Кап-кап

Утро пахнет скошенной травой и свежеструганной древесиной. Ещё — крепким кофе и жареным беконом. От него уже почти час как остался только запах, назойливый и аппетитный. — Ты пьёшь слишком много кофе. Поэтому плохо спишь. — Всё в порядке, Лора. Клинт откладывает стамеску и забирает у неё кружку. Задерживает свои пальцы на её — тонких, тёплых. Настоящих. Лора не знает и не узнает, почему он плохо спит. Никто из тех, кто обратился когда-то, в поистине другой жизни и реальности, в прах после щелчка Таноса, ничего не помнит. Для них не было этих пяти лет. Для них не было пустоты. Ни для Лоры. Ни для их детей. Клинт же теперь, наверное, всегда будет плохо спать. Пусть Мстители и вернули жизнь на круги своя. Получили чёртовы Камни Бесконечности, отмотали время назад, в то роковое утро, когда Танос ещё не заполучил все камни. Это — крест всей команды: помнить стёртые пять лет, помнить всепоглощающую пустоту и серую пыльцу на кончиках пальцев, просыпаться каждую ночь от кошмаров, сомневаться в том, реальна ли реальность. Как хренов Ди Каприо в том фильме, где волчок то ли остановился, то ли нет. По заслугам. Всё-таки по заслугам. Могли, наверное, найти и другое решение, чтобы не обнулять произошедшее, не отнимать жизнь у детей, родившихся за время после щелчка. Но другого выхода как будто не было. Клинт Бартон сидит на террасе, смотрит в голубое-голубое мирное небо. Утешает себя: это ведь то, чего он хотел, этот покой, дом, семья. Живая семья. И ещё ему несказанно повезло — по ночам ничего не снится. Одна беспамятная чернота. Вон у Скотта — кислотные приходы про микромир; Тор блуждает в своих видениях по Хельхейму; медитация Брюса обрывается паническими атаками, и дыхания не хватает, будто он снова прямо в космосе, в рвущемся тесном скафандре, превращается в Халка. А ему ничего не видится. Всё черным-черно. И он почему-то всё равно вскакивает и кричит, и Лора гладит его по плечу. А по утрам зверски раскалывается череп. Теперь нудные домашние дела кажутся спасительными — они здорово отвлекают поутру, и сейчас надо всё-таки закончить с лестницей на террасе. Хочется обновить всё, что возможно, сделать эту реальность иной, не похожей на страшную. Пустая кружка уже стоит на новеньких перилах; кофе растекается по венам; стамеска ходит по светлой доске. Фил сказал, что отпуск будет длинным. Что он сам вызовет Клинта, когда потребуется. Фил молчит уже месяц. За стамеской тянется розовый след, и Клинт недоумённо поднимает руку. Когда только успел порезаться? Надо больше спать. Но не получается. Кровь кругло капает на светлую древесину и въедается в неё, почти мгновенно. Кап. Кап. У Клинта снова начинает болеть голова. *** Его зачем-то держат в информационной блокаде. Оберегают от лишних связей со Щ.И.Т.ом, с Мстителями. Раньше бы Клинт был этому почти рад, но сейчас внутри что-то зудит, так, что на месте не усидеть. Когда они все возвращались в прошлое, Наташи с ними не было. И всё происходило так быстро, что ему ничего не дали выяснить. Потом старый одноглазый лис Фьюри обещал, что Наташу обязательно вернут. Что это просто недоразумение. Внештатная ситуация, без которой такая масштабная операция по возвращению половины мира из небытия не могла пройти. Клинт кладёт мобильный телефон экраном вниз, когда он занят, и отключает звук. Чтобы забыть про него и не проверять сообщения. Клинт запрещает себе чаще, чем раз в сутки, в одиннадцать вечера, проверять их секретную частоту, которая всегда была только для двоих, с самого Будапешта. Ни к чему убеждаться в том, что частота мертва и нема, чаще, чем раз в сутки. Ни к чему ощущать вину за то, что Наташа осталась где-то. Или потерялась здесь. Эти хитромудрые чародеи всё равно смогут её найти. Клинт сердито гремит ящиками, разбираясь в старом письменном столе. Зачем этот стол вообще нужен ему, если за ним только пишутся отчёты для Фила и Фьюри? Вдруг они больше никогда не вызовут его на работу? Он же не привык работать без Наташи. Это Ронин мог существовать без напарника, а Соколиный Глаз не помнит, как это делать. Под руку попадается маленькая красная выдвижная флэшка. Блестящая, яркая. Наташина. Клинт вертит её в руке и вспоминает, что эта же — или скорее такая же, конечно, такая же — флэшка торчала в магнитоле на их с Наташей последней миссии. Он вёл автомобиль, и они ехали сквозь ночь, которой никогда не было в этом мире, не превышая скорость, не привлекая внимания. Ехали к бывшей башне Старка с ценным грузом, пока остальные Мстители отвлекали внимание, притворяясь, будто стратегически важная точка, место решающей битвы — Санктум Санкторум. И песня была такая странная, унылая, под стать медленному движению по дороге. Наташа переводила её и смеялась, что поют, наверное, про Вонга; а ещё просила Клинта не стучать пальцами по рулю так нервно и следить за дорожными знаками. Она говорила, что всё будет хорошо. Этот странный китаец с выбритым лбом Смотрит так на меня, словно я с ним знаком, И, возможно, он знает, Зачем и куда едет поезд. Он протирает стаканы и наливает ещё, Смотрит узкими глазками мне за плечо. Вероятно, он видит, Что там впереди будет пропасть. Флэшка точно должна быть другая. Если она лежала тут, в столе, когда мир рухнул — Наташа не могла достать её из кармана, вставить в магнитолу, крутить эти странные песни, лишённые надежды. Это был худший саундтрек для такой ответственной миссии — наверное, поэтому Клинт и злился. Хотя она старалась просто найти что-то более-менее спокойно звучащее, чтобы он расслабился, не нервничал и не гнал. Надо выяснить, что же тогда на флэшке — и Клинт вставляет её в раскрытый ноутбук, стоящий посреди хаоса на столе. Щёлкает по папке. Странно. Там музыка. Та же музыка. Вот и та же чёртова безнадёжная песня. И начало у неё — омерзительно тревожное, и первые аккорды срываются в тишине каплями под чьи-то голоса на звуковой дорожке. Кап-кап. Клинт трёт виски и слушает. Девятый скотч за одну эту ночь, Нам уже никто не сможет помочь. Лед в стаканах стучит все быстрей и быстрей. Девятый скотч за одну эту ночь, Пол из-под ног уносится прочь И уже невозможно дойти до дверей. Ночная дорога снова расстилается перед глазами бесконечной тёмной лентой, и хочется сжать руль, и вернуться в тот момент. Они виделись тогда в последний раз. Когда Наташа вернётся, надо будет отдать ей эту проклятую флэшку. Заодно спросить, почему она тут валяется. *** Песня так и крутится в голове. Уже третий день. Крутится и бесит, и заставляет набрать Филу прямо с кухни. В одной руке — разводной ключ, в другой — мобильный телефон. — Фил, если я могу помочь её вернуть, только скажи, что делать. — Не надо беспокоиться об этом, агент Бартон. Фил отвечает так вежливо, будто у него над душой стоит Фьюри. Клинт чертыхается про себя и вытирает лоб рукой: вроде не устал, а выступила испарина. Можно ли вообще позвонить Филу Коулсону в удачный момент? — Слушай, если я бесполезен — отдай мне чьё-нибудь задание. Освободи того, кто может помочь. Сходи к этому лысому китайцу сам, в конце концов. Пожалуйста, Фил. — Агент Бартон, мы правда стараемся. Таким тоном говорят добрые-добрые врачи, оттяпавшие руку или ногу и убеждающие, что и без них можно жить полной жизнью. — Я на всё готов, Фил, — вздыхает Клинт. — Пожалуйста. Меня задолбала неизвестность. Я хочу снова работать, лучше вместе с Нат. Пойми, я на стену лезу, я бешусь даже на то, что кран капает. Так, что готов полдома разнести, как Халк. Кажется, зеленею. Войди в положение. Фил извиняется и кладёт трубку. Кто-то, наверное, отвлёк. Они там работают. А Соколиный Глаз чинит грёбаный кран на кухне. Потому что нельзя так жить. Кап-кап, кап-кап, кап-кап. И это никак не получается исправить, он всё равно подтекает. Как в китайской пытке, по темечку, до сквозной дыры. Только от этого «кап-кап» лопаются виски и темнеет в глазах. Может, надо самому поехать в Санктум Санкторум и взять за грудки магов. Потрясти от души. Вонг же обещал Мстителям: в исходную точку вернутся все, кто остался жив или умер от щелчка Таноса. Не будет только тех, кто родился после или погиб иначе. Сам Клинт, правда, ничего в этом не понимает. Остаётся верить на слово. Кап. — Сука, — шипит Клинт. И со всей дури сворачивает весь смеситель. Так, что на его месте бьёт задорный фонтанчик. *** Мастер Вонг отрицает все блага внешнего мира, кроме сэндвичей и мороженого. Так что телефона у него нет, но Доктор Стрэндж обещает, что передаст вопрос, как только они свяжутся в астрале. Чёрт его знает что. Клинт уже ненавидит магию всеми фибрами души — но не показывает этого и выразительно читает вечером вслух Куперу и Лиле «Гарри Поттера и Дары Смерти». Он вообще-то убеждён, что им ещё рано слушать такие мрачные истории, но оба настаивают, что хотят узнать конец поскорее. И Клинт не может им ни в чём отказать — теперь, когда они снова рядом. Читает, радуясь, что Натаниэлю точно ещё рано приобщаться к такой литературе. Они сидят на веранде — и летний вечер совсем настоящий, и эту реальность больше не надо проверять на то, реальна ли она. В это верится. В фальшивке не было бы больно, когда порежешься, не сочилась бы кровь, не подтекали краны, да и русская музыка была бы лучше и веселее. Пусть отпуск затянулся уже на три месяца. Пусть. Главное, что Лора и дети целы, что они снова все вместе. Что терраса отремонтирована, газон подстрижен, кран больше не капает, а во всём доме переклеены обои и пол в мансарде пахнет лаком. Главное, чтобы Наташу уже наконец вернули. Даже если работы для них больше не будет. Ей было бы в радость читать детям Клинта книжки по вечерам, хотя она обычно и ворчит, что они для этого слишком большие; да и стоило бы сделать барбекю, а без неё — не то, с этим даже Лора согласна. Хотя эта книжка, наверное, ей бы тоже сейчас не понравилась. Рон Уизли, нелепый и выглядящий в команде бесполезным, не гением и не Избранным, носит на груди крестраж. Он впивается в его душу сквозь кожу и рёбра, отравляет, заволакивает сознание тягомотной мрачной дурью — а его всё ещё никто не воспринимает всерьёз, кажется. Никто будто и не понимает, каково это — держать в руках ядовитую дрянь, нацеленную на тебя, спаянную с тобой воедино. Чувствовать её частью себя и знать, что выбора нет, что сбагрить её ещё на кого-то — нельзя. Ведь есть другие, гениальные и избранные, сияющие боги и величайшие маги, чья жизнь важнее для успеха общего дела. А такие, как он, как Наташа — лишь те самые ребята, которые носят на себе крестражи, из точки А в точку Б. Их ведь так и использовали в ту ночь. Они везли в бывшую башню Старка, где было решено собрать новую Перчатку Бесконечности, добытые в других реальностях Камень Разума, Камень Пространства и Камень Души. Бедный Рон Уизли. У него в голове тоже всё время звучал голос Волан-де-Морта, как у Клинта шипел в ту ночь забытый шёпот Локи? Бедный парень. Нехреновая такая детская сказочка. Хорошо, что тогда рядом была Нат. Вместе они справились. — Папа, ты чего? Купер хлопает его по плечу совсем как взрослый друг. Клинт не сразу понимает: последнюю минуту он молчит, глядя на страницы, потеряв строчку. — Если ты устал, иди спать, — добавляет Лила. Конечно. Он устал. Если бы не секретность, лучше было бы нанять рабочих для ремонта в мансарде. Убил на это целый день. Клинт кивает. Закрывает книжку и отдаёт Куперу. Следит, как они убегают в дом готовиться ко сну, слушает топот на лестнице. Это умиротворяет. Ещё бы кран не капал. Но, зайдя на кухню, Клинт стоит перед раковиной и тупит. Стучит пальцем по носику крана: капли не срываются. Этот звук ему уже мерещится. — Ты опять хочешь его поменять? — Лора возникает за плечом. Обнимает его, и Клинт мотает головой, сжимая её запястья. А потом идёт к холодильнику. Достаёт ледяной скотч и наливает его в стопку, нечаянно до краёв, и он переливается через стекло. Кап-кап. *** Положи свою голову мне на плечо. В этом мире случайного нет ничего. Это тайная миссия, но Только в чем её смысл? Я сегодня забыл, а когда-то я знал, То ли где-то прочёл, То ли кто-то сказал, Но под действием виски Так трудно сконцентрировать мысль. В наушниках не слышно, как скрипит вытащенное на террасу кресло-качалка и как шуршит позолоченная листва. Только тянет ароматом кофе из пустой кружки, стоящей на перилах. Они больше не звонят — да и чёрт с ними. Давно пора было выйти на пенсию, а не только обещать Лоре это сделать. Заслуженный отдых. По-настоящему заслуженный, когда спас не только всю вселенную, но и свою семью. Те, кто перестал существовать — как уже полгода нарушенный сон. Сопутствующий ущерб. Можно только убедить себя, что это стоило того. Что Мстители просто вернули естественный ход вещей. Но нельзя перестать проверять секретную частоту. Каждый вечер в одиннадцать. Перед тем, как несколько раз за ночь упасть в чёрную пропасть и вынырнуть из неё с криком. С Нат ведь всё хорошо. Это точно. Она — само совершенство. Его лучшая напарница, и другой не надо. Наташа способна на всё, и нет, наверное, таких вещей, против которых она не выстоит. Говорят, Чёрным Вдовам внушали, что они выточены из мрамора. Клинт знает, очень хорошо знает, что это не так, что Наташа на самом деле — нежная, мягкая, гибкая. Что у неё полно слабых мест и страхов — но надежду вселяет то, что эти слабые места знают только её самые близкие. Они ведь не причинят ей вреда. А может, из близких у неё и есть только Клинт. Поэтому он будет проверять частоту, будет подавать сигнал в тишину, трезвонить Филу, уже не спрашивая, чем можно помочь и есть ли работа. Просто надоедая с вопросом о Нат. И будет слушать эту чёртову песню в плеере по кругу, словно в ней есть какой-то ключ. Словно можно зацепиться за ноты и наполовину не понятные слова, как за заброшенный на крышу трос, и выползти наверх. Если не к Наташе, то к подсказке, где её искать. Чтобы постучаться в двери Санктум Санкторум или в кабинет Коулсона с ценной информацией. Не может быть, чтобы они виделись в последний раз там, в несуществующем будущем. Что они довезли Камни до пустующей башни, Наташа осталась в зале для совещаний сторожить контейнеры — а его отправила в душ. Пообещала, что скоро увидятся — а потом всё как-то закрутилось, и в этой круговерти её уже не было. Последнее чёткое воспоминание до щелчка Перчатки, которую надел Халк, — как с его, Клинта, мокрых волос падают капли на ламинат. Или на светлую длинную столешницу. Кап. Кап. Нужно выпить ещё кофе и поставить песню снова. *** — Пап, можешь помочь? Голос Лилы, недавно пришедшей из школы, заставляет Клинта слезть со стремянки, оставив штору лишь наполовину повешенной. Она стелется по полу, вся в тонких красных прожилках цветочного узора. Спорное, наверное, решение для гостевой спальни, но там теперь никто не останавливается, а Клинт в магазине почему-то не мог отвести от этой ткани глаз. — Конечно, милая. Это первостепенно. Клинт теперь знает, что ему дороже всего. Без работы можно жить, а Наташа обязательно однажды вернётся. Вот-вот приедет. Заглушит двигатель у ворот фермы, он увидит её машину из окна и пойдёт встречать. Нат обнимет его, детей, Лору, будет таскать на руках Натаниэля, непременно унизит Клинта как дизайнера интерьеров, а потом они будут ужинать все вместе. Всей семьёй. Лора всегда спокойно относилась к Наташе. Она с самого начала знала, что ничего между Клинтом и его напарницей не случится, что Бартон слишком ценит свою семью. Он никогда, пожалуй, и не думал о Нат как о женщине. Просто друг. Почти родной человек. Разве что та иногда сама шутила, что Клинт её никогда бы не получил, потому что неудачник и это судьба, а теперь ничего не выйдет, потому что он правильный занудный семьянин и из него вот-вот песочек посыплется. Тогда было смешно. Наташа это как-то не обидно говорила, умело «вплетала в контекст». Лора над её словами смеялась тоже. Теперь ей тоже не хватает Нат. Хотя другая, нормальная жена нормального среднестатистического мужчины, ещё бы и радовалась исчезновению кукольно-красивой коллеги. Больше полугода Лора успокаивает его. Твердит, что всё будет в порядке. Клинт верит в это с каждым днём всё слабее и слабее. Даже радиочастоту проверяет теперь раз в неделю: слушать собственные сигналы, звучащие в ровном шипении одинокими капельками, невыносимо. И Лора тоже сникает, видя это. Она так ничего и не знает и не должна узнать — понимает только, что Клинт и Наташа сделали что-то очередное грязное, тяжёлое и героическое. И раз Клинта списали на покой и он ни на секунду не отрывается от семьи, а от Наташи нет вестей, то это было особенно серьёзное дерьмо. Иногда в голову стучит предательская мысль, что всё в мире имеет свою цену, что за возвращение семьи он просто обязан был поплатиться чем-то настолько же дорогим — но Клинт старается не гасить в себе последнюю искру веры. И не размышлять о том, насколько ему на самом деле дорога Нат. Когда такие мысли приходят — лучше сменить шторы или вот помочь Лиле. — Джуди сегодня принесла в школу куклу. Сказала, что брат её сломал, кукла умерла и её надо похоронить, — говорит Лила. — Я выменяла её на пакетик мармелада. Ты ведь починишь? И она протягивает Клинту кукольную голову и тело в росчерках цветных ручек. Ничего сложного, на самом деле: можно попробовать отмыть тело, сделать новое шейное крепление — или, на худой конец, слазить на чердак, где стоит коробка со старыми игрушками Лилы. Она уже не помнит, как ломала кукол в раннем детстве, а Клинт тогда ещё не понимал, что с Барби должны играть девочки постарше. Лила хотела — он покупал. А потом она ломала их и забывала о потере почти сразу. Недорогая кукла, серийное производство. Одинаковые тела подходят к одинаково улыбчивым головкам. Не должно быть никаких проблем. Не должно — но Клинт почему-то вертит растрёпанную рыжую голову в руке. Смотрит на изрисованное тело в другой. Переводит взгляд с красного зигзага шариковой ручки на шторы в красных разводах и медленно садится на пол — будто обрушивается в привычную бессонную темноту, из которой можно выйти, только хрипло закричав. Там нет ничего. Только головная боль и этот звук. Везде этот звук. Кап. Кап. Кап-кап. Он не знает, как её починить. Не может вспомнить. — Мама! Мама! Иди сюда! Папа почему-то плачет… *** — С этой видеозаписью нет никакого смысла назначать комиссию. Подождём, пока не пройдёт ровно год. Спишем в архив под доступ уровня «альфа». — Сэр, вы ведь знали, что ему не стоит контактировать с Камнями Бесконечности после… Того инцидента. Фил смотрит на экран не отрываясь, хотя видел эту запись десятки раз, впервые — когда её переслал бледный Старк, чуть не убив Бартона без суда и следствия. Хотя он не может её пересматривать — и не может не смотреть. Филу просто необходимо после каждого звонка Бартона убеждаться, что человек, нависший над распластанной на столе в зале для совещаний Наташей Романофф — не агент Бартон. Не совсем агент Бартон. Это кто-то другой в его теле, его тёмный неродившийся брат-близнец, злой на Наташу за то, что она ему не досталась, расписывает её обездвиженное тело алыми узорами, зажав в руке армейский нож, добавляет тонкие штрихи острым наконечником стрелы. Не Бартон сгибается над ней, яростный и ритмичный, не под ним она снова приходит в сознание, чтобы через мгновение, содрогнувшись, он начал вскрывать ей горло. Ведь действительно не он: глаза у Клинта Бартона — серые, а у этого, на экране, были голубыми, когда он вернулся в зал в одном полотенце и огрел расслабленную Наташу по голове. — Я знал, что обещал ей Локи, — отвечает Фьюри. — И она знала. Но видишь ли, Фил, за всё надо платить. Камень Души должен был признать новых владельцев. Кого-то надо было принести ему в жертву. Добровольно бы никто на такое не согласился. Тёмная лужа растекается по светлой столешнице, и в ней тонут рыжие волосы. Не-Клинт оставляет Наташу на столе и спокойно идёт одеваться, коротко бросив прямо в камеру короткий голубой взгляд. Красные капли беззвучно срываются с края стола. — Он этого никогда не вспомнит, — обещает директор снова и снова. — Подумай о том, что теперь всё хорошо. О том, что это просто сопутствующий ущерб. — О да. Агент Коулсон бьёт с разворота, бьёт, как хотел ударить всё это время, за своих лучших бойцов и почти друзей — и уходит из кабинета, забыв на стуле пиджак, оставив открытый ноутбук со стоп-кадром на столе. Ник Фьюри садится на его место, даже не пытаясь догнать или окрикнуть. Сворачивает запись. Кап. Из разбитого носа на столешницу глухо падает крупная красная капля.