Ты только держись

Глава 6.4 — Крылышки Как уже было описано, по своей костной структуре крыло ангела — это фактически покрытая перьями рука (см. рис. 6.2). Большие маховые перья — первостепенные, второстепенные и плечевые — являются аналогами частей руки: кисти, предплечья и плеча соответственно. Но есть и еще один тип махового пера — он гораздо меньше, и его легко не заметить, но тем не менее он обладает особой важностью. Когда ангел полностью расправляет крылья на виду у наблюдателя — что, надо отметить, само по себе захватывающее зрелище, ведь зачастую ангелы являют крылья намеренно, дабы продемонстрировать людям свое немалое могущество, — если наблюдатель сможет сохранить самообладание достаточно, чтобы рассмотреть мелкие детали, он заметит, что каждое ангельское крыло имеет на переднем краю, на самом сгибе сустава, небольшой, иногда едва заметный отросток (рис. 6.2). Некоторые рассказчики и средневековые художники принимали этот отросток за всего лишь взъерошенные перья, но это не так: на самом деле это стандартная анатомическая особенность — придаточное крыло, или «крылышко». Оно являет собой вовсе не случайный сгусток перьев, но полнофункциональное мини-крыло, имеющее собственные мелкие кости. В действительности крылышко — это оперенный аналог большого пальца (рис. 6.3). Но можно считать его и миниатюрным вторым крылом. Несмотря на мелкий размер, оно рабочее, имеет аэродинамические свойства полноценного крыла и может двигаться независимо, раскрываясь в полете в сторону от большого крыла для более уверенного управления в турбулентном воздухе. Крылышко не уникально для ангелов. Ими обладают и птицы. Количество крылышек может варьироваться: более молодые расы ангелов — например, херувимы, — как и современные птицы, имеют одно крылышко на крыло. Однако у более древних рас, таких как серафимы, как и у всех древних окаменелых птиц, обнаруженных по сей день, по два крылышка на крыло (см., например, прекрасный образец археоптерикса, хранящийся в музее естественной истории в Берлине и, к счастью, в целости переживший недавнюю войну). Второе крылышко — это оперенный указательный палец, и он длиннее большого. Серафимам двойные крылышки дают дополнительную способность удерживать предметы и даже манипулировать ими. Горе тому опрометчивому демону, который не знает, что, даже когда когтистые лапы серафима обездвижены, он почти всегда прячет под крылышками ангельский клинок и готов воспользоваться им в любой момент. Автор отметил, что серафимы сохраняют эту привычку, даже пребывая в человеческом облике: они неизменно предпочитают носить клинок в рукаве пальто, словно в перьях крыла, вместо того чтобы закрепить его в ножнах или спрятать во внутреннем кармане, что было бы более практично. Таким образом, в определенном смысле ангелы, как и птицы, обладают не двумя, а четырьмя крыльями (или, в случае серафимов и археоптериксов, шестью) — просто дополнительные придаточные крылья очень маленькие. Но древние легенды о том, что у серафимов шесть крыльев, определенно происходят именно отсюда. Наличие крылышек — еще одно подтверждение того, что крылья птиц и крылья ангелов созданы по сходному плану. Вероятно, наш Небесный Отец был столь доволен первым экземпляром оперенного крыла (первым, надо полагать, появилось крыло ангела), что переиспользовал ту же схему позднее при создании птиц — возможно даже сознательно направив их эволюцию в сторону приобретения оперения на крыльях. Наверняка также неслучайно Он придал крыльям обоих существ столь явную аэродинамическую форму: это говорит о том, что фундаментальные законы подъемной силы, тяги и сопротивления (см. предыдущие разделы) в райской сфере подобны законам земной атмосферы. Ангелы, как и птицы, созданы для полета. Как можно ожидать, крылышки имеют собственные перья. Тут необходимо сделать отступление и обратить внимание читателя на исключительность перьев из крылышек ангелов и выдающееся количество относящегося к ним фольклора. Множество захватывающих сказаний сложено о высочайшей ценности «ангельских перьев». Зачастую сказания именуют их лишь подобным общим термином, но при внимательном прочтении становится ясно, что эти истории ссылаются именно на перья из крылышек. Это очевидно из описаний их размеров и формы. Перья, описываемые в этих сказаниях, — это явно маховые перья, с центральным стержнем, но при этом они маленькие — такие, что их можно удержать в ладони или спрятать в карман. Первостепенное или второстепенное маховое перо ангела — размером со средневековый палаш, и даже плечевое перо часто длиной с садовую лопатку. Кроющие и пуховые перья, напротив, слишком мелкие и тонкие, чтобы подходить под описание в историях, и не имеют прочного центрального стержня. И только перо из крылышка соответствует описаниям: маховое перо, слегка ассиметричное относительно стержня и при этом мелкое — такое, что его можно зажать в ладони. С учетом изложенного надо заметить, что подобные сказания неизменно описывают перья крылышек как чрезвычайно ценные. За владение этими перьями велись войны, в результате которых падали города и империи. Так что же делает эти перья столь важными? Перья из крылышек действительно обладают уникальными свойствами. Во-первых, у каждого класса и подвида ангелов они имеют свою форму и рисунок. Например, скругленные полосатые перья крылышек херувима легко отличимы от характерно удлиненных, слегка изогнутых четырехдюймовых перьев из длинного крылышка серафима (см. рис. 6.1). Во-вторых, перья крылышек играют особую роль в процессе линьки: они всегда первыми опадают из крыла в начале линьки и вырастают первыми из свежего набора перьев. Более того, похоже, что перья крылышек первыми сигнализируют о состоянии ангела и в более общем смысле: они первыми тускнеют, если ангел недомогает, первыми наливаются блеском, когда ангел восполняет могущество, первыми меняют цвет при линьке, если личность ангела претерпела существенные изменения. Почему это так? Почему из всех перьев именно эти так точно отражают сущность ангела и его состояние? Похоже, и сами ангелы не знают ответа. Но тут вспоминается старая пословица: «птица — не орнитолог»; иными словами, предмет изучения не всегда изучает себя сам. Автор (которому выпала честь учиться со многими выдающимися орнитологами и физиологами), берет на себя смелость предложить объяснение. Как описано в пятой главе, благодать ангела разлита по полым сердцевинам костей его крыла (эта особенность костей аналогична системе воздушных мешочков у птиц). Маховые перья укоренены в костях крыльев так глубоко, что корнями соприкасаются с поверхностью благодати, и могущество ангела порой может проникать в благодать (или вытекать из нее) через стержни перьев. Поскольку благодать разливается по трубчатым костям сплошным потоком, получается, что она попадает из плечевой кости через локтевую кость в запястный сустав крыла. Запястный сустав расположен как раз на главном изгибе крыла, видном во время полета. В этом месте благодать не защищена большими костями и, как следует из анатомии этого узкого региона, должна протекать совсем близко к коже. И именно в этом месте к крылу присоединено крылышко. Поэтому вполне возможно, что корни перьев крылышка не просто поверхностно касаются благодати, как другие перья, но по сути укоренены в ней. Таким образом, перья крылышка находятся в непосредственном контакте с самой сущностью ангела и постоянно омываются потоком небесного могущества. Одно мы знаем наверняка: опавшее во время линьки перо из крылышка часто сохраняет в своем стержне частичку благодати ангела вместе с могуществом, которое эта благодать в себе несет. Это единственный тип пера, который имеет свой собственный запас могущества.

***

Дин неуклонно продвигается по тексту, положив ноги на пуфик и подперев книгу коленом с одной стороны. Он уже уверен, что перо, которое лежит у Каса в ящике, — это перо из крылышка. Оно идеально подходит под описание в книге, не говоря уже о том, что выглядит точно как перо из крылышка серафима на рисунке 6.1: четыре дюйма в длину, тонкое и немного изогнутое. Дин даже чуть было не вскочил с кресла, чтобы сбегать в комнату Каса и на всякий случай сверить форму и размер пера. Однако, дочитав до абзаца о том, что перья из крылышек запасают в себе могущество, Дин останавливается. Он опускает ноги на пол, садится прямее и, наклонив книгу ближе к лампе, перечитывает абзац снова. Благодать. Могущество. Бросив взгляд на Каса (тот по-прежнему спит), Дин переворачивает страницу.

***

Запас могущества в перьях из крылышек имеется не всегда. Если в период линьки у ангела недостаточно могущества, перья крылышка могут вообще не иметь его запаса. И все же, как правило, опадающие при линьке перья из крылышка несут в себе немного могущества. И если это так, они могут приводить в исполнение заклинания существенной силы и сложности. Иногда с их помощью можно даже передавать жизненную силу от одного существа другому (хотя и с очень низкой эффективностью). Но, пожалуй, самое знаменитое их свойство — это способность излечивать от недугов. Именно поэтому об этих перьях сложены легенды. Поэтому короли, султаны и цари издревле охотились за этими бесценными перьями по всей земле: ведь даже частично заряженное перо из крылышка содержит в себе достаточно могущества, чтобы исцелить умирающего человека. Полностью заряженное перо может иметь достаточную силу, чтобы исцелить не только человека, но и недомогающего ангела.

***

Дин обнаруживает, что незаметно для себя поднялся на ноги. Он сжимает книгу в руках, с учащенным дыханием перечитывая последнее предложение: Полностью заряженное перо может иметь достаточную силу, чтобы исцелить не только человека, но и недомогающего ангела. Он перечитывает предложение в третий раз, и в четвертый и ловит себя на том, что ходит туда-сюда с книгой в руках, не находя себе места. Он снова бросает взгляд на Каса, спящего на диване, и уже готов позвать Сэма, который закончил готовить обед и исчез в прачечной. Но потом Дину приходит в голову: Кас, должно быть, уже знает об этом. Кас не может об этом не знать. Это просто невозможно. И раз Кас еще не воспользовался пером, значит на то была причина. И все же… Кас не всегда знает все об ангелах! «Птица — не орнитолог», — думает Дин; птица не знает всего о строении птиц, и, может быть, автор книги прав: может быть, и ангел не знает всего об ангелах. Например, Кас не все знал о Люцифере. И, уж если на то пошло, он много чего не знал о Чаке, и об Амаре, и о том, почему Чак всегда относился к ангелам именно так, почему ангелы созданы именно такими, почему Рай устроен так, как устроен. Кас даже упоминал, что Наоми вмешивалась в его память. Так что… может, он о чем-то позабыл или вовсе не знал? Может быть, Кас не знает, что перья из крылышек обладают целительной силой. Дин понимает, что это маловероятно, но теперь он не может избавиться от соблазнительной фантазии о том, как все разыграется. Дин разбудит Каса и расскажет ему новость о том, что перья из крылышек обладают способностью исцелять, и окажется, что Кас не знал. Может быть, он воспримет эту новость скептически, но в то же время и с надеждой. Он посмотрит на Дина широко раскрытыми глазами. Потом вскочит с дивана, и они вместе бросятся в комнату Каса, где он вынет перо из ящика комода и… И что? Помашет им? Прижмет его к своим шрамам? Съест его? Как именно пользуются пером из крылышка? Как бы там ним было… Кас сделает с ним что-то. Дин пропускает эту неизвестную деталь — уж без сомнения, Кас сообразит, что делать. Вспомнит какое-нибудь заклинание на ангельском языке или вроде того. Дин переходит сразу к следующему этапу: перо наверняка начнет светиться, и может быть, у Каса тоже случится один из этих впечатляющих эпизодов серебристого сияния. И когда сияние угаснет… он чудесным образом окажется здоров. Шрамов уже не будет. Синяков не будет. И худобы тоже. Рака больше не будет. Через мгновение, когда сияние потускнеет, Кас медленно выпрямится. Медленно стянет с себя обезьянью шапку, и его голова опять будет покрыта волосами (в мысленной картине Дина — идеально взъерошенными). Он недоверчиво потрогает волосы, может быть даже осмотрит себя с выражением легкого шока, какое бывает у него иногда, когда его что-то сильно удивило. Но он быстро оправится (как бывает с ним всегда, что бы ни случилось): секунду спустя он уже посмотрит на Дина с этой своей милой полуулыбкой, приподняв уголок рта, и отпустит какой-нибудь сухой комментарий вроде: «Полагаю, мое левое яичко снова на месте — если вдруг ты пожелаешь им воспользоваться». И Дин засмеется. Дин обязательно обнимет его, и… И его крылья… Кас склонит голову и закроет глаза, держа в руке уже ненужную шапку. Послышится раскат грома, и появятся они — восхитительные крылья, наконец видимые невооруженным глазом. Он раскроет их, такие шикарные и огромные… Сэм прибежит посмотреть, что произошло, и они оба будут глазеть на Каса, стоящего с поднятыми вверх громадными оперенными крыльями, излучающими свет и могущество… «Прекрати», — приказывает себе Дин. Эта мечта уже становится хуже, чем фантазии про Каса и Эрин, которыми он себя мучил. От нее почему-то еще больнее. Дин даже закрывает глаза и поднимает лицо к потолку, только бы заставить себя не смотреть на книгу. «Прекрати это. Прекрати сейчас же», — думает он. Потому что, конечно, это просто фантазия. Этого не случится, и не случится по той причине, что без сомнения Кас все это знает. Птица, может, и не орнитолог, но Кас — не птица: он умный и умеет читать — он даже уже видел эту книгу! Она лежала у него в номере отеля всего лишь на прошлой неделе! Он давно уже живет на свете, он видел книгу, он много чего знает и, наверное, сменил при линьке уже тысячу этих перьев. Он просто не может всего этого не знать. Но вдруг… Дин поворачивается и кладет книгу на пуфик. Он все же собирается пойти в комнату Каса и заглянуть в ящик — теперь он не может удержаться: перо его прямо-таки зовет. Но сначала нужно снова заглянуть в книгу, еще раз посмотреть на рисунок 6.1 — на красивую иллюстрацию, прикрытую калькой, перед началом главы, — чтобы в точности запомнить, как именно выглядит перо из крылышка. Страницы тихо шуршат, пока Дин пролистывает главу назад, и Кас шевелится. Дин оборачивается, оставив книгу раскрытой в случайном месте: Кас глядит на него, лежа на животе и сонно моргая, и слегка улыбается ему. Он переворачивается и приподнимается на диване, одной рукой проверяя, на месте ли шапка. Потом его взгляд падает прямо на книгу, раскрытую на пуфике позади Дина. — Эй, приятель, ты наконец проснулся! — говорит Дин, поймав себя на том, что пытается невзначай заслонить собой книгу (почему-то он немного стесняется ее). Но Кас уже заметил ее и теперь до конца садится на диване, вытянув шею и пытаясь получше разглядеть книгу за коленями Дина. — Ты что, читал Шмидт-Нильсена? — спрашивает он. Дину требуется мгновение, чтобы сообразить, о чем он: Шмидт-Нильсен — это автор. «Кнут» Шмидт-Нильсен, вспоминает Дин — это отштамповано серебристыми буквами на обложке. — Да, — отвечает он, небрежно махнув рукой в сторону книги. — Гм… шестую главу. Старина Кнут, а? Кас медленно кивает. Он по-прежнему заглядывает за колени Дина, вытянув шею, и вглядывается в открытую иллюстрацию. Ему, должно быть, видна только ее часть, но он спрашивает: — Рисунок 6.2? — Эм… — Дин бросает краткий взгляд через плечо. Книга действительно осталась раскрыта на рисунке 6.2. — Да, наверное. Слушай, Кас, я знаю, что ты, вероятно, уже это знаешь, но… там в шестой главе есть раздел про перья из этой особой части крыла. Которая как большой палец. Называется «крылышко»? Кас кивает. — «Alula», если по-латыни, — говорит он. — «Alula» означает крылышко, маленькое «ala», что на латыни есть «крыло». — Он поднимает голову, изучая Дина. — Ты докуда дочитал? Дин отвечает: — Достаточно далеко, чтобы дойти до той части, где объясняется, что крылышки, гм… что они, оказывается, могут исцелять? Эм, Кас, так… разве это не перо из крылышка у тебя в ящике? Смотри, в книге написано… — Дин хватает книгу и поворачивается обратно к Касу, наскоро пролистывая страницы к нужному абзацу. Несмотря на данные себе предостережения, он снова чувствует отчаянную надежду, что, может быть, Кас все-таки всего этого не знает. Может быть, Кас не читал всю книгу (даже притом, что он, очевидно, узнал рисунок 6.2, увидев его лишь мельком издалека…) Может быть, перо поможет, может быть, Кас о нем не знает! Образ Кастиэля, расправляющего свои здоровые, полностью оперенные крылья, снова болезненно ярок перед мысленным взором Дина, и Дин говорит торопливо, от нетерпения едва не запинаясь в словах: — В этой книге, в книге написано, что они могут исцелять, Кас! Здесь написано, что перья из крылышек иногда могут исцелить ангела и точно могут исцелить человека. Так что уж наверняка они смогут исцелить лишенного могущества ангела в человеческой оболочке, ты так не думаешь? И, Кас, я не мог не заметить, что у тебя есть это перо дюйма четыре в длину, правда же, и это как раз такой размер… — Перья из крылышек могут исцелять, только когда заряжены могуществом, — говорит Кастиэль мягко. Дин колеблется всего секунду. — Да, но суть в том, что они могут исцелять даже смертельные болезни и могут даже передавать жизненную силу, Кас, только послушай… — Те, что у меня, лишены могущества, — говорит Кас. Дин смотрит на него. — У меня осталось два пера из крылышек с моей последней линьки, — говорит Кас. — Одно лежит в ящике комода, второе я ношу в кармане куртки. Но они оба абсолютно разряжены. Они не могут исцелять. Дин делает медленный вздох и заставляет себя спокойно кивнуть головой, как будто не испытывает большого разочарования. — Ясно, — говорит он, немного выпрямляясь. Он с усилием принимает невозмутимый тон. — Я так и подумал, что ты обо всем этом знаешь. Просто решил спросить. — В этих двух перьях уже много лет как нет могущества, — объясняет Кас. — И я уже искал другие перья. Пытался связаться со всеми ангелами, кого мог вспомнить. — Он сидит на диване, наклонившись вперед и упершись локтями в колени, так что кисти рук свободно свисают вниз. Его голова опущена. Наблюдая за ним, Дин постепенно понимает, что Кас, наверное, провел недели, если не месяцы, опробуя те два пера, что у него были, и пытаясь найти другие. Дин закрывает «Физиологию ангелов», кладет ее обратно на пуфик и садится на диван рядом с ним. Некоторое время они молчат, сидя бок о бок. Дин чувствует тепло бедра Каса своим бедром. — Ты уже, небось, целую поисковую операцию провел, да? — говорит наконец Дин. — И все сам. Кас кивает. Он снова выглядит уставшим. Его взгляд перемещается на черную кожаную обложку «Физиологии ангелов». — Я начал с того, что попытался связаться с каждым ангелом, кого мог вспомнить, — говорит он. — Перебрал все имена, какие знал. У тех нескольких ангелов, которых я смог найти на Земле — всего троих, кстати, — не осталось перьев с запасом могущества. Когда они пали, их крылья сильно пострадали, и с тех пор никто не линял. Я все равно послал еще молитвы, на случай, если у кого-то во время падения были с собой старые перья, но ответа не получил. Я и у той песочницы бывал и молился там тоже, надеясь, что, может быть, удастся снова открыть дверь в Рай. Пытался обращаться к ангелам мысленно, хотя, на самом деле, «ангельское радио» не работает, когда нет могущества. Но я опробовал все способы, какие смог придумать. И… — он качает головой. — Ничего. И никого. Все это было абсолютно бесполезно. Я искал и другие реликвии — хоть что-то, что может нести в себе запас небесного могущества, — не только перья. Но ничего не осталось. Такое впечатление, что, когда Чак ушел, он просто… забрал с собой всю свою силу, — добавляет Кас, даже слегка озадаченно. — И те вещи, что раньше были святыми, больше таковыми не являются. Вся святость словно высосана из мира досуха, — говорит он тихо. Вид у него настолько обескураженный, что Дин обнимает его и сжимает его плечо, надеясь подбодрить. — Да, но ты ведь наверняка искал не везде, — замечает Дин. — Ты был болен. И в больнице. А потом все время занят в магазине! Ты же наверняка не всю Северную Америку прочесал, так? Не говоря уж об остальном мире. Кас нехотя едва заметно кивает. — По большей части только Колорадо, Канзас и немного на юго-запад, — признается он, глядя на Дина. — Ты прав. Я не так уж далеко продвинулся. — Ну вот видишь, мы еще много чего можем сделать, — говорит Дин уверенно, снова сжав его за плечи и похлопав по колену для пущей убедительности. — Мы с Сэмом начнем поиски. На самом деле, мы как раз сегодня утром серьезно взялись за работу, поскольку теперь знаем, с чем имеем дело. Мы что-нибудь найдем. Всегда ведь находим, правда? Кас лишь слабо улыбается в ответ. Дин убирает руку, думая, что, может быть, сейчас подходящий момент, чтобы отвести Каса в библиотеку и показать ему, как проходит работа. Однако Дин не может удержаться от вопроса: — Но… я просто хочу убедиться: ты точно уверен, что в твоих двух перьях совсем не осталось могущества? Кас устало вздыхает и поднимается на ноги. Он оборачивается и изучает диван, на котором спал. Потом под взглядом Дина взбивает и расправляет подушки и поднимает смятый плед. Он медленно встряхивает плед и начинает аккуратно складывать его вчетверо. Наконец он говорит в тишину: — У меня остались два самых длинных пера из левого и правого крылышек. Это единственные перья, которые мне удалось забрать из Чистилища. Там произошла моя последняя линька — в Чистилище. Все остальные перья мне тогда пришлось сжечь: только перья из крылышек были достаточно мелкими, чтобы взять с собой; остальные я не решился оставить там, где их могли найти местные твари. Дин удивленно моргает, глядя на него. Чистилище? Кас пережил линьку в Чистилище? Кас задумчиво смотрит на плед в своих руках. Он медленно складывает его еще раз, в аккуратный квадратик, и вешает на подлокотник дивана. — Линька меня едва не добила, — продолжает он. — Мне же поэтому и пришлось оставить тебя одного на время. Понимаешь, проблема была в том… — Он не смотрит на Дина, вместо этого уставившись на диван. — Я потерял много сил, когда нас туда зашвырнуло, и, как ты, наверное, помнишь, это место вовсе не насыщено райской энергией. Поэтому, когда я полинял, перья были едва заряжены. То есть в тех двух перьях из крылышек могущества было совсем мало. Гораздо меньше нормы. — Но какой-то заряд в них все же был? — не сдается Дин. — Хоть немного? К его удивлению Кас кивает. Он наконец поднимает глаза на Дина. — В тех двух был, поначалу. Только в тех двух. Поэтому я только их и потрудился забрать с собой: были и более мелкие перья, но они оказались абсолютно бесполезны. Поэтому я попытался спасти только два крупных. Однако их заряд уже истрачен. — Погоди, как истрачен? Когда? — спрашивает Дин. Кас отвечает не сразу — он молча смотрит на Дина, и Дин медленно поднимается на ноги. — На что? Кас по-прежнему только глядит на него. Он молчит. Дин смотрит на него в ответ, нахмурившись. И тут Дину вспоминается фраза из Шмидт-Нильсена: Даже частично заряженное перо из крылышка содержит в себе достаточно могущества, чтобы исцелить умирающего человека. Умирающего человека. В Чистилище было много стычек. Очень много. Много злых монстров, некоторые из которых вполне сознательно искали возмездия. И Дин определенно пережил не одно ранение. Несколько раз раны были даже явно нехорошие… Вообще, если задуматься, пару раз Дин отключался напрочь. Но каждый раз, очнувшись потом, обнаруживал, что его раны менее серьезны, чем он помнил. Как если бы… Как если бы их частично залечили, понимает он теперь. И оба раза, когда он приходил в себя, он видел склонившегося над ним Каса, бледного и сосредоточенного. И Бенни оба раза был необычно молчалив и после неохотно обсуждал происшедшее. Как будто случилось что-то, о чем Дин не знал. В то время Дин просто предполагал, что, может быть, имела место еще какая-то драка, или Кас и Бенни о чем-то поспорили. Но вспоминая теперь ту пару эпизодов… «Пару» эпизодов. Ровно два эпизода, если быть точным. — Не может быть… — произносит Дин, качая головой. — Нет… ты же не потратил их на… на меня, правда? Кас, скажи мне, что нет. — Ты бы умер иначе, — говорит Кас. — Ты бы наверняка умер. Дин стоит, молча уставившись на него. У них было два волшебных целебных пера. Не одно, а два. Два пера, прямо из древних легенд. Два таких пера, за какие вели войны короли, султаны и цари, и их оба потратили на Дина. Кас делает шаг к Дину и кладет руки ему на плечи. Он наклоняется ближе, внимательно глядя на Дина своими голубыми глазами. — Я взял с Бенни обещание, что он тебе не скажет. Я знал, что ты будешь недоволен. Но, Дин, я счел за счастье, что хоть чем-то мог тебе помочь. Дин снова качает головой, потрясенный. Кас встряхивает его за плечи. — Дин! — говорит он решительно. — Это было лучшее применение перьям из всех возможных. И слава богу, что ты был настолько серьезно ранен всего дважды, — потому что у меня было только два пера. Он изучает лицо Дина, и его взгляд смягчается. Одной рукой он проскальзывает Дину на шею и гладит его под затылком. Прикосновение успокаивает, и Дин делает глубокий неровный вздох. Кас говорит: — Потерять тебя там было бы непередаваемо ужасно. И к тому же, Дин, если бы я не использовал перья там, я бы использовал их в каких-то последующих ситуациях. У вас с Сэмом, знаешь ли, есть очень нехорошая привычка оказываться при смерти едва не каждую неделю. Вы совсем не умеете соблюдать осторожность. — На это Дин вынужден сухо усмехнуться (тут Кас определенно прав), и Кас заключает: — Даже если бы я вернулся из Чистилища с двумя заряженными перьями, их могущество все равно ни за что не дожило бы до сегодняшнего дня. Он отпускает Дина и странно поводит плечами, словно ему заклинило шею. Смотрит на одно плечо, потом на другое — как будто думает о крыльях, бессознательно пытаясь пошевелить ими и даже машинально ища их взглядом. Но крыльев, конечно, не видно, и, снова поднимая глаза на Дина, Кас говорит с гримасой сожаления: — Признаюсь, я надеялся, что еще раз полиняю. Но мое последнее оперение — то, которое выросло в Чистилище, — так и было на мне, когда Метатрон сбросил меня сюда. Я пал не так скверно, как другие ангелы, но и этого хватило, чтобы опалить мои перья. И я даже не сразу понял, насколько сильно… — Он сутулит плечи, как будто даже воспоминание об этом болезненно, и на мгновение умолкает, поджав губы. — С тех пор я не линял, — говорит он наконец. — Даже не знаю точно почему — должен был бы. Может, потому что запас могущества у меня был нерегулярный и я терял благодать… Но, Дин, главное, что я хочу сказать: даже если это последние перья, что я когда-либо отращу, я не жалею, что использовал их на тебя, не жалею ни капли и никогда не буду жалеть, что бы ни случилось. Я благодарен судьбе за то, что мои перья тебе помогли. — Он серьезно смотрит на Дина. — На самом деле, я ведь поэтому и храню их до сих пор. Они уже бесполезны, но они напоминают мне, что иногда, хотя бы временами, я бывал тебе хоть немного полезен. — Хоть немного полезен? — переспрашивает Дин. Он вынужден усмехнуться. — Ты мне жизнь спасал сколько — раз десять как минимум? И Сэму тоже. И многим другим людям. И вообще спасал мир. Это у тебя называется «хоть немного полезен»? — Ну… — произносит Кас с сомнением. — Мне всегда кажется, что я мог бы сделать больше. — О господи, ты и правда не понимаешь, — говорит Дин, и теперь пришла его очередь подойти к Касу и взять его за плечи. — Ты и правда понятия не имеешь, чего ты стоишь, да? Похоже, что у Каса эти слова вызывают лишь растерянность. Он набирает воздуху, чтобы что-то сказать, но потом останавливается, не начав, и Дин видит, как меняется выражение его лица. Сначала по его лицу пробегает тень сомнения, потом на нем зарождается надежда — как будто Кас начинает понимать, что на самом деле имел в виду Дин. И затем возвращается его озадаченный прищур. — Какой же ты дурачок иногда… — говорит Дин, встряхнув его для выразительности. И вдруг кажется, что это еще один удачный момент для поцелуя. Он начинается как одно лишь нежное касание губ. И развивается в нечто большее. Секунд сорок спустя Кас прерывает поцелуй, чтобы сказать: «Мне только что пришло в голову, чем еще я могу быть полезен. И можно надеяться, не только немного», — и на его лице наконец появляется эта чудесная милая полуулыбка. Пока что никаких грандиозных моментов, никаких сияющих крыльев. Но увидеть эту легкую улыбку уже кажется огромной победой, и Дин улыбается ему в ответ. Наконец неуверенный стук в дверь привлекает их внимание. — Я правда не хотел ничего прерывать, — говорит Сэм от двери. Покраснев как рак, он добавляет: — Но дверь была открыта настежь, ребята, и я услышал, что Кас встал, и только хотел сказать: суп готов.