уж нихуя! Как раз из-за наличия этой самой связи я не нахожу себе места! Пизденыш, сука! Проверил все операции с его карты. Суммы, указывавшей на покупку авиабилета, не было. За последнюю неделю им вообще была потрачена всего лишь какая-то жалкая сотня. Значит и не собирался лететь. Завис, сука, где-нибудь. Но, главное, с кем. Вполне мог нарыть себе очередного трубадура. «Там» полно непризнанных гениев, жаждущих поддержки таких солнечных мальчиков. Хотя, после случая с Голдом тяги к скрипичным и прочим струнным инструментам больше не наблюдалось. Боюсь даже думать о том, что с ним могло что-то случиться. И спросить не у кого. Дженнифер сразу отпадает. Она явно не в курсе, иначе давно бы оборвала телефон. Или в лофт приперлась бы. Спрашивать у Деб? Тогда уж лучше сразу бежать в Антарктиду — я же во всем всегда виноват. Вполне возможно, что и во Второй мировой войне тоже. Узнавать у Майка? То же самое, что у Деб. Так что выход один — бронирую билет на ближайший рейс. Часа через два все узнаю. Может быть.

***

Не открывают долго. Я почти теряю терпение. Собираюсь уже уходить, напоследок как следует приложив кулаком по толстой добротной двери. Наконец слышится глухой звук замка, и в небольшую щель втискивается заспанное лицо его соседа: — Какого черта… я лег в три утра… Меня обдает перегаром. Дергаю дверь на себя, отшвыриваю, хрен знает как его зовут, в сторону и врываюсь в тесную прихожую. Распахиваю узкую дверь в его комнату. Никого. — Где Тэйлор? — спрашиваю шепотом. — Кто? — Стоит, подперев плечом стену. Глаза закрыты. Хватаю за несвежую футболку и с силой встряхиваю: — Джастин, блядь! Где Джастин? — рычу. — Ааа, Джас… Так он у Ханны… — У Ханны? Кто такая Ханна? — Ну, Ханна. Сноуден. Они дружат, — дышит перебродившим дешевым пойлом. — Дружат, или дружат, — делаю характерное движение пальцами, изображая кавычки. — Нет, дружат. Ну, в смысле, дружат. Короче, он ее не трахает. Так понятно? Пьян в сопли, а соображает, что меня интересует больше всего. Да-а-а, Кинни теряешь сноровку — палишься на раз. — Где живет эта Сноуден? — В Бруклине. Рядом с Праттом. Пошатываясь идет в кухню. — На вот, адрес. На холодильнике висел. И захлопни дверь поплотнее, — намекает, что мне пора, и медленно, по стенке, уходит в темный коридор. На клетчатом листочке рукой пизденыша выведено «Рейерсон стрит, 89». Внизу им же нарисовано множество маленьких членов. Так плотно, что при беглом взгляде не разберешь, что это. Но меня не обманешь, знаю его любимую тему! Задумавшись, мелкий всегда рисует одно и то же.

***

Минут через сорок снова стучусь. На этот раз на Рейерсон. Сердце от волнения где-то в горле. Жду не долго. Почти сразу слышу быстрые шаги и голос… пизденыша: — Наконец-то! Миссис Донелли, я уже так опа… — решительно распахивает створку и сразу пятится назад, мгновенно испугавшись. — Нет, моя радость, это всего лишь мистер Кинни, — говорю змеиным голосом, наблюдая как темнеют от страха синие глаза. — Что, блядь, сменил ориентацию? — Брайан, ты… ты что тут делаешь? — смотрит пристально, и я замечаю как воспалены его веки. Как он весь осунулся, сжался, стал почти прозрачным. Я не видел его всего три недели. С чего, интересно, такие перемены? — Что я здесь делаю? А ты где, блядь, должен быть? И, вообще, смысл иметь телефон, если дозвониться до тебя нихуя невозможно, — кричу, не обращая внимания на испуганную мордашку. От облегчения, и от того, что вижу его живым, хочется то ли обнять, то ли ударить.     — Брайан, прошу тебя, тише, — говорит уставшим голосом, — миссис Донелли должна прийти. И вообще, ты ее разбудишь. — Кого это «ее»? Ханну? — спрашиваю с издевкой. — Нет. Девочку.  — Девочку? Тэйлор, что за хуйня? — меня все это уже начинает бесить. — Объясни толком. — Дочку Ханны, — выдыхает шепотом. — Откуда она взялась? А, ну это, блядь,  понятно… Только при чем здесь ты? Она что, твоя?! — от дикого предположения темнеет в глазах.       — С ума сошел! Нет, конечно. Я просто за ней присматриваю, пока Ханна вернется. Отталкиваю и прохожу в комнату.  Большой кожаный диван завален детскими шмотками. На низеньком, восточного вида столике, полно детских прибамбасов: бутылочка, смесь в жестянке, градусник, стопка подгузников, гора мятых салфеток. Рядом на половину пустая чашка кофе и надкусанный сэндвич. Под окном сохнут картины. По полу разбросаны эскизы, карандашные зарисовки. Хаос, короче. Что вполне в стиле Тэйлора. Снова стучат. Мелкий вылетает в прихожую. А я иду дальше, в спальню. В комнатке полумрак — жалюзи опущены. Все тот же легкий беспорядок, но все такое уютное, девчачье. По центру большой кровати в ворохе мятых одеял спит крошечный ребенок. Личико видно плохо. Замечаю только темные кудряшки на макушке. Выхожу, тихонько прикрыв за собой дверь. Стоит в коридоре, опустив голову. Подхожу, плавно тяну на себя, обнимая. Всхлипывает, прижимается, и я чувствую теплую влагу у себя на шее. Глажу по затылку, целую маленькое ухо, горячую щеку. — Ну, все, хватит. Не плачь. Почему ты сразу не позвонил? — мне так его жалко, что я с собой едва справляюсь. Сколько он уже так живет? — Не мог. Ну что бы я сказал? «Я не приеду. У меня ребенок»? Ты меня послал бы. — Вот ты логичен! Просто до охуения! Я сам мог к тебе прилететь. Так нет, ты выбрал «самый крутой способ» — выключил нахуй свой телефон! И если бы я хотел тебя послать, то не перся бы сюда первым утренним рейсом. Поднимает на меня заплаканные глаза, и я замечаю в них прежнего Тэйлора: — Хочу забрать ее себе. Девочку, в смысле. Я тебе соврал. Ханна не вернется. Она родила ее от какого-то неудавшегося актеришки. Тот ее сразу же бросил. А возвращаться домой с ребенком… Короче, она из Лондона. Из богатой семьи. Ездит по миру. Учится, где хочет. Сорбонна, Комплутенсе. Теперь до Пратта добралась. Зависла здесь на год. Я с ней познакомился, она уже беременна была. Сразу сказала, что отдаст ее кому-то. Вот я и решил оставить себе. Документы Ханна мне все отдала. И расписку. Ну, что претензий иметь не будет, и все такое. Да и уехала она. Снова в Европу. В Дрезден, кажется. Замолкает, а я смотрю и не понимаю: вот, блядь, в кого он такой? Решительный. Смелый. Нет, скорее безбашенный. Наверное, в Дебби… — И как ты собирался жить? Тебе же, блядь, учиться нужно, работать. — Миссис Донелли за ней присматривает, пока меня нет. Но ей почти восемьдесят, так что это все временно. Знаешь, я когда увидел ее, сразу все для себя решил — будь, что будет, но я ее не отдам.

***

— Много с собой не бери. Купим дома. Ты ее, главное упакуй. Мелкий радостно носится по квартире, собирая пожитки. Наш рейс, через два часа, а он возится. Хватаю сумку, сгребаю все с дивана, со стола. Молния застегивается, правда, с трудом. Документы прячу в карман — покажу Мэл. Хоть и сучка, но как юрист хороша. Наконец все собрано. Девочка одета, Тэйлор тоже. Такси внизу. Мы выезжаем.

***

— Это девочка? Какая прелесть! Она так похожа на вас, — толстая дама сидящая рядом, навалилась на плечо десятитонной грудью, — ведь вы же ее отец, да? — Не знаю, спросите у ее матери, — говорю с милой улыбкой, кивая на пизденыша. Тот, еле сдерживаясь, чтоб не заржать, с умным видом пялится в иллюминатор. По багровеющему лицу мадам видно — до нее дошло: соседи парочка педиков. Так ей и надо.

***

Решаем ничего никому пока не говорить. Все завтра. Мелкий устал страшно. И все равно сам ее переодевает, кормит. Я только за всем наблюдаю. Может, когда-нибудь, потом тоже смогу, кто знает? — Ложись, отдохни, — говорю ему на ухо, когда он выйдя из душа, прижимается влажным теплым телом. Хочу его. Очень. Но все потом. Завтра. Все завтра. Забирается под одеяло на своей стороне кровати. Облегченно вздыхает: — Как хорошо дома, с тобой. Но принеси мне ее, пожалуйста. Я привык спать с ней. Достаю из переноски и кладу рядом: — Это только на одну ночь. Купим ей кровать. Завтра. — Знаешь, почему я решил ее забрать? — нежно перебирает маленькие пальчики. — Знаю. Назло мне, и на радость маме. — Нет. У нее твои глаза. Честно. Я когда их увидел — пропал, — вздыхает. — А зовут ее как? А то все девочка, девочка. — Она называла ее Берта. В честь какой-то бабки, что ли. Но я хочу ей дать другое имя… — Элизабет! — Как ты узнал, — смотрит на меня с детским восторгом, в глазах уже ни грамма усталости. Наклоняюсь и целую в жаркий влажный рот: — Ну, а как еще  могут звать девчонку с фамилией Тэйлор? Только вот что теперь делать с фамилией Кинни? По-моему, звучит охуенно: Элизабет Тэйлор-Кинни. А? — Ты что, хочешь пожениться? — он улыбается так широко, что мне видны его зубы мудрости. — Да. Кто-то же должен прикрыть твой позор. Я так и знал — стоит тебе податься в «город», и ты обязательно принесешь в подолЕ.