Ты только держись

Следующим утром Дин просыпается, обнаружив, что крепко обнимает подушку. Просто подушку. Каса нет. Одеяло подоткнуто вокруг Дина — нижний край сложен у него под ступнями, верхний тщательно обернут вокруг плеч. Дину тепло и уютно, но Кас ушел. По краям шторы из окна просачиваются тонкие яркие лучи солнца, но в комнате еще полумрак. Дин разлепляет глаза в тусклом свете, ощупывая рукой пустой матрас, где должен быть Кас. Потом обращает внимание на звук льющейся воды и замечает, что дверь в ванную закрыта. Значит, Кас в ванной. Один. Стоп, когда Кас в ванной один, это не всегда хорошо заканчивается, правда? От прилива тревоги сон проходит. Дин отталкивает в сторону подушку и одеяло и садится на кровати, уже планируя, что делать, если окажется, что Касу опять плохо. «Звук похож на воду над раковиной, не в душе, — думает Дин, — так что, можно надеяться, Кас не потерял сознание в душе. Но что если его снова тошнит и он включил воду, чтобы заглушить звук? Или у него снова упало давление и он без сознания…» В этот момент вода затихает. Пока Дин спешит к двери ванной, она распахивается и появляется Кас, уже полностью одетый. — О, ты проснулся! — говорит он. — Доброе утро. — О… привет, — бормочет Дин, от неожиданности сделав несколько шагов назад и опустившись обратно на кровать. Он слегка изумлен тем, насколько нормально выглядит Кас — даже странно видеть его на ногах. Более того, он сменил одежду и теперь в новых чистых брюках и белой рубашке выглядит даже элегантно. Кажется, он только что принял душ: он вытирает голову маленьким полотенцем (явно пытаясь как можно деликатнее обращаться с волосами), и его лицо выглядит распаренным. Здоровым румянцем это не назвать, но все же гораздо лучше, чем его пепельная бледность в последние пару дней. Облик ракового больного почти исчез. Это снова Кастиэль. То есть Кастиэль, каким Дин помнит его с прошлой недели. Кастиэль, который стоит на ногах, ходит и разговаривает; который выглядит нормально и ведет себя нормально; и который, когда его спросишь, непременно скажет, что все нормально. «Просто заканчиваю кое-какие дела», — скажет он, пряча редеющие волосы под шапкой и пропадая в длительные необъяснимые поездки по неведомым «делам». Это Кас, у которого могла быть девушка в Денвере (или даже парень). Кас, который, казалось, так таинственно отдалялся. Хотя признаки, конечно, есть — теперь, когда Дин знает, на что смотреть. Рубашка слегка висит на нем, спадая с плеч на торс и руки более свободно, чем раньше. Ремень затянут до последней дырки, и брюки стали просторными, как будто даже мышцы его бедер истощились. Дин снова отмечает и худобу его лица: как выражены стали его скулы, как проявились морщинки в уголках глаз. И его слегка сутулую осанку. Кас прекращает вытирать голову, сужая глаза, и даже осматривает себя — похоже, пристальное внимание Дина заставляет его думать, что что-то не так. — Я прилично выгляжу? — спрашивает он, глядя на Дина с беспокойством. «Прилично». Это слово напоминает Дину об эпизоде в мужском туалете госпиталя во Флагстаффе. Где их главной проблемой было отчистить плащ Каса и помочь ему причесаться. — Ты выглядишь даже на удивление нормально, — отвечает Дин. Кас еще сильнее прищуривается, явно не доверяя его словам. — Нет, правда, — говорит Дин. «Ты выглядишь хорошо», — хочется сказать ему, но кажется, что это может прозвучать некорректно. (Уместно ли говорить больному раком, что он хорошо выглядит?) Поэтому Дин ограничивается нейтральным: — Определенно прилично. — Надеюсь, ты прав, — отвечает Кас только. Он отворачивается к кухонной стойке и меняет полотенце на обезьянью шапку, откладывая полотенце и надевая шапку так стремительно, что его голова оказывается неприкрытой всего полсекунды. Затем он отходит к окну. Дин наблюдает за ним в тишине, сидя на кровати, все еще привыкая к тому, что Кастиэль снова в полном сознании и передвигается самостоятельно. Кас приоткрывает штору. В комнату прорывается неожиданно яркий свет, и Дин щурится. На подоконнике виднеется маленький темный предмет, контрастно очерченный в солнечном свете: это цветок. — Не хотел будить тебя светом, — говорит Кас. — Но я проснулся пару часов назад с мыслью о цветке. Я вспомнил, что он уже два дня без воды и, наверное, хочет пить. И два дня не видел солнца. Я забеспокоился и поставил его на окно, чтобы ему досталось утреннего света. Но за штору, чтобы ты мог поспать. — Он наклоняется и осматривает цветок. — Я немного полил его, но не знаю, сколько именно воды ему нужно… — Кас хмурится, глядя на цветок, и трогает пальцем землю в нескольких местах. — По-моему, с ним все в порядке… Надеюсь на это. Ты не знаешь, сильно ли ему повредят два дня без воды и солнца? Мне неизвестно, какие у него потребности. Как думаешь, добавить ему еще воды? — Почему нет, — отвечает Дин, понятия не имея, сколько воды нужно цветку. — Если земля сухая, полей его еще чуть-чуть. Кас берет ближайшую бутылку и начинает методично поливать цветок равномерной струйкой по периметру, вращая горшок рукой. Листья цветочка при этом подрагивают — их темные силуэты контрастно очерчены в золотистых лучах. Свет настолько яркий, что Кас с цветком похожи на фигуры в театре теней. Края гладких листьев цветка отливают золотом, и бутоны кажутся практически налитыми огнем оттого, как солнце пробивается сквозь лепестки. Профиль Каса обрисован так четко, словно высечен лазером. Его голова наклонена к цветку, и свисающие косички обезьяньей шапки придают силуэту загадочность, словно он какой-то призрачный древний инкийский бог. «Как мозаика в витраже, — думает Дин. — Или средневековая картина: "Ангел, ухаживающий за цветком"». Солнечная аура вокруг Каса, конечно, до смешного напоминает сияние нимба — настолько, что Дину хочется пошутить на эту тему. Но шутка не рождается. Вместо этого Дин вдруг осознает с абсолютной уверенностью, что он никогда не забудет этот образ Кастиэля с маленьким цветком, очерченный утренним солнцем. «Он похож на ангела, — думает Дин. — Он всегда останется ангелом». Что бы ни случилось. В каком бы обличье он ни был, сколько бы сил ни потерял, каким бы больным и слабеющим ни было его тело. Сколько бы времени ему ни оставалось. Кастиэль всегда будет ангелом. У Дина щемит в горле и начинает щипать в глазах. В этот момент Кас произносит: — Повезло, что меня на него не вырвало, правда? Дин едва не давится смешком. — Вот уж умеешь испортить момент… — ворчит он себе под нос. — Что? — переспрашивает Кас, глядя на него вопросительно. — Ничего, ничего. Да, очень удачно, что тебя на него не вырвало, и давай это так и оставим. — Дин встает и обходит Каса, чтобы пошире раздвинуть шторы и впустить в комнату свет. — Ну что, новый день? — говорит он, пытаясь сосредоточиться на следующей задаче: что потребуется Касу сегодня? — Должен сказать, ты выглядишь гораздо лучше. Хорошо спал? — Да, даже очень хорошо, — отвечает Кас, глядя на него с улыбкой. — А ты? Дин собирается ответить «Я спал как младенец», но внезапно не может произнести ни слова, потому что только сейчас вспоминает, что прошлую ночь они провели практически в объятиях друг друга. Он поворачивается к веревке, раздвигающей шторы, и возится с ней так неуклюже, что случайно начинает закрывать шторы назад. Подразумевает ли Кас то, как они обнимали друг друга? Это поэтому он слегка улыбается? Дин ведь на самом деле обнял Каса. И Кас притянул Дина ближе. И положил руку ему на пояс. Конечно, между ними было одеяло. Критическое одеяло. Оно надежно их разделяло. Положение одеяла кажется крайне важным: Дин лежал поверх него, Кас — под ним, а значит они не «спали друг с другом» — не по-настоящему. Они спали просто рядом друг с другом. То есть… совсем рядом друг с другом, если уж откровенно. Но ведь Дин остался у Каса просто на случай, если тому понадобится помощь. (Уж точно Дин именно так объяснит это Сэму.) Может быть, они и оказались в одной кровати, совсем близко, но все было абсолютно прилично. Ведь было одеяло! Одеяло все меняет. Одеяло важно. Мысль «А, ну ладно, раз было одеяло, значит ничего гейского в этом нет» проплывает у Дина в голове, и ему самому становится смешно. «Что я, черт возьми, делаю? Чего я добиваюсь? Я действительно всего лишь… помогал Касу, оберегал его, как казалось в тот момент? Или в этом было что-то еще? Чего я хочу-то? И главное: чего хочет Кас? И что ему нужно?» — Дин? — зовет Кас. На его лице появляется беспокойство. — Ты меня слышишь? Ты хорошо спал? Тебе нужно еще поспать? — Нет, я хорошо спал, — отзывается Дин и вновь раздвигает шторы, пытаясь не обращать внимания на все сложные вопросы, возникшие в его голове. — А ты? — Я тоже спал хорошо… — повторяет Кас. — Как ты себя чувствуешь сейчас? — Э… хорошо, — отвечает Дин, в конце концов оставив шторы в покое. — А ты? — Хорошо, — вторит ему Кас. — А ты? — Хорошо, — отвечает Дин автоматически. Разговор каким-то образом зациклился на бесконечных «хорошо», поэтому Дин хлопает в ладоши и, потирая руки, объявляет: — Ну ладно, я только сбегаю в соседний номер в душ! Сейчас вернусь. Ты пока расслабься. Однако мысли «Чего я на самом деле хочу? Чего на самом деле хочет Кас?» преследуют Дина до самого его номера. Они плывут за ним по прохладному утреннему воздуху в темную комнату, где еще спит Сэм, и дальше, в душ, где их до конца не смывает даже струя горячей воды. И вскоре фоном к ним добавляется неизбежный гнетущий барабанный бой: «Диагноз? Прогноз?»

***

Сэм начинает жаловаться, что Дин «слишком громко бреется», но в конечном итоге просыпается, приподнимается на локте и спрашивает: — Как там Кас? Живой? — Да, выглядит гораздо лучше, — откликается Дин, глядя на себя в зеркало и обрабатывая бритвой последний участок под носом. — Даже встал и ходит сам. — Что ж, это облегчение, — говорит Сэм. Он садится на кровати и потягивается. — Думаешь, он сможет позавтракать? И поужинать завтра, в День благодарения? Дин смотрит на него с удивлением. — Я опять совсем забыл про День благодарения, — признается он. Сэм смеется. — Ну, он уже завтра. Я подумал, надо бы что-то спланировать. Пусть даже бутерброды с индейкой. Но хоть какой-то семейный ужин. — Он обводит взглядом тесный номер мотеля. — Мы могли бы устроить ужин прямо здесь. Может быть, заказать доставку еды? Некоторые рестораны в этот день доставляют. Еще, наверное, можно найти где-нибудь три блюда. И, может, кино посмотрим? Касу, кажется, нравятся фильмы? Дин отворачивается назад к зеркалу и невольно улыбается: День благодарения с Касом. Конечно. (Ему даже странно видеть в зеркале собственную улыбку. Почти так же странно, как видеть Кастиэля на ногах.) — Отличная идея, Сэм, — отвечает Дин, вытирая остатки крема для бритья. — И давай начнем с того, что свозим его на завтрак прямо сейчас. Если он уже может есть. Твоя очередь в ванной — и давай побыстрее, чтобы наш дружок с раком не ждал! При словах «дружок с раком» Сэма заметно передергивает, и Дин швыряет в него каплей пены для бритья. — Да ладно, не морщись. Если часто произносить это слово, то мы к нему привыкнем и оно перестанет быть страшным. Так? — Так… — соглашается Сэм послушно. Но вид у него неуверенный.

***

Сэм быстро принимает душ и одевается, но потом, натягивая кроссовки, замедляется. Дин уже надел куртку и готов идти в соседний номер, когда замечает, что Сэм сидит на стуле в одном ботинке, рассеянно глядя на второй у себя в руке. — Сэм? — окликает его Дин, уже взявшись за ручку двери. — Подсказка: этот ботинок надо надеть на другую ногу. На ту, где нет ботинка. — Да… — рассеянно отвечает Сэм. — Просто задумался. — Поделишься с коллективом? Сэм отвечает медленно: — Да просто… ты не думаешь, что Чак бы заметил? Чак. Дин, на самом деле, задумывался об этом. И пытался отогнать от себя эту мысль. Он нехотя отворачивается от двери. — Что ты хочешь сказать? — Ну… он же Бог, — говорит Сэм, глядя на брата. — Он бы знал, что у оболочки Каса… опухоль, ты так не думаешь? Я понимаю, что Чак и сам был болен под конец и, наверное, не очень обращал внимание на происходящее вокруг. Но такие вещи ведь не мгновенно появляются. Опухоль же должна была расти уже какое-то время, верно? — Сэм опускает взгляд на пол. — Он должен был знать, что оболочка Каса нездорова. Должен был. Он же должен знать все. И он мог вылечить Каса… моментально, одной мыслью. И не сделал этого. Он что, хотел, чтобы Касу пришлось через это пройти? Дин опускается на стул, развернув его к Сэму. — Это какая-то безумная теория. Он же столько раз спасал Каса… — Но и жизнь ему не облегчил при этом, — замечает Сэм. — Может ли так быть, что он наградил Каса раком специально? Дину не хочется даже думать о подобной вероятности, потому что тогда неизбежно возникает вопрос: «Это что, часть Божьего плана? Касу суждено умереть?» Он решительно мотает головой, но понимает, что не может подобрать убедительного возражения. — Слушай, мы этого никогда не узнаем, — говорит он наконец. — Если мы что и знаем о Чаке, так это то, что все наши теории в отношении него всегда оказывались далеки от правды. И знаешь… у меня такое ощущение, что он на самом деле не настолько уж всезнающий, как принято считать. Он же оказался каким-то… не знаю… вовсе не таким великим, как мы думали? И не таким уж благодетельным. Сэм размышляет об этом. — Да, эмпатии ему явно недоставало, — признает он наконец. — И дальновидности, — добавляет Дин. — Ладно, чего уж там, чувак оказался на два порядка примитивнее и мелочнее, чем я себе представлял. Сэм усмехается. — Да уж, мы на нем и Люцифере опробовали психологические приемы, которых я набрался у Опры! И это сработало! — Ну, Опра — не промах, это надо признать, — отвечает Дин. Сэм улыбается слабой улыбкой, но длится она недолго. — Есть ведь еще и другой вариант… откуда мог взяться рак. — Он смотрит на Дина, уже угрюмо. — От Люцифера. Дин кивает. И эта мысль ему в голову приходила. — Вот мало нам разбираться с раком, — говорит он, — теперь надо еще и беспокоиться, не божественная ли это опухоль или не сатанинская? — Сэм снова грустно усмехается, и Дин продолжает: — Но ты прав. Люцифер пользовался оболочкой Каса и мог что-то с ней сделать. — Может быть даже, Чак наградил эту оболочку раком, чтобы наказать Люцифера, а вовсе не Каса, — добавляет Сэм. — Или, может, это Люцифер спровоцировал рак. Специально. Он запросто мог. — Типа, такая подлянка Касу на прощанье? Сэм кивает. — Или даже ненамеренная порча. Знаешь, когда он в оболочке, ощущение… — Сэм колеблется. — Ощущение просто поганейшее, если честно. Ощущение такое, что он наносит ущерб каждую секунду. Не только душе или сознанию, но, может быть, и телу тоже. — Сэм умолкает, глядя вниз. Потом осматривает себя. — Мне всегда было удивительно, что я вернулся из Ада физически невредимым. — Ну, тебя же вызволил ангел, — отвечает Дин. — И с тех пор еще излечивал несколько раз. — Надо спросить у него прямо, есть ли способ вернуть ему могущество, — решает Сэм. — Надо с ним поговорить. — Да, — соглашается Дин со вздохом. — И спросить, виноват ли в этом Люцифер, или Чак, или еще кто. Если он знает, конечно. — И выяснить, какой именно у него диагноз, — добавляет Сэм. — И прогноз. Не забудь про прогноз. — И график лечения. Сколько еще циклов химии, какие лекарства, какие у него назначены визиты ко врачам, результаты обследований, операции — все детали. — Сэм наконец начинает надевать второй ботинок. — Думаешь, он захочет об этом разговаривать? Дин закатывает глаза. — Ты знаком с моим другом Кастиэлем? Его любимое занятие — это завести мучительную тайну и никому о ней не рассказывать. — Что ж, в таком случае придется прижать его к стенке, — говорит Сэм решительно. Ботинок наконец надет, и он встает со стула. — Пошли. Накормим его завтраком. — И устроим допрос с пристрастием? — И устроим допрос с пристрастием. Вместе они отправляются в соседний номер.

***

Однако, когда Дин, постучав, приоткрывает дверь и Сэм выглядывает из-за его плеча, они с удивлением обнаруживают, что Кастиэль бережно упаковывает цветочек в картонную обувную коробку, проложенную по краям рубашкой. Его сумка стоит на стуле собранная и застегнутая, а на столе выложены в рядок опрятно сложенные синий свитер, бежевый шарф и лоскут какой-то синей ткани. Остальной скудный гардероб Каса вместе с лекарствами и набором шапок упакован в видавший виды чемоданчик, раскрытый на кровати. Все это выглядит на удивление организованно, и оглядываясь вокруг, Дин понимает, что Кас прибрал в комнате весь беспорядок, остававшийся после прошедших двух дней. Несколько нетронутых бутылок воды еще стоят на кухонной стойке, но пустые бутылки выброшены в мусор, и все противни и кастрюли помыты и убраны. — Доброе утро, Сэм, — говорит Кас оживленно, и Сэм улыбается в ответ. — Номер нужно освободить до одиннадцати, — продолжает Кас, — так что я начал собирать вещи. Сейчас уже почти десять. Я знаю, что вы, наверное, захотите позавтракать, поэтому… — Погоди, — говорит Дин. — Что значит «освободить номер»? — Ты разве не живешь здесь всю неделю? — спрашивает Сэм. Кас качает головой. Он берет со стола синий свитер, продевает руки в рукава и останавливается, чтобы стянуть шапку. — Я обычно снимаю здесь номер на две ночи, — говорит он, надевая свитер через голову. В тот же момент, как его голова появляется в прорези ворота, он надевает шапку обратно и, расправляя свитер, добавляет: — По однодневным неделям, я имею в виду. — По… каким неделям? — переспрашивает Дин. — По однодневным, — повторяет Кас. Он берет со стола бежевый шарф и начинает обматывать его вокруг шеи. — То есть по тем, когда у меня один день химии. В эти недели я ночую здесь две ночи после процедуры. Например, на этой неделе она была в понедельник, и я остановился здесь на понедельник и вторник. Обычно только ночь понедельника проблематичная, реже — вторника. Но к третьему дню я уже ходячий. — Он говорит все это так по-деловому, как будто мученический ад, через который он прошел на глазах у Дина каких-то два дня назад, — это всего-навсего несущественная, слегка «проблематичная» деталь. — И что, раз ты «ходячий», надо уезжать? — спрашивает Сэм. — Ты не хочешь еще отдохнуть? — О, двух ночей достаточно, — отвечает Кас коротко. Сэм с Дином переглядываются. «Деньги?» — спрашивает Сэм одними губами, и Дин кивает. Уперев руки в бока, Дин говорит: — Мы заплатим за номер, если дело в этом. — Нам ничего не стоит за него заплатить, — поддерживает его Сэм. Кас на секунду перестает поправлять шарф на шее и смотрит на них. — Я ценю это, но со мной все в порядке, — говорит он наконец, подтыкая концы шарфа. После этого он принимается упаковывать оставшиеся вещи в чемодан на кровати. — До конца недели мне не понадобится помощь. Я признателен вам за заботу, но… полагаю, теперь вам пора отправляться назад в бункер? На праздник. Праздник. — Вообще-то мы планировали отметить День благодарения здесь, — говорит Дин. — Это когда мы еще думали, что наш друг-ангел останется и поужинает с нами. Но если у тебя другие планы… — И как только Дин это произносит, он понимает, что у Каса, возможно, и правда есть другие планы. Потому что теперь Кас смотрит на Сэма и Дина по очереди со странным выражением тоски пополам с сожалением. Потом отворачивается к столу, где остался лежать свернутый лоскут синей ткани. — Если честно, я бы с большим удовольствием остался, — говорит он. — Но у меня, к сожалению, действительно есть обязательства. — Он поднимает со стола ткань и расправляет ее. Это оказывается его рабочий жилет. Кас надевает его поверх свитера и проверяет, надежно ли закреплен бедж. — Мне пора на работу, — объявляет он, отходит к кровати и начинает закрывать чемодан. — Стой! — восклицает Дин, хватая его за плечо. — Погоди, погоди-ка, одну минуточку, не так быстро! То есть как это на работу? И где ты собираешься ночевать? Кас смотрит на него твердо. — Так, на работу. В магазин, где я трудоустроен. Я работаю там четыре дня в неделю. А ночую в подсобке. Дин медленно отпускает его руку, слишком потрясенный, чтобы что-то сказать. Сэм тоже, кажется, потерял дар речи, и долгое время они оба только смотрят на Каса в изумлении. — Моя смена начинается через три часа, — сообщает Кас и застегивает чемодан. Сказанное Касом настолько непостижимо, что Дин сначала даже не может придумать, что ответить, и наконец это Сэм восклицает: — Кас, ты еще работаешь? Во время химиотерапии?! Касу явно становится неуютно. — Да. Я беру выходной на день химии и следующий день. Но на третий день я работаю половину смены. И потом три полных дня, если мне дают достаточно часов. Иногда в двойную смену… — По мере того, как он все это объясняет, его плечи опадают, как будто ему тяжело уже от одного описания. — И затем еще иногда полсмены в последний день… Потом я еду сюда, и все начинается заново. — Он поднимает взгляд на братьев. В его глазах видна нескрываемая усталость, но он заключает: — Это не так уж плохо. — Погоди-ка, стоп, — произносит Дин, пытаясь осмыслить ужасающее расписание, которое только что обрисовал Кас. — Стоп. Ты что, сейчас туда собрался? Это сегодня у тебя полсмены? — Кас кивает. — Через сорок восемь часов после химии? — переспрашивает Дин. — Да еще и в канун Дня благодарения? И погоди, ты… погоди, ты спишь где?! — В подсобке, — отвечает Кас. Он поднимает с кровати чемодан одной рукой и набрасывает сумку на другое плечо. В последнюю очередь свободной рукой он сгребает со стола коробку с цветком и смотрит на Дина. — Я так уже делал несколько лет назад, в Айдахо — помнишь, Дин? Когда ты приезжал навестить меня? Помнишь, я тогда тоже ночевал в подсобке? Сэм бросает на Дина недоуменный взгляд. На мгновение Дин совершенно сбит с толку, так как он и понятия не имел — до этой самой секунды, — что Кас ночевал в подсобке в том магазине в Айдахо. — Все просто, — продолжает Кас. — Нужен только спальный мешок и туалетные принадлежности. Зубная щетка, дезодорант, набор для бритья… хотя, наверное, последний мне скоро больше не понадобится. Как бы там ни было, все это хранится у меня в машине. В багажнике есть спальный мешок. И подушка. — Он заставляет себя расправить плечи и поднять подбородок. — Со мной все будет в порядке. Дин шагает к нему и пытается вырвать чемодан у него из рук. Кас сопротивляется, вцепившись в чемодан со словами: «Дин…» — но Дин перебивает его со всей убедительностью, на которую способен: — Кас, нельзя так жить! Нельзя тебе работать! Ты что, с ума сошел?! Ну не сейчас же… Не во время химии! Подойдя с другой стороны, Сэм осторожно вынимает у Каса из руки цветок и снимает с его плеча сумку. Кас выхватывает цветок обратно, бережно сжимая коробку, но, кажется, понимает, что сумку и чемодан уже не удержать. — Дин прав, — говорит Сэм мягко. — Тебе правда нужно отдыхать, Кас. Человеческие тела не могут работать так, на износ, когда больны. Уж поверь нам. — Мы либо останемся здесь, в мотеле, либо отвезем тебя назад в бункер, — объявляет Дин, — но в любом случае ты будешь отдыхать. Я серьезно. — Но Дин, — отвечает Кас, обеими руками сжимая коробку с цветком, — я должен работать! — Нет, не должен, — возражает Дин. — Нет, должен! — настаивает Кас уже раздраженно, как будто братья не понимают очевидных вещей. — Я должен работать тридцать часов в неделю для медицинской страховки. Вы что, не понимаете? Иначе я не смогу позволить себе лечение! Сэм и Дин смотрят на него молча. Потом в отчаянии переглядываются. Сэм со вздохом опускается на кровать, все еще с сумкой Каса в руках. — Боже, храни Америку… — ворчит он, качая головой. Дин садится рядом, поставив чемодан. — Знаешь, по-моему, даже Чак не мог напортачить настолько, чтобы получилась американская система здравоохранения. — Я почти уверен, что к ней приложил руку либо Люцифер, либо Кроули, — говорит Кас. — Может быть, и оба. — Он тихо вздыхает. — Могу поклясться, я почувствовал душок демонических сделок, и немаленьких, еще когда заполнял страховые документы. — Тридцать часов в неделю… — бормочет Сэм. — Понятно. Это минимум для полной занятости, да? И при полной занятости работникам положена медицинская страховка. Но погоди… разве у них нет какого-то покрытия нетрудоспособности? Чтобы тебе не надо было работать? Кас качает головой. — Оно положено не раньше, чем через полгода после начала работы, — объясняет он. — Мне еще повезло получить страховку. — Помолчав, он сознается: — К тому же мне нужны деньги. — Он обводит взглядом комнату: беспокойство и напряженность теперь отчетливо читаются в его голосе и на лице. — Это сплошная… тревога. Расходов так много… Этот номер в мотеле даже на несколько дней в неделю обходится в сто восемьдесят долларов, и это самый дешевый, что я смог найти, где нет тараканов. — Кас медленно садится на стул и бережно ставит коробку с цветком на колени. — Потом, бензин для машины. Вода, крекеры, еда — хоть сейчас я и мало ем. Доплата за лечение, лекарства… — Он вздыхает. — Есть еще такая вещь, как страховая франшиза… Вторая операция съела все мои сбережения. «Вторая операция?» — думает Дин, и они с Сэмом снова мрачно переглядываются. Кас не замечает — он ссутулился на стуле, как будто весь стресс и тревога настигли его в один момент. — Разобраться во всем этом было так трудно, — признается он. — В какой-то момент… я даже думал, это выше моих сил, если честно. Столько терминологии… А количество бумаг просто невообразимое! В комнате повисает тишина: Кас сидит на стуле, уставившись в пол; Сэм и Дин наблюдают за ним с кровати. Несколько секунд спустя он глубокомысленно добавляет: — Знаете, я сейчас подумал: это действительно очень похоже на дело рук Кроули. Сэм тихо спрашивает: — Это поэтому ты работал так по многу часов? Кас кивает. — Поэтому ты вообще устроился на работу, — добавляет Дин, и Кас кивает снова. «Вообще-то, я решил, что, пожалуй, найду работу», — сказал Кас в тот день, когда вернулся в бункер. Когда спустился по лестнице так напряженно, держался так осторожно… и так стремился избежать объятия Дина, что даже обошел стол с противоположной стороны. И то и дело прикасался рукой к животу. Эти шрамы у него на животе… Если подумать, ведь похоже, что Кас тогда пришел сразу после операции — наверное, едва встав на ноги. Швы, вероятно, еще не зажили. И потом был период, когда Кас возвращался поздно, работал в двойную смену, ездил туда и обратно каждый день. Перехватывал несколько часов сна в бункере и с рассветом отправлялся назад. От одной мысли об этом Дина разбирает злость. Злость на больницы, на бестолковую систему здравоохранения. На Люцифера, на Чака, на Судьбу. Ему приходится сделать несколько глубоких вздохов, чтобы только успокоиться. — Кас, — говорит Сэм, — базу данных страховой компании, в конце концов, можно взломать. Ты же сейчас в основном в Колорадо лечишься, да? И немного в Канзасе? Кас кивает. — Наша заправочная компания имеет филиалы по всей стране, поэтому покрывает лечение в любом штате. В этом смысле мне повезло: я могу работать в Канзасе, рядом с вами, но лечиться в Колорадо, где франшиза не такая большая. И еще мой первый врач — в Аризоне. Я до сих пор с ним иногда консультируюсь. — Ладно, три штата. С этим можно справиться, — говорит Сэм. — Думаю, я смогу сделать тебе фальшивые документы в этих трех штатах. В смысле, документы, к которым привязан страховой полис. — И мы определенно можем заплатить за мотель, — добавляет Дин. — И взять на себя доплату за лекарства и прочие расходы. Господи, Кас, ну нужно же было нам сказать! То есть… серьезно, нужно было, ты это понимаешь? — Я не хотел вас тревожить, — говорит Кас тихо. Сэм, похоже, еще размышляет над планом взлома базы данных, потому что говорит: — Моментально это может не получиться. А полис тебе нужен уже на следующей неделе… Хм. — Он смотрит на Дина и поясняет: — Может быть, сразу у него уволиться и не получится. То есть… не прямо на этой неделе. Надо убедиться, что он сейчас не останется без страховки. — Я все равно уже вызвался выйти на работу в праздники, — говорит Кас. — Мне было бы неудобно подводить коллег. — Он достает из кармана телефон и смотрит на время. — На самом деле, я волнуюсь, что уже опаздываю, а сегодня критическая смена. Никто не хотел работать в конце этой недели, так что я взял на себя смены с вечера среды до утра воскресенья, и меня предупредили, что среда — то есть сегодня — это самый оживленный день в году. Это ведь так? И суббота — второй по количеству посетителей день. — Дин и Сэм кивают, и Кас встает. — Ну, в таком случае я пошел. — И мы идем! — восклицает Дин. — И будем помогать. Кас растерянно моргает, но Сэм понимает все сразу. Он расплывается в улыбке: — Я пойду соберу наши вещи. Вы идите сдавайте ключи. Через секунду его уже нет в комнате. Кас недоуменно смотрит ему вслед. — Я не понимаю… — говорит он Дину. — У тебя теперь двое помощников, — объясняет Дин, берет чемодан и сумку Каса и направляется к двери. — Надеюсь, ты не возражаешь подучить стажеров? Пошли, а то опоздаем на нашу смену. — Нет, вам нельзя! — протестует Кас, спеша вслед за ним с цветком. — Это же праздник, вы должны быть с семьей… — Именно, — перебивает его Дин. — Мы должны быть с семьей, поэтому мы едем с тобой. К тому же мы никогда еще не справляли День благодарения в магазине. Я слышал, у вас отменные пироги!