Часть 1
28 января 2019 г., 01:16
Лео запрокинул голову, чтобы разглядеть хоть что-то в окнах отцовского дома. Свет горел в гостиной: там Карл наверняка играл в шахматы со своим любимым андроидом, или учил его играть на пианино, или просто ужинал, и ему не было никакого дела до сына, который только что вывернулся наизнанку на его пороге.
Лео запрокинул голову, и это движение увлекло всё его тело, заставило упасть на спину. Так было ещё удобнее смотреть на пятнышко света, которое постепенно мутнело, а потом у Лео и вовсе раздвоилось в глазах. Он лежал прямо на снегу, и холод грыз ему спину — когда отец обнаружит утром его окоченевший труп, то удивится: Лео без толики стыда прокрадывался в его дом, чтобы украсть картину и продать ее за дозу, но почему-то не смог зайти, когда нуждался в помощи.
Впрочем, сейчас Лео на самом деле не мог зайти, потому что не мог идти, не мог встать, не мог даже ползти. Может быть, этот чёртов андроид, который заменил Карлу сына, завтра и вовсе выбросит его тело куда-нибудь на помойку, чтобы не нарушать покой своего хозяина. Так было бы лучше для всех — но так никто никогда не узнает, что Лео попытался... что Лео попытался...
Он закрыл глаза, а когда открыл их снова, увидел лицо Маркуса.
— Нет, — Лео едва ворочал языком и едва шевелил руками, но всё равно попытался отбиться; ему нельзя на свалку, он хотел в дом, в тепло, но Карл, должно быть, не желал его видеть — и послал Маркуса. Он всегда посылал Маркуса, чтобы выпроводить Лео, а Лео всегда мешал ему, ещё с давних пор, задолго до того, как подсел на красный лёд. — Не прикасайся ко мне.
— Не сопротивляйся, — сказал ему Маркус. — Я отнесу тебя в дом.
Это почти забавно, учитывая, что в последнее время Маркус только и делал, что выгонял его прочь.
Лео почувствовал, как андроид поднял его в воздух; мир закачался, померк и медленно вернулся назад по крупицам. Он слышал мелкий дробный звук и не сразу понял, что это стучали его зубы; пот застилал ему глаза, горло сжималось новой волной подступающей тошноты.
— Господи, — раздался голос Карла; его фигура маячила где-то на периферическом зрении Лео, смутная, далёкая. — У него передозировка.
— Наоборот, — отозвался Маркус. — У него ломка. Думаю, он не принимал красный лёд уже около недели.
Он был прав, а Карл ошибся, и это было неожиданно обидно, ведь Лео привык быть разочарованием для других. Впрочем, почти всегда он был им заслуженно. Почти всегда — но ведь порой… очень редко случалось так, что Лео хотел стать другим, и наконец, он не просто захотел, но сделал шаг, пусть даже этот шаг значил всего лишь не курить несколько дней дорогую синтетическую отраву.
На лоб ему легла ладонь — человеческая, сухая, старая, очень ласковая.
— Папа, — простонал Лео и мимолётно удивился тому, как легко у него вырвалось это слово. Он не произносил его уже очень давно.
Ладонь никуда не делась; он всё ещё чувствовал её приятную тяжесть, и только фигура Карла обрела чёткость, стала вдруг очень близкой. Лео понял, что лежал на кровати в отцовской спальне, и Карл склонился над ним, неловко перегнувшись в инвалидной коляске, а Маркус застыл неподалёку и, наверное, впервые его присутствие не вызывало у Лео раздражения.
Всё равно от него не избавиться.
К тому же, он оказался лучшим сыном, чем Лео.
— Папа, — снова повторил он, не способный произнести больше одного слова; и в этом слове было извинение, и просьба не выгонять его больше, и робкое желание стать желанным ребёнком — пусть даже ребёнком он давно уже не был. — Прости меня, — в конце концов, у него родилось ещё два слова.
— Только если ты простишь меня, мой мальчик.
Лео не мог поверить в то, что услышал, он не был уверен в том, что ему не чудилось, что чужие слова не были всего лишь галлюцинациями. Но рука на его лбу определённо не была плодом его воображения, рождённым абстиненцией; её прикосновение было реальным, оно оставалось с ним даже тогда, когда все другие чувства снова погрузились во тьму.