Безнадёжный закон

— Я победил тебя, Ниа! Но это было не так. Прежде чем Лайт успел осознать, что ничего не произошло, что враги его Нового Мира все ещё живы и что его план не сработал, он упивался чувством своей победы, чувством, что наконец настоящая справедливость восторжествует. В конце концов, он смог победить Эл, а что теперь значат его преемники? Проиграть бы такому скучному последователю было бы так унизительно не только для Лайта, но и для Киры. Хоть в последнее время невозможно отличить одно от другого. Но когда осознание всей ситуации наконец приходит, когда взгляды бывших союзников устремлены только на него, очевидно ждущие объяснения, ждущие хоть какой-то попытки оправдаться или как-либо отрицать то, что Кира все эти годы был прямо рядом с ними, то Лайт не выдерживает. Он отходит назад, а пока он это делает, из него вырываются смешки. Нервные, громкие, способные заглушить шум на этом чертовом складе, более отчаянные с каждой секундой, пока наконец не превращаются в смех. И это самый искренний смех безумца, ибо только в этот момент Ягами наконец смог освободиться от вечной лжи, от идеальной маски вежливого, учтивого, сострадающего детектива. Ему больше нет смысла никем притворяться, он наконец-то не должен продумывать ответы в своей голове так, чтобы его никто не смог обвинить. С каждой минутой, с каждым годом от лучшего ученика Японии оставалось все меньше от Ягами Лайта, но теперь его не осталось вообще. Остался только Кира, чьи глаза всем присутствующим кажутся красными, а заливистый смех пугающим. Лайт выдыхает, низко опустив голову и плечи. Единственное, что теперь его может волновать — это как выбраться отсюда живым. Но он бы не был гением, если бы не смог это продумать. Он поднимает взгляд на всех, кто здесь есть. Для него они теперь не более, чем потенциальные мертвецы, имена которых запомнит только Тетрадь Смерти. Лайт не выпрямляется до конца, все ещё стоя в несколько скрюченной позе, находясь к своим врагам боком. Его внезапная ухмылка такая же кривая. Руки опущены. — Верно, — хриплым после смеха голосом произносит он, — я Кира. Ягами звучит слишком довольно для человека, которого раскрыли, которого ждёт смертная казнь или пожизненное заключение в тюрьме за все преступления, но он не боится. Может все это время он тайно и ждал, когда его настоящую личность наконец-то раскроют, когда они посмотрят на него не с уважением и восхищением, а ненавистью и страхом. Восхищение, впрочем, может остаться. Лайт уверен, насколько бы сильно они все здесь ненавидят Киру, но закрывать глаза на блистательный ум этого гения невозможно. Эти идиоты, те которые когда-то были ему напарниками, все ещё смотрят неверяще, шокировано, признать такую горькую и убийственную во всех смыслах правду сложно. На привычно равнодушном лице Ниа появляется подобие победоносной, но призрачной улыбки. Лайту хочется стереть ее, но ещё рано… или же поздно? Ягами выпрямляет спину, но со стороны это выглядит так, будто ему стоило огромных усилий вернуть себе такое хваленое самообладание обратно, но ухмылка не собирается покидать его лицо. С этого момента начинается его признание, а все слова, что он сейчас скажет, определят его дальнейшую судьбу. К счастью, Лайт никогда не сомневался в своём навыке красиво говорить, не сомневается он в нем и теперь. — И что с того? Что ты сделаешь? — он неестественно и резко поворачивает голову к этой пустышке с игрушками, — убьешь меня здесь? Ухмылка превращается в притворно расслабленную улыбку. Все теперь в мимике Лайта выглядит таким сломанным, неисправным, он и сам будто неисправен, но скрывает это за театральными жестами рук и обманчивым уверенным поведением. Если он и не может контролировать сейчас ситуацию, то хотя бы создаст иллюзию того, что она под его контролем. — Слушай, я — Кира. И я… бог нового мира. Теперь Кира — закон. Это нынешняя реальность. Кира олицетворяет справедливость. Он подарил надежду. — Лайт выставляет перед собой руку вперёд, будто вся справедливость и надежда хранятся прямо в его ладони. Он снова выглядит невозмутимым, что абсолютно не вяжется со сценой подлинного безумия несколько секунд назад. Но ведь теперь Кира — бог, а боги никогда не демонстрируют своих слабостей. — И ты собираешься убить меня? Разве это правильно? — спрашивает он так, разводя руки в стороны, словно жертвой всей этой истории были не люди, которые не сделали ничего, кроме как мешались под ногами, но именно непризнанный бог мира без преступности, — поймать Киру… сделай ты это в прошлом, это было бы справедливо. А теперь это — преступление. Люди изменились. Или ты делаешь это ради собственного удовлетворения? Все взгляды прикованы к нему, Лайт это знает, сейчас он главный актёр всего этого спектакля, нужно просто убедительно отыграть свою роль. — Прошло шесть лет после первого появления Киры. Войны прекратились, а преступность сократилась на семьдесят процентов, — плавно опускаются руки, ставится пауза, — тем не менее… мир все ещё несовершенен. В нем все ещё много людей, что заслуживают уничтожения. Люди гоняются за счастьем, и они имеют на это право. Однако это невозможно, пока есть те, кто мешает этому. Это не случайность. Все из-за существования преступности в этом мире. Лайт сжимает кулаки настолько крепко, что кажется ему никогда и не нужна была сила тетради. Он не позволял себе задумываться о том, насколько слабым и беспомощным может быть без своего главного оружия, но и проверять никогда это не собирался, сейчас он также не безоружен, ведь у него все ещё есть козырь в рукаве. Буквально. — Когда я впервые взял тетрадь в руки… нет, даже раньше… мир разрушается из-за преступности. Если посмотреть поближе, если и есть люди, способные жить счастливо в таком мире, то это продолжается недолго. Зло порождает ещё большее зло. Преступники совершают его, и это распространилось по всему миру. Остальные люди будут учиться у них и станут такими же, полагая, что это хорошо. Такие люди… не достойные жить в этом мире… должны быть уничтожены. Перед его глазами проносится столько воспоминаний, столько убийств, которые он никогда не признает преступлением. Нет, это было нечто иное как кара. Божья кара, если угодно, ведь кто-то должен выполнять работу бога, пока все остальные находятся в стороне. Пока все остальные испугались бы такой ответственности, Лайт действовал как герой, как тот, кто возложил огромную ношу на свои плечи. Простые невинные люди не должны бояться его, но враги… страх врагов был бы приятен. — Разве смерть — не единственный выход избавления от них? Иначе это продолжится бесконечно. Мой подход уничтожает зло сразу после его зарождения. Я караю зло и тех, кто вредит другим. Таких людей невозможно изменить… а обычные люди меняются, и выбирают другой путь. Право на счастье… все мы обладаем им одинаково. Оно не может быть получено, вредя другим. Не препятствовать счастью других людей и уважать друг друга — именно при таких правилах человечество должно существовать. Лица мелькают перед глазами все быстрее и быстрее, обрывки давно оставленных позади моментов, страх перед силой тетрадью исчез с первой же пробы насколько та настоящая, неважно сколько было убито, неважно сколько ещё придётся убить, Кира не может остановиться, нельзя бросать свою работу, он был рождён, чтобы обладать этой силой, чтобы изменить мир с нею, рождён, чтобы стать монстром в глазах идиотов и самим Богом в глазах понимающих людей. — Так, мир изменился, и люди стали более способными к доброте… те, кто так и не смог отказаться от зла, недостойны жить как люди. Как живым существам, превосходящим других, людям предназначено двигаться дальше… но мы двигаемся только назад! — голос Лайта невольно срывается на последнем предложении. Ему нельзя паниковать, ему нельзя терять контроль, но маска человека с не затуманенным безумием разумом раскалывается у всех буквально на глазах. Его руки дрожат, но это не проблема, даже если придётся перейти на крик, все равно не беда. — Прогнивший мир… политика… справедливость… образование… что делает этот мир правильным? Все же кто-то должен… когда тетрадь появилась у меня, я понял, что мне нужно сделать это… нет. — Лайт мог бы понять раньше, что в этот переломный момент начинается его окончательное падение, но когда забираешься слишком высоко, то также успешно слепнешь. Ему плевать, насколько убедительны его слова, насколько громко ему придётся кричать, чтобы они наконец поняли, что он прав. Бог всегда прав. — Только я мог сделать это! Я прекрасно понимал, что убивать людей — преступление! Но это был единственный выход! Я думал, что когда-нибудь люди обязательно согласятся с этим и будут расценивать как правосудие! У меня не было выбора, кроме как стать Кирой… это моя судьба! Я был выбран, чтобы изменить этот прогнивший мир и создать рай! Использовать тетрадь… кто бы ещё решился на такое? Как далеко вы бы зашли? Смогли бы вы достигнуть цели?! — Его окружают одни идиоты, это видно, но Ягами не оставлял надежды на то, что может ещё кто-то одумается, ещё кто-то поймёт. Лайт кричит так, как никогда не кричал, но его слова будто отскакивают обратно от кирпичной стены непонимания и осуждения. Он смотрит на всех глазами, которые полны ярости, полны злобы и только ею, в них не осталось ничего святого, во взгляде Ягами Лайта больше нет света, есть только тьма, поглотившая ещё и его гениальный разум. — Никто бы не смог этого сделать… вновь вернуть человечеству нормальный облик! Глупые люди только стали бы использовать тетрадь для себя! Но я пожертвовал своими собственными интересами! Я отличаюсь от людей, которые использовали бы тетрадь только ради прибыли! Именно они — враги всего мира! — он закашливается голос все же подводит, не хватает воздуха, чтобы продолжить речь, поэтому Лайт позволяет себе перейти на хрипоту: — Да. Только я могу сделать это… создать новый мир… и с его вершины повести всех по правильному пути… только я мог… — Нельзя больше тянуть. Ягами гордо вскидывает голову. Крики? Какая ерунда, всего лишь вынужденная мера, Лайт не может признаться даже самому себе в собственной слабости перед эмоциями. Он наконец переводит взгляд на Ниа, чья призрачная улыбка уже давно исчезла, но тот слушал внимательно, как, впрочем, все остальные. — Подумай об этом… ты снова хочешь вернуть этот прогнивший мир? Снова хочешь, чтобы люди стали думать так, как раньше? Даже ты должен понимать. Без преступников мир станет лучше. Но вы все равно считаете, что нельзя их убивать. По-твоему миру будет лучше, если победить Киру здесь? Что будет после моего ареста? Разве это не только для того, чтобы убедиться? Разве это не ради твоего собственного удовлетворения? «Ты повторяешься, Ягами Лайт». Проносится в голове Ниа, но тот все ещё сохраняет молчание, может и выглядя самую малость заинтересованным во всем этом монологе убийцы, но не настолько, чтобы проникнуться философией того. «Но чего ты добиваешься этим? Ждёшь, что тебе отдадут настоящую тетрадь и ты сможешь дальше прикрываться за своим изуродованным понятием справедливости? Не слишком ли это самонадеянно? Нет, здесь что-то не так. Ты не можешь быть таким наивным. Ты всего лишь тянешь время, Ягами Лайт. Ты знаешь, что тебя загнали в угол, поэтому это единственное решение, которое пришло тебе в голову и ты посчитал его разумным». Искра любого интереса быстро угасает в глазах Ниа. «Как жаль, что мне никогда не нравились ораторы, восхваляющие себя». — Если это просто месть за Эл, то ты выбрал самый глупый план действий. — Лайт знает на что надавить, он просто не мог удержаться от упоминания небезызвестного умершего детектива. И это срабатывает, ведь во взгляде Ниа наконец-то появляется что-то такое знакомое, тайное, темное, глубокое, но при этом абсолютно пустое и неизвестное. Все же они в чём-то похожи, от этого никуда не деться. Призрак Эл все ещё преследует Лайта. — Перед тобой сейчас Кира, но он также и Бог нового мира! Ниа слышит в этой фразе победителя, а не проигравшего, а ещё он абсолютно не согласен с данным утверждением. Всего на секунду ему становится жаль Ягами Лайта. Он задумывается об этом дольше нужного, поэтому медлит с ответом. «Такой ум, потраченный на преступления. Ты действительно многого достиг, это сложно не признать. Я верю, что Эл успел увидеть тебя человеком, ибо я вижу только монстра». —… нет, — Ниа надавливает пальцем на фигурку, изображающую Киру, — ты… ты всего лишь убийца. А эта тетрадь — самое мерзкое оружие массового уничтожения в истории. Во взгляде Лайта всего на мгновение мелькает что-то недоброе, прежде чем сменяется обычным пренебрежением. — Будь ты нормальным человеком… увидев силу этого инструмента только однажды использовав его впервые, ты был бы напуган этим и сожалел о том, что сделал. И ты никогда бы не использовал эту тетрадь во второй раз, — наследник Эл поднимает фигурку, — то, что я собираюсь сказать, покажется странным… я могу понять кого-то, кто стал бы убивать ради собственной выгоды. Я даже считаю это нормальным. Но ты использовал силу бога смерти и тетради, ошибочно возомнив себя богом… Он раздавливает эту фигурку слишком легко. — Сумасшедший серийный убийца, — Ниа четко произносит каждое слово, выделяет, одним простым определением указывает на истинное место Лайта, чьё лицо искажается в одну секунду, — вот, кто ты. И ничего более. —… Ниа, ты ошибаешься. Я — справедливость. —… может и так. Справедливость и несправедливость, добро и зло… иногда нельзя различить их. Даже если есть Бог. Даже если эта сила была дана тебе им, я бы на твоём месте для начала все обдумал и решил для себя, правильно это или неправильно. Но в конце концов, я такой же как и ты. Я верил в свои собственные суждения о том, что является правильным и полагал, что они справедливы. Ты возомнил себя богом, ты говоришь людям, как им проживать свои жизни. Это никакой не «новый мир» и не правосудие. Ты просто угрожаешь им, убивая всех без разбора, и им приходится жить так, как ты этого хочешь. И что насчёт того, что думали другие? Во что они верят? Что они считают истинным правосудием? Лайт не может ничего сказать, точнее то, что осталось от него. Он опускает голову, хмурясь собственным мыслям. Не может же быть так, что он ошибся в своих благородных целях? Ошибся в своей мечте? Все эти смерти… были зря? Он косится в сторону всех присутствующих. Раз, два, три… три человека от СПК. Раз, два, три, четыре… и четыре его верных бесполезных тупиц. Плевать, что они смотрят на него с неприкрытой неприязнью. Лайт закатывает глаза. «Это бесполезно. Я окружён идиотами, которым никогда не понять». Нет, эти смерти не были зря, было бы слишком глупо пройти такой долгий и трудный путь, чтобы отступиться. Лайт замирает. Он так отчетливо слышит тиканье часов на своей руке. Почти как звон колоколов. Но это не его похороны. «Даже не думай пытаться забрать меня с собой, Эл». — Я обещаю, что тебя запрут в месте, где ты ничего не будешь ни видеть, ни слышать. Лайт смиренно опускает голову. Это должно выглядеть так, что он наконец перестаёт сопротивляться своей судьбе пожизненного затворника в какой-нибудь психбольнице, впрочем, именно так оно и выглядит. — Хорошо, Ниа, — тихим и ослабевшим голосом, полным горечи, произносит Ягами, медленно опускаясь на колени, поднимая руки, признавая своё окончательное поражение одним этим жестом, — ты победил меня… Слышатся шаги Моги. «Точно, у него же наручники». Тиканье часов напоминает Лайту биение его сердца теперь. Слишком быстрое. Или ему кажется? Даже если Ниа и рад своей победе, лицо его остаётся абсолютно невозмутимым. «Такая речь, чтобы только сдаться? Не думал, что ты так быстро перестанешь рассказывать нам сказки, Ягами Лайт». Волосы спадают вниз, никто и понятия не имеет о том, как напряжённый взгляд Киры впился в часы на своей руке. Именно тогда, когда никто не ожидает услышать его вновь, Лайт подаёт голос: — Вот только… сколько уже времени? — и этот вопрос мог бы быть самым миролюбивым и дружелюбным на свете, но есть что-то обманчиво сладкое и мягкое в тоне преступника. Ниа пронзает как молнией. Теперь он пристально смотрит на Лайта. Тот смотрит в ответ из-под челки. «Встреча началась в час, но я ждал ещё тридцать минут…» «Ты ждал ещё тридцать минут, а я на столько же смог подготовить свою речь…» «И все это было не для того, чтобы пытаться убедить нас в своей правоте, ты просто…» «Я просто тянул время…» «Ведь на самом деле у тебя ещё есть…» «У меня ещё есть план!» — Члены СПК! Немедленно в укр- Слова Ниа остаются никем не услышанными в звуках открывшейся внезапной стрельбы. Лайт больше не слышит тиканье часов, не слышит даже этих колоколов, ох, нет. Он слышит хор. Хор, который прославляет Киру. Бога этого Нового Мира, преодолевшего столько препятствий на своём пути. Лайт начинает двигать руками, словно руководит оркестром. Конечно, теперь он дирижёр. Голова все ещё опущена, руки двигаются медленно, но затем все быстрее, резче, отчаяннее. А трупы падают, один за другим, словно бесполезные мешки костей. Наступает блаженная тишина. Кира медленно поднимается со своего места, окидывая презрительным взглядом одного оставшегося выжившего. У Ниа закрыты глаза, но нет сомнений в том, что он лишь пытается скрыть страх таким наивным образом. Лайт не может подавить нервный смешок, он достаёт бумажку из своих наручных часов. — Я позволяю тебе насладиться последним своим открытием. — тянет он, наклоняя голову в сторону. — Давай же, Ниа… порази меня своим талантом… — Ягами переходит на угрожающий шёпот, а затем тихо и радостно смеётся сам себе, явно забавляясь всей сложившейся ситуацией, довольствуясь беспомощностью противника, ехидно бросая в сторону наследника Эл: — Или ты не можешь? — Я могу. — холодно отрезает Ниа, открывая свои тёмные глаза. В них наконец есть хоть что-то, кроме пустоты и безразличия, а именно ненависть. Лайт беззаботно пожимает плечами. — Тогда вперёд, начинай. У тебя есть почти все время мира. Моего мира. Пауза между ними затягивается на десять минут, прежде чем Ниа наконец рассказывает все то, что предусмотреть он не смог. — Ты знал, что проиграешь. Ты продумал этот исход тоже. Тот смех не был порывом продемонстрировать нам твоё безумие, это был твой смех победителя, у тебя был запасной план, поэтому тебе стало смешно, что он пригодился, но все другие подумали иначе. Ты очень убедительно отыграл свою роль того, кто пытается оправдаться идеологией. Даже я поверил. Все поверили. Но ты просто тянул время. Отрывок в твоих часах. На нем уже было записано условие. В два часа дня все детективы, что были с тобой и чьи имена ты знал, открыли огонь по членам СПК. Также ты не пощадил и Миками Теру, он был тоже застрелен. Но ты оставил меня в живых. Каким образом, если ты не знаешь моего имени? Все просто. Ты написал в условие о том, что умереть должны все, кто в этот момент стоит, поэтому ты прикинулся сдавшимся и сел на колени, условие обошло тебя стороной. Через столько же времени речь Ниа была награждена саркастичными аплодисментами. Лайт переворачивает отрывок и показывает наследнику Эл записанные условия. — Совершенно верно. Знаешь, если бы ты и это смог бы предвидеть, то я был бы готов поверить в то, что ты не детектив, а чародей. Но… — он изображает показательно притворное сочувствие, говоря все мягким тоном, — прости, но чудес не бывает, Ниа. Я не надеялся на то, что ты выживешь. Более того, я даже не думал, что у тебя есть привычка сидеть на полу, но… Бог в последний раз помог мне, прежде чем передать своё место. Ниа противно слышать упоминание Бога в таком ключе, Лайт это прекрасно знает. Между ними снова воцаряется тишина, но совершенно не напряженная. Оба прекрасно знают исход. — Даже не спросишь, что с тобой будет? — как-то даже скучающе интересуется Ягами, постукивая пальцем по наручным часам. — Ты собираешься написать мое имя в отрывок. Там ещё осталось место, я знаю. Не посчитал нужным озвучивать очевидное. — Эл не язвил перед своей смертью. — хмыкает Лайт. — Эл не язвил друзьям. — парирует Ниа, резко наклонив голову в сторону. Он ожидает увидеть реакцию, убедится в том, что и так знает. Кира не заставляет себя долго ждать, скривив губы, злобно нахмурившись, портя такую замечательную маску идеального юноши. — Так и ты не начинай, — чуть ли не выплёвывает эти слова Лайт, бросая взгляд на часы, — твоё время в моем мире истекло, Нейт Ривер. Не молись. Твоему Богу здесь больше не место. Шаги Лайта отдаются эхом по всему складу, он уходит, в последний раз окидывая взглядом Ниа, не обращая никакого внимания на трупы. Что взять с мертвецов? — Партия окончена. — громко объявляет Лайт, выходя со склада, закрывая за собой дверь. Ниа провожает его взглядом. Последний штрих, последняя буква в столь ненавистном имени. Лайт отсчитывает секунды. Ниа тоже это делает. Это уже второй раз, когда они идут так долго. Кира задумывается, что если у противника тоже есть запасной план? Но его нет. Ровно через сорок секунд слышится стук последнего тела об пол. Ягами выдыхает, положив руку себе на сердце. Он жив, а они мертвы. Все до единого. Он победил, а они проиграли. Восседающий все это время на высоте Рюук вслушивается в чужой истеричный смех. Кажется, веселье все же закончилось.