***
Поначалу кажется, что будет легче. Ранним вечером Сэм приезжает к госпиталю на Импале, чтобы забрать Каса и Дина, и в тот момент Кас еще в полном порядке. Сэм даже слегка удивлен, увидев, что он на ногах и самостоятельно ходит, и Дин начинает чувствовать осторожный оптимизм. Но пока они вместе идут через парковку к машине, Дин вспоминает, что в прошлый раз Кас тоже поначалу выглядел нормально. Пока внезапно ему не стало плохо. Поэтому, просто на всякий случай, Дин настаивает на том, что машину поведет он. Он забирает у Сэма ключи, прогоняет его на заднее сиденье и велит Касу сесть рядом с собой впереди, где Дин может за ним присматривать. «Я знаю дорогу до мотеля», — говорит он, садясь за руль. Сэм театрально вздыхает. Конечно, в том, что Дин забирает у него ключи, нет ничего нового. Но сегодня Дин хочет быть за рулем потому, что на этот раз он твердо намерен не пропустить критический съезд. На этот раз он поведет машину как можно более аккуратно; на этот раз не будет никаких метаний из ряда в ряд, никаких отклонений от курса. На этот раз Дин не будет докучать Касу неудобными вопросами. Дин доставит Каса в мотель плавно и стремительно, так что никто и глазом моргнуть не успеет… Чтобы бедному Касу не пришлось снова ползать по земле у обочины, как побитому псу. Теперь, когда они все вместе едут в Импале в жуткий мотель, тот вечер снова оживает в памяти Дина. И больше всего Дину хочется, чтобы сегодня все прошло для Кастиэля как можно более гладко. Дин действительно не пропускает съезд и действительно плавно проходит все повороты. Поездка идет как по маслу, и они почти успевают добраться до мотеля к тому моменту, когда Каса начинает тошнить. К счастью, еще одно новшество сегодняшней поездки — в том, что теперь на переднем сиденье свалена целая куча полиэтиленовых пакетов. Каса их наличие явно успокаивает: он сжимает один из них в руках всю дорогу от самого госпиталя. Он принял и несколько других мер предосторожности: снял заранее свой шарф и обезьянью шапку. (Шапку он бережно отдал Сэму, сменив ее на простую синюю — еще одну из набора, купленного Сэмом. Синюю оказалось можно стирать, и у нее нет свисающих косичек, которые легко запачкать). Кас, кажется, больше не трудится скрывать симптомы от Сэма и Дина. Поэтому, когда тошнота настигает его, во всяком случае, он лучше к ней готов. «По крайней мере, на этот раз у него в руках пакет», — думает Дин, паркуясь у обочины, чтобы поддержать Каса за плечи, пока его тошнит. (Сэм пытается помочь, чем может, с заднего сиденья: открывает бутылку с водой и расправляет еще пару пакетов на случай, если они понадобятся). «По крайней мере, у него есть пакет, — думает Дин. — По крайней мере, Сэм рядом. По крайней мере, Кас может остаться в машине, в тепле. И уже переодел шапку. По крайней мере, он не летит лицом в асфальт». Но все равно это ужасно. Ужасно видеть Каса таким беспомощным, захваченным врасплох: первый приступ рвоты настолько сильный, что вызывает у него судороги, заставляя его сгибаться при каждом спазме, опуская голову к коленям, и хватать ртом воздух между приступами. Ужасно видеть, как он не может вздохнуть, как мучается. И особенно ужасно снова понимать, что, несмотря на все тщательные приготовления Сэма и Дина, Кастиэль все равно будет сегодня страдать. Страдать сильно. И еще как-то особенно, необъяснимо жутко оттого, что фоном всему этому служит память о прошлой ночи, не оставляющая Дина. Контраст более чем разительный; Дин пытается не думать об этом, но в его голове то и дело всплывают соблазнительные картины невероятных событий, случившихся всего лишь вечер назад. Всего каких-то несколько часов назад. Такое впечатление, что они дразнят его — эти воспоминания о том, как Кас улыбался ему с расстояния в пару дюймов… как волшебно рука Каса прокладывала себе путь по коже Дина. Тот обалденный момент, когда намерения Каса вдруг стали кристально ясны — как просто он об этом сказал и как уверенно взял то, что хотел. Удивление, шок и неверие, которые испытал Дин; облегчение, и наслаждение, и чистый, незамутненный восторг… Возможно ли, чтобы в мире на самом деле существовало такое удовольствие? Всего лишь ночь назад, в этом мире, в том самом мире, где есть рак и химия? Прошлой ночью Дин словно ступил в сокровенный волшебный сад, о существовании которого не смел даже мечтать… только чтобы несколько часов спустя увидеть, как налетел ураган и разметал его в клочья. Кажется, что от него совсем ничего не осталось в сравнении с мучениями, которые сейчас испытывает Кас. Дин смотрит, как Кастиэля выворачивает, и не может помочь ничем, кроме как пытаться поддерживать его за плечи и бесполезно поглаживать по спине. Наконец приступ достигает некоего затишья. Кас немного выпрямляется, поднимает голову, и его дыхание выравнивается. Дин забирает пакет у него из рук — осторожно, чтобы не пролить неприятное содержимое, — и начинает завязывать пакет узлом. Сэм говорит: «Отдай мне, я с этим разберусь», — и Дин чрезвычайно ему признателен. Сэм забирает пакет. Может быть, он упаковал его в три слоя, чтобы утилизировать потом, а может быть, просто выкинул за окно — Дин не видит. Он занят тем, что уговаривает Каса попить воды. Кас делает несколько глотков и безвольно прислоняется к двери. Он откидывает голову на спинку сиденья и закрывает глаза. — Простите, — бормочет он с закрытыми глазами. — Теперь можно ехать. — Смотри на вещи позитивно: по крайней мере, на этот раз мы почти добрались до мотеля, — замечает Дин, пытаясь добавить в ситуацию оптимизма. Он переключает передачу и плавно выводит Импалу обратно на дорогу. — И на этот раз обошлось без падений лицом в асфальт. Уже лучше, чем на прошлой неделе, а, Кас? Кас не отвечает, но Сэм тихо бормочет с заднего сиденья: — Это лучше? Дин ловит его взгляд в зеркале заднего вида. Как если бы всего остального было мало, ужасно еще и видеть выражение в глазах Сэма. Дин молча качает головой, имея в виду: «Веди себя так, словно все это мелочи». Рот Сэма сжимается, но он кратко кивает и больше ничего не говорит.***
— Ему уже так плохо, — шепчет Сэм Дину, — а прошло всего около часа. Как долго, ты сказал, это продолжается? То есть, сколько это продолжалось на прошлой неделе? Они стоят рядом с номером Каса у открытого багажника Импалы и надевают свои кофты с запахом гигантского ленивца на холодном ночном ветру. Ботинки немного скользят на обледеневшем асфальте. Они оставили Каса всего минуту назад в относительно сносном состоянии — сидящим на кровати и уверяющим, что он в порядке («Серьезно, идите надевайте свои костюмы ленивца»). Казалось, что это подходящий момент, чтобы натянуть кофты и достать из машины еще нитриловых перчаток. И удачная возможность перекинуться парой слов так, чтобы Кас не слышал. — В сущности, целые сутки, — шепчет в ответ Дин, надевая перчатки. — Ночь и следующий день. — Сэм выглядит задумчивым: доставая пару перчаток, он долго смотрит на упаковку, как будто вычисляет, сколько еще пар ему понадобится. Дин решает, что лучше обрисовать для него полную картину, и добавляет: — Рвота с кровью и всеми сопутствующими всю ночь и большую часть утра, примерно до полудня. Потом на остаток вторника он впал в почти коматозное состояние. Проспал весь вечер вторника и всю ночь напролет. Есть все еще не мог, но его уже особо не тошнило. Есть он начал, по сути, только в среду. Сэм обдумывает это и берет большую горсть запасных перчаток, засовывая их в карман джинсов. — При таком раскладе высока вероятность обезвоживания, — говорит он. — Думаю, стоит позвонить дежурной сестре… Но Дин не успевает ответить, потому что в этот момент из комнаты Каса доносится громкий удар и треск. Сэм захлопывает багажник, и они оба бросаются назад в номер, где находят Кастиэля свернувшимся на полу на пути в ванную, рядом с перевернутым стулом. По крайней мере, приземлился он на одну из подушек, что разложил для него Сэм, но он уже ищет ближайший лоток, и когда Дин подскакивает к нему, чтобы помочь, оказывается, что его лихорадит. Потом снова начинается рвота — теперь она с кровью, и Кас заметно бледнеет. После этого Сэму с Дином долгое время не удается поговорить. Следует всплеск активности, пока они оба затаскивают Каса обратно на кровать, расставляют возле подушки емкости на случай рвоты и подтирают уже заляпанный пол. Наконец они разбираются со срочными делами достаточно, чтобы оторваться и наскоро обсудить, не слишком ли много крови теряет Кас: как и на прошлой неделе, у него изо рта капает кровь, медленно, но стабильно. За прошедшую неделю Сэм с Дином вычитали в интернете, что кровотечение из «эпителия полости рта» при химиотерапии нередко, однако «чрезмерное кровотечение» — это повод для беспокойства. Вскоре между братьями завязывается возбужденный спор в углу комнаты о том, какое количество крови является «чрезмерным». Кас пользуется тем, что они отвлеклись, и снова пытается встать с кровати, чтобы самостоятельно добраться до ванной (похоже, он вернулся к своему исходному плану пролежать на полу ванной весь самый тяжелый период). На этот раз он падает прямо с кровати головой вперед — до того, как они успевают заметить, что происходит. Он приземляется неудачно, лицом в пол, так что из носа у него начинает хлестать кровь. — Вот это уже чрезмерное кровотечение! — восклицает Сэм, бросаясь за кубиками льда и полотенцем, пока Дин хватает пригоршню салфеток и пытается помочь Касу остановить кровь. Кас согнулся на коленях, зажимая нос руками. Кровь течет сквозь его пальцы, и он бормочет: «Только не запачкайся, осторожно, не трогай кровь…» — Мы знаем, Кас, не волнуйся, — отвечает Дин. — У нас миллион перчаток. И мы отмоем пол. — Ему удается приподнять голову Каса, чтобы осмотреть его лицо: крови на самом деле не так уж и много (по меркам увечий Винчестеров), но Дина все равно терзают досада, тревога и чувство вины. Он на секунду отвернулся, позволил себе отвлечься разговором с Сэмом — они оба отвлеклись, — и Кас упал, и теперь он, бедняга, истекает кровью. На скуле у Каса проявляется большой синяк, и похоже, что он еще и рассек губу. В этот момент глаза Каса расширяются и его лицо еще сильнее бледнеет под размазанной кровью. Его снова вот-вот стошнит. Дин не знает, как ему помочь, помимо того чтобы поддерживать его за плечи, пока его рвет — теперь еще и с каскадом крови, льющимся из носа поверх всего прочего. Настает момент, когда Кас вообще не может вздохнуть — ему стало трудно дышать через нос, и на несколько жутких секунд кажется, что он вот-вот задохнется. Дин с силой ударяет его по спине, и Кас отхаркивает сгусток крови, делая судорожный громкий глоток воздуха. Несколько секунд спустя ему наконец удается восстановить дыхание. — Ничего, — говорит он. — Я в порядке. — Ты остаешься в кровати, — приказывает ему Дин. Сэм нависает рядом с кубиками льда, и кровотечение из носа уже уменьшилось, но Дин настолько взвинчен случившимся, что начинает злиться. — Мы же уже говорили об этом! На этот раз ты остаешься в кровати! Ты что, забыл?! Мы будем приносить тебе кастрюли, чтобы тебе не пришлось проводить ночь на полу ванной! Это значит, что ты остаешься В КРОВАТИ. А не падаешь НА ПОЛ. Ясно? — Я знаю, но… — начинает Кас. Они вдвоем затаскивают его на матрас, Дин — одной рукой зажимая его нос комком окровавленных салфеток. Кас продолжает, гнусавя через салфетки: — Я знаю, но… но… тошнота сегодня хуже, Дин, в некоторые недели она сильнее, и я испачкаю постель, я уже знаю, я ее испорчу, я не смогу это контролировать… — Под постельным бельем есть прокладка, — говорит Сэм, пока они укладывают Каса в кровать. Кас все еще слабо сопротивляется, пытаясь сесть, хотя и без особого энтузиазма, и Дин в конце концов теряет терпение. Он вцепляется Касу в плечи и силой прижимает его к матрасу, пока Кас не унимается. — Я проложил под простыню полиэтиленовый наматрасник, — объясняет Сэм, дипломатично игнорируя неуклюжую борьбу, происходящую рядом. Кас наконец успокаивается, и Дин проверяет салфетки, превратившиеся в мокрый красный комок. Он заменяет их на влажное полотенце, которое тоже моментально краснеет. — Так что матрасу ничего не будет, — продолжает Сэм бодро. — А простыни я купил специально подержанные, это даже не отельные простыни. И потом, видишь эти полотенца сверху? — Сэм подсовывает чистые полотенца под туловище Каса и вокруг него. — Я не успел тебе сказать, но сегодня я нашел целую кипу полотенец в местном секонд-хенде. Они продавались всего по двадцать пять центов за штуку, и я взял их с запасом. Так что ты можешь оставаться на кровати, Кас, правда. Ты главное отдыхай. Мы с Дином просто заменим полотенца, если нужно. Вот, приложи лед к носу. Заверни его сначала в полотенце… — Суть в том, — резюмирует Дин, попытавшись успокоиться за время объяснений Сэма, — что теперь ты можешь комфортно блевать в постели. Считай, что это у тебя химия «люкс». — Ладно… — бормочет Кас. Он явно теряет запал и в конце концов сворачивается на боку и закрывает глаза. Похоже, битва выиграна — хотя следующие десять минут Сэм и Дин заняты сменой окровавленных салфеток, полотенец и кубиков льда (и среди всего этого — попытками заставить Каса пить воду). Но, по крайней мере, Кас наконец лежит спокойно. Конечно, его снова тошнит, еще не раз. И он постоянно сбивает простыни и полотенца — за следующий час он становится все тревожнее и в конечном итоге начинает непрерывно расталкивать подушки и одеяла, ерзая ногами по постели и бормоча: «Я все испачкаю… я их испорчу…» Его речь становится невнятной, и наконец Сэм додумывается померить ему температуру. Конечно, оказывается, что у Каса жар. Его лоб горячий, и скоро его речь начинает напоминать лихорадочный бред. Все это перемежается с рвотой. Но, работая в паре, Дин и Сэм справляются. У них вырабатывается безрадостное, но эффективное разделение труда: когда Каса тошнит, Дин устраивается позади него на кровати, встав на колени и обхватив его за плечи. Так он может удерживать Каса в вертикальном положении и направлять его голову, чтобы его тошнило точно в лоток, приготовленный у подушки. Сэм тем временем заменяет емкости и полотенца. Он делает это на удивление спокойно, не выказывая ни малейшего отвращения к виду и запаху: уверенно держит посуду, пока Каса тошнит, заменяет ее на чистую, уносит использованную и моет ее в раковине, бегает за новыми кубиками льда, меняет полотенца вокруг Каса и приносит ему воду и Gatorade. Сэм также несколько раз звонит дежурной сестре, чтобы проверить, не надо ли отвезти Каса в больницу. Но, как ни удивительно, каждый раз, когда сестра расспрашивает Сэма о состоянии Каса, оказывается, что он достаточно стабилен и не страдает от сильного обезвоживания (вероятно, потому что Сэм и Дин заставляют его делать по глотку воды почти каждые две минуты). И хотя он изможден и температурит, на этот раз его пульс остается стабильным. — Хочу… остаться тут, — бормочет он Дину в какой-то момент — очевидно, услышав тихий разговор Сэма с дежурной сестрой за окном номера. — Там будет… не лучше. В больнице… Их лекарства… все равно не помогают. Что в общем-то справедливо, понимает Дин. Поэтому они продолжают следить за состоянием Каса, и Сэм периодически звонит сестре с вопросами, но пока кажется, что им удастся переждать ночь здесь, в мотеле. Даже в лихорадочном бреду Кас, похоже, осознает, какую работу проделывают Сэм и Дин. Во всяком случае, он не перестает извиняться. И Сэм, и Дин в конце концов привыкают к его непрестанному шепоту — в те краткие периоды, когда у него вообще есть силы говорить: «Прости, Сэм… Дин… простите…» Он извиняется поочередно перед Дином, Сэмом и перед ними обоими. Однако с течением времени Кас перестает разговаривать совсем. В конечном итоге он обмякает в руках у Дина, пока тот прижимает лед к его ушибленному носу и скуле. Около полуночи, когда Кас свернулся в ознобе, судорожно вцепившись Дину в руку, Сэм подходит с двумя чистыми влажными полотенцами. — Кровь сухая, — шепчет он. — Кажется, кровотечение из носа наконец прекратилось. Сэм вытирает Касу рот одним полотенцем, потом откладывает его в сторону и бережно протирает другим его лицо. Дин наблюдает, впечатленный нежностью в прикосновениях брата. Пока Сэм вытирает лицо Каса от пятнышек и разводов засохшей крови, Кас приоткрывает глаза. — Ты сможешь попить? — спрашивает Сэм, закончив протирать его лицо. Кас слабо кивает, и Сэм подносит к его рту бутылку с трубочкой, аккуратно держа ее так, чтобы ему было удобно. Гнущиеся трубочки оказались настоящей находкой: Кас делает несколько глотков, даже не поднимая головы. Когда он заканчивает пить, Сэм убирает бутылку и насухо вытирает ему лицо краем чистого полотенца. — Ну вот, — мурлычет Сэм. Глаза Каса уже опять закрыты. — Сэмми, — окликает Дин брата, когда тот отходит к кухонной стойке. Сэм оглядывается на него через плечо. Дину сложно даже выразить, что он чувствует. Не только по поводу протирания лица — по поводу всего, что делает Сэм. Весь день, и всю ночь. Всю неделю. — Спасибо… — произносит Дин наконец очень тихим шепотом. Сэм смотрит на него недоуменно и слегка пожимает плечом. Как будто говоря: «Конечно, это же Кас, чего ты ожидал?»***
Ночь ползет, переваливая за полночь в предрассветные часы. Приступы рвоты случаются все реже, и Кас постепенно впадает в оцепеневшее состояние. Временами он, кажется, вообще не осознает, что Сэм и Дин рядом. Они уже выработали план дежурить возле него поочередно часовыми сменами: чтобы, пока один брат наблюдает за ним, другой мог немного поспать на одеялах на полу. Во всяком случае, такова была задумка, и Сэм уже даже принес кучу одеял из соседней комнаты и разложил их на линолеуме. Но как только приходит очередь Дина ложиться, он понимает, что не сможет сомкнуть глаз. И дело не в том, что здесь неудобно: просто Кас на кровати, а Дин на полу, и Дину отсюда его не видно. Кастиэль вне поля зрения и слишком далеко. Полежав пять минут на полу, напряженно глядя в потолок, Дин отбрасывает в сторону одеяло и встает. Сэм, сидящий у изголовья постели Каса, недоуменно на него смотрит. — Не могу заснуть, — шепчет Дин. — Ты пытался всего пять минут, — замечает Сэм. — Я не засну, — говорит Дин твердо. Он на цыпочках подходит посмотреть на Каса, который теперь выглядит почти спокойным — он все еще лежит, свернувшись клубком под одеялом, но дышит ровно. Обеими руками он обнимает ком чистых полотенец, как будто ему нужно за что-то держаться. Дин добавляет: — Спасибо, что принес одеяла, но я просто не могу спать. — Неудобно на полу? — спрашивает Сэм. Проблема на самом деле не в этом, но Дин кивает. — Может, ляг на кровати? — предлагает тогда Сэм. Дин смотрит на него, и Сэм указывает на дальний край кровати, за спиной Кастиэля. — Кровать широкая, — шепчет он. — Тут тебе будет удобнее. Можешь лечь поверх покрывала. Не думаю, что он вообще заметит, если ты устроишься с той стороны. «Поверх покрывала». И снова контраст этой и прошлой ночи кажется совершенно нереальным. Дин машинально смотрит на часы. Всего каких-то двадцать четыре часа назад… Но, как это ни грустно, спать поверх покрывала рядом с коматозным Кастиэлем все равно лучше, чем спать на полу, слишком далеко от коматозного Кастиэля. Минуту спустя Дин уже осторожно вытягивается на кровати на безопасном расстоянии пары футов от Каса, набросив на ноги для тепла одно из запасных одеял. Он едва дышит и пытается двигаться максимально медленно, чтобы не потревожить Каса. В конце концов он укладывается и начинает расслабляться, уверенный, что колебаний матраса удалось избежать. Однако Кас все равно замечает. Он шевелится, перекладывает голову на подушке, а потом медленно со скрипом переворачивается к Дину лицом. (Сэм поспешно поправляет вокруг него полотенца и переставляет ближайший лоток в более сподручное положение.) — Дин? — бормочет Кас, приоткрыв глаза. Он протягивает руки, и его пальцы смыкаются на рукаве кофты Дина. Глаза Каса снова закрываются. Через его плечо Дин встречается взглядом с Сэмом. Сэм только улыбается. Секунду спустя Дин чувствует, как его плечо едва ощутимо окутывает слабый, вибрирующий жар. Как будто в воздухе над ним что-то содрогается. Что-то теплое. Скоро Дину приходится сбросить одеяло, чтобы не перегреться. Он замечает, что руки Каса дрожат. Дин щупает его лоб — лоб горячий: у Каса снова жар. «Дрожат не только его руки, — понимает Дин. — Не только его человеческое тело». Ведь эта вибрирующая теплая аура вокруг Дина — должно быть, крылья Каса? Его крылья дрожат в лихорадке, как и он сам, и излучают тепло даже из своего невидимого измерения. И Кас пытается обнять ими Дина все равно. Даже поверх кофты ленивца. — У него опять жар? — шепчет Сэм, наклоняясь ближе. — Может, дать ему аспирин? Сестра сказала, что аспирином можно сбить температуру. Но парацетамол давать нельзя — слишком большая нагрузка на печень при химии. Дин приподнимается на локтях, чтобы изучить Каса поближе. Теплое ощущение теперь приходит и уходит, перемещаясь вдоль головы и плеч Дина, как будто крылья Каса неугомонно шевелятся. И он по-прежнему бледен. — Нет, — говорит Дин, — думаю, его только стошнит. — Может, тогда еще лед приложить? Сестра советовала попробовать лед. Завернуть во влажную ткань и приложить к голове, как ты прикладывал к его носу. Она сказала, что это и от тошноты может помочь, и от температуры. Дин кивает. — Давай попробуем. Можешь принести еще кубиков — может, прямо в миске с холодной водой? И полотенце. Два полотенца. — На лоб? — И на шею сзади.***
Следующие несколько часов отмечены отдельными приступами тошноты, еще несколькими спешными визитами в ванную и периодическими кровотечениями изо рта, так что Сэм делает еще пару звонков дежурной сестре. Дин массирует шею Каса влажным полотенцем со льдом. Это, кажется, немного сбивает жар, но главным образом Дин надеется, что это успокоит Каса. И ему действительно постепенно становится лучше. Он унимается, его руки перестают беспрестанно теребить кофту Дина. И едва заметное ощущение вибрации тоже исчезает, словно крылья (где бы они ни находились) наконец затихли. — Ты бы отдохнул, — шепчет Сэм. — Я могу подержать полотенце. Кажется, его это успокаивает? — Да. Но не переживай, я не устал, — отвечает Дин. — Может, лучше сходи позвони сестре еще раз? Спроси, не порекомендует ли она еще чего? Дин так и не спит этой ночью. Вместо этого он приглядывает за Касом, оставаясь рядом, на его кровати. В теории они с Сэмом должны были дежурить посменно; на практике Дин сидит с Касом всю ночь, поглаживая его шею влажным полотенцем. Сэму, по крайней мере, удается несколько раз вздремнуть на полу, но оба они слишком на взводе, чтобы полноценно спать, и Сэм проводит много времени снаружи, шагая под окнами мотеля на зябком ночном воздухе. Дину слышно через окно, как он тихо разговаривает с дежурной сестрой о температуре, «кровотечении из полости рта», потере крови и противорвотных лекарствах. Сэм звонит сестре как минимум полдюжины раз, и, к тому моменту, когда снаружи начинает брезжить рассвет, они уже обращаются друг к другу по имени (оказывается, ее зовут Сара).***
К началу вторника худшее позади. Дин все еще не отходит от Каса. После недовольного ворчания Сэма он наконец вспоминает, что ему и самому нужно что-то съесть, и проглатывает пару сэндвичей, купленных Сэмом в ближайшей закусочной. Во второй половине дня Сэм переключается на проблему медицинской страховки. Он несколько часов сидит, склонившись над лэптопом за маленьким столом, пробуя взломать базы данных, пока Кас дремлет на кровати и Дин (немного виновато) иногда позволяет себе вздремнуть рядом с ним. Поздним вечером Сэм наконец докладывает: — Готово. Кас теперь полноценно отдыхает: его жар прошел, и он дышит медленно и размеренно, как бывает в самой глубокой фазе сна. Дин сидит на кровати рядом, бездумно уставившись в повтор «Звездных врат» с субтитрами по маленькому телевизору. Он поднимает глаза. Сэм шепчет: — Нашел лазейку. Вернее, дыру в безопасности, но не суть. Внес его в список сотрудников с покрытием нетрудоспособности на весь следующий цикл химиотерапии. — Сэм набирает на клавиатуре еще что-то. — Все. Сделано, — заключает он и триумфально вздыхает, откидываясь на спинку стула и закрывая лэптоп. — То есть… — начинает Дин. — То есть завтра ему не нужно работать, — отвечает Сэм. Они оба смотрят на Кастиэля. — Что крайне удачно, — добавляет Сэм, — так как, судя по его виду, подмести пол в магазине ему сейчас будет не легче, чем полететь на луну. Это странная аналогия и, похоже, неожиданная для самого Сэма. Дин смотрит на плечи Каса, вспоминая слабое лихорадочное дрожание его горячих крыльев ночью. Сэм говорит медленно: — Интересно, правда ли он это мог? Когда-то? Полететь на луну? — Я буду счастлив, если он хотя бы проснется и съест крекер, — отвечает Дин.***
— Прости, Дин, — предсказуемо говорит Кас вечером в среду. Он уже на ногах, хоть и ходит еще немного нетвердо. Они наконец добрались в бункер, и Дин не спеша ведет его за локоть по коридору, пока Сэм забирает вещи из машины в гараже. — Я же велел тебе перестать извиняться, — отвечает Дин. Он бедром открывает дверь в спальню Каса и проводит его внутрь. — И Сэм тебе то же самое говорил. Уже раз сто. — Но я не только за тошноту, — поясняет Кас. — Я в другом смысле. Прости, что… — он умолкает. Дин провожает его до кровати и заставляет сесть, и Кас послушно опускается на матрас. Он выглядит задумчивым, будто не знает, как закончить мысль. Наконец он смотрит на Дина снизу вверх и говорит серьезно: — Прости, что не могу сделать для тебя больше. Мне сложно выразить, как я об этом жалею. Сначала Дин даже не понимает, о чем он. Кас добавляет: — У меня просто… нет сил. Я до сих пор… Я чувствую такую усталость, Дин, — просто невероятную апатию. Как будто я на дне океана. Как будто мои крылья покрыты — не знаю, дегтем, так что я даже сложить их не могу… — Он действительно сутулится: его плечи округлились и голова повисла, как если бы ему тяжело было даже просто сидеть прямо. Дорога из Денвера была долгой, и у Каса явно слипаются глаза. — Я, кажется, только и могу, что спать, — говорит Кас с грустью. — Я так хочу сделать тебе приятно… — («Ох…», — думает Дин.) — Но я только и могу, что спать. Только и могу… — он вздыхает, — ...надеяться, что рвоты больше не будет и у меня получится хоть немного поесть… Только и могу думать о том, чтобы лечь. — Кас с усилием поднимает глаза на Дина и тихо произносит: — Ты заслуживаешь гораздо большего. Гораздо лучшего. Дин на мгновение задумывается. — Мне же больше не нужна кофта ленивца, верно? — спрашивает он. Кас отрицательно качает головой. Дин садится с ним рядом, как можно ближе, и обхватывает его руками. Кас слегка дергается от удивления, но Дин только крепче сжимает объятие. Кас начинает припадать к нему. Дин кладет руку ему на шею, пробирается под край его шапки (Кас снова в своей обезьяньей шапке) и гладит по затылку. — Ты — гораздо больше, чем я заслуживаю, — говорит Дин. — Больной или здоровый, ты — гораздо, гораздо больше, чем я заслуживаю. Кас качает головой. — Любая из женщин, которых ты встречаешь в барах, может сделать для тебя куда больше. Хотя мне так хотелось все сделать правильно… — Его голос очень тихий, но уверенный, словно он уже думал об этом. — Я хотел сделать для тебя все наилучшим образом. Я знаю, что у меня нет опыта, но я хотел сделать все как можно лучше. Мне известно, что начало такого… контакта, какой был у нас, гм… — Он колеблется, уткнувшись лбом Дину в плечо. — Начало такого… взаимодействия, такого… развития событий… — (Похоже, Кас старается избежать слова «отношений», как будто не уверен, применимо ли оно.) — Начало важно. Я это знаю. И я очень хотел, чтобы тебе понравилось. В воскресенье мне показалось, что представилась возможность… но теперь я вижу, что это было ужасное начало. — Ночь воскресенья была лучшей в моей жизни, — говорит Дин. Что, строго говоря, не совсем правда — местами несомненно присутствовали и неловкость, и волнение. В каком-то смысле это было неровное начало. Но даже при этом та ночь уже запечатлена в памяти Дина как удивительный вечер, несравненный опыт, драгоценный момент, которым он будет дорожить вечно. Потому что, конечно, важна не только механика акта — важен партнер. Важно с кем это произошло. И что это значит — быть наконец со своим избранником. — Та ночь была… — начинает Дин, но не может подобрать верного слова. Его привычное «офигенной» здесь не годится, правда же? И все остальное, что приходит в голову, («идеальной», «чудесной», «волшебной») кажется либо убогим, либо слишком пафосным. — Она была лучшей, — повторяет он и крепче сжимает плечи Каса. — Но с самого воскресенья я не мог… — Это неважно, — говорит Дин. — Но ты заслуживаешь… — Я только хочу, чтобы ты поправлялся. — Но я, вероятно, не сразу смогу… — Я только хочу, чтобы ты поправлялся, — повторяет Дин. Может быть, на этот раз, смысл его слов доходит до Каса, потому что Кас умолкает. Дин говорит, слегка отстранившись и глядя ему в глаза: — Твоя единственная задача сейчас — это спать и поправляться. Это твоя единственная задача. И только это доставит мне радость. — Потом он добавляет (отчаянно надеясь, что это правда): — Кас, у нас будет время. У нас будет еще много времени. Отдыхай сейчас. Это все, чего я хочу. Кас немного расслабляется, и, когда Дин снова подтягивает его к себе, опускает голову Дину на плечо. Дин целует его в шапку на макушке. Кажется, это место стало уже привычным для поцелуев, и, хотя Дину ужасно нравится шапка, он вспоминает, что другие варианты поцелуев еще до сих пор не испробованы. Не то чтобы это нужно делать сейчас, но, может быть, можно хотя бы поцеловать Каса в лоб? Дин пытается отстраниться, чтобы заглянуть ему в лицо, но тут понимает, что Кас навалился на него сильнее. Он не просто склонил голову на плечо Дину — его голова потяжелела фунтов на десять. Кас уснул. Дин бережно опускает его на бок и накрывает одеялом. Кас просыпается лишь немного (достаточно, чтобы сменить позу и взять Дина за руку — совершенно не вовремя, как раз когда Дин пытается снять с него ботинки). Дину удается его уложить, и, как только Кас оказывается укрыт до подбородка, он немедленно снова засыпает. Он по-прежнему держит Дина за руку, и, хотя Дин тоже измотан, он долгое время сидит на краю кровати, глядя на Кастиэля.