A New Year all alone

It'll be lonely this Christmas Мне будет так одиноко в это Рождество Without you to hold. Без тебя. It'll be lonely this Christmas Мне будет так одиноко в это Рождество. Lonely and cold. Так одиноко и холодно. It'll be cold, so cold… Мне будет холодно, так холодно… Without you to hold Провести без тебя This Christmas. Это Рождество.

Хэ Чэн повесил трубку и сел в машину. Он надеялся встретить этот новый год с младшим братишкой. Он скучал по этому своенравному пацану. Но тот отказался. Праздновать почему-то сразу расхотелось, и, откинувшись на спинку сиденья, он набрал ещё один номер. Распустить всех своих людей по домам, к семьям, наверное, было его самым правильным решением за последнее время. В конце концов, если он не может отметить начало нового года с семьёй, это не значит, что кто-то тоже должен проводить его так же из-за него. — Ты тоже свободен. Можешь идти. Заберёшь меня из дома в первый рабочий день. Шофёр поражённо уставился на него в зеркало заднего вида и, не дождавшись больше никаких пояснений, быстро выскочил из автомобиля, видимо, боясь, что шеф передумает. Чэн вышел из машины практически следом, достал сигарету, повертел её в руках и посмотрел в чернеющее небо. Окружённый множеством людей, он на самом деле был так одинок. Отца он никогда по-настоящему не интересовал. Только бизнес. Брат давно отдалился. Друзей у него тоже не было, только подчинённые. — Друзья… — ухмыльнувшись, тихо пробормотал Хэ в тишину ночи. Убрал сигарету обратно, сел за руль и завёл машину. Зарулив по дороге в маркет и прикупив бутылку вина, Хэ Чэн подъехал к знакомому подъезду. Дверь открылась почти сразу же, и на пороге возник А Цю в одних боксерах, с каплями воды, стекающими по накаченному прессу. Чэн завороженно проследил за одной из капель, скрывшейся под резинкой трусов, и перевёл взгляд на лицо. — Ты же распустил всех, ко мне это не относилось? — нахмурившись, спросил Цю. — Просто не хотелось пить в одиночку. — Хэ поднял вверх руку с бутылкой и продолжил: — Пустишь? А Цю ухмыльнулся и отошёл в сторону: — Проходи, я сейчас. Хэ Чэн прошёл в комнату и, поставив бутылку на стол, потрепал по голове довольного ретривера. Потом вышел на балкон и закурил. Буквально через пару минут вышел и А Цю, всё так же в одном нижнем белье, и, опёршись спиной о перила рядом с Хэ, тоже достал сигарету. Ни один из них не произнёс ни слова за то время, пока они были на балконе. Кончалась уже третья сигарета, близилась полночь, а Хэ так и не объяснил, зачем пришёл, на самом деле сам пытаясь это понять. Хуа Би был тем человеком, который ближе всего подходил под определение «друг». На самом деле Чэн никогда — ну, может, только поначалу — не относился к нему как к подчинённому. Они сразу поладили. Оказались слишком похожими, настолько же, насколько разными. А Цю был его правой рукой, «другом», и человеком, к которому он испытывал то, что не должен был. То, за что его возненавидел бы отец, за что его возненавидел бы сам Хуа Би, и за что он ненавидел себя сам. Он не имел на эти грязные чувства никакого права. И тем более не имел права требовать — даже надеяться — на взаимность. Отец гордился им, он пользовался уважением среди своих людей. И разве мог он их предать, обнажив свою тайну о снах, в которых каждую ночь видел своего гордого, неприступного, независимого, сильного и преданного друга. Он не мог с ним так поступить. А Цю не должен был об этом узнать — никогда. «Чёрт возьми, — думал Хэ, смотря на ночной город, — зачем я вообще приехал? Зачем ворошить то, что спрятано так глубоко. Зачем…» Он выкинул очередной окурок и, даже не взглянув на Хуа Би, вышел с балкона. — Прости, что побеспокоил. Думаю, мне лучше уйти. — Хэ дошёл до двери и взялся за ручку. Он слышал, как Цю вышел за ним, знал, что тот стоит сейчас позади него, и не мог найти сил открыть дверь. Но А Цю продолжал стоять молча, и Чэн повернул, наконец, ручку, напоследок произнося: — Счастливого нового года, А Цю. И переступил порог. — Хэ Чэн, — вдруг твёрдо проговорил Цю, и Хэ замер. В голове сразу пронеслись миллионы мыслей, самая яркая из которых твердила: «Повернись. Останься. Дай себе шанс. Сделай хоть сейчас что-то только ради себя». «Одна ночь, позволь себе всего одну ночь…» Хэ Чэн медленно повернулся, одновременно закрывая за собой дверь, и тут же оказался прижатым к ней. Сметаемый напором крепкого тела и жаром обветренных губ. Но Хэ тут же перехватил инициативу, разворачивая их и впечатывая А Цю в стену. Наружу вмиг прорвалась вся так долго сдерживаемая страсть. Привыкший скрывать эмоции, он был отстранённо холоден со всеми. И только один человек был способен вызывать в нём ворох чувств — А Цю. Руки исследовали каждую линию мышц, каждый изгиб, боясь остановиться, боясь не успеть и не насытиться. А когда Хэ с силой схватил Цю за короткие волосы, оттягивая его голову назад и впиваясь грубым поцелуем в шею, тот тут же переместил руки с его спины к заднице, притягивая ещё ближе. На задворках сознания промелькнула мысль, что Хуа Би, кажется, не до конца верит в происходящее, боится действовать. Но Чэн знал его темперамент, он представлял — нет, он точно знал — каким бы тот был в постели — и сейчас с ним был все ещё не он. Хэ отстранился, посмотрел прямо в горящие похотью глаза и прорычал: — Хочу увидеть тебя. А Цю с долю секунды внимательно рассматривал его, а потом одним ловким движением стянул с него пиджак и схватился за края рубашки, резко рванув её в разные стороны. Та, не выдержав напора, порвалась по швам, рассыпая по комнате оторванные пуговицы. Хэ Чэн чувствовал, как плавится его кровь, разливаясь по венам горячей магмой. Властный А Цю заводил его до такой степени, что его стояком можно было убивать. И пока его уносило на волнах похоти и возбуждения, Хуа Би в два счёта разделался с его брюками, стянув их к лодыжкам одним слитным движением. И, как только он выпрямился снова, Хэ схватил его поперёк спины и, развернувшись, опрокинул их обоих на пол, смягчая падение рукой и коленями. А Цю удивлённо выдохнул, и тело Хэ прошила волна дрожи. Он отстранился и в два счёта разделался с обувью и болтающимися штанами. Вернулся к лежащему на полу молодому мужчине, плавно проехавшись своим стояком по его. В серых глазах плескалось вожделение. Цю, рыкнув, обхватил Чэна руками и ногами и перевернул их опять. Жадно поцеловал, сталкиваясь зубами, всасывая язык и исследуя дёсны. Едва оторвавшись, он спустился вниз и провёл горячим языком по каменному прессу. И запустил руку Хэ в трусы. Чэн протяжно застонал, толкаясь в тёплую руку, запуская ладонь в волосы А Цю. — Хочу тебя. Хуа Би остановился и долгим взглядом посмотрел ему в глаза, потом кивнул, пробормотал: «Сейчас вернусь» и, подорвавшись на ноги, ушёл в сторону ванной. Вернулся буквально секунд через тридцать, с небольшим чёрным тюбиком, который поставил рядом с головой Хэ, а сам наклонился над ним, вовлекая в поцелуй. Хэ потянулся к нему, обхватив за голову, и ловко опрокинул на спину. Углубил поцелуй, не в силах удержаться от настойчивых движений бёдрами. Он целовал Цю яростно и страстно, до искр перед глазами и пустоты в голове. Продолжая толкаться и тереться, прерываясь только на то, чтоб избавиться от последней мешающей одежды, чтобы слиться в единое целое, не имея наконец больше никаких преград. Они бесконечно тёрлись друг об друга, целовались до нехватки воздуха, сталкиваясь носами, зубами и коленями. Не давая другому вести слишком долго, катаясь по полу, меняя позиции, пока возбуждение не достигло эмоционального и физического пика. Хэ ловким движением выцепил с пола заветный тюбик. Сердце замирало только от мысли о том, что сейчас будет. Тело начинало потряхивать от еле сдерживаемого возбуждения, но он продолжал подготавливать своего партнёра, не переставая жадно его целовать. А потом всё слилось воедино: мысли, чувства, рваные толчки, до крови содранные спины, укусы, поцелуи, стоны и проклятья. Движения обоих стали бешеными и спонтанными, всё внутри горело дьявольским огнём. Дальше только тело к телу, сердце к сердцу. И в наивысший пик блаженства исчезли все звуки, кроме тихо слетающих с губ имён. Чуть позже, всё ещё пребывая в неге после головокружительного оргазма, Хэ Чэн боялся даже пошевелиться. Стараясь хоть на секунду продлить миг обычного земного счастья. Ведь, стоит ему только встать, оно мгновенно разобьётся о холод правды и углы реальности. Потому что только раз — сейчас — они могли быть вот так… вместе… горячо и правильно… А там, за дверью, снова будут теми, кем должны быть, а не кем хотели бы. Позже Хэ всё-таки ушёл, не прощаясь, не сказав ни слова, по-английски, тихо выскользнул за дверь. А Цю всё так же лежал на полу, будто задремав. Но Хэ знал, что тот слышал. Слышал, как он собирал вещи, одевался и как ушёл. Но не был в силах его остановить. В этой жизни им не позволено было быть рядом. Нельзя было о таком даже мечтать. Но теперь у них был общий секрет. О ночи — одной на двоих. А завтра… завтра они вновь будут шефом и подчинённым. Со множеством дел и проблем. Но всё это будет завтра. А пока тело ещё помнило, каково это — быть с любимым человеком.