Red Scare

Америка сходит с ума. По крайней мере, так это ощущается. Он выиграл войну, разрушил Японию, возродил свою экономику, поставил Германию на место; США спешил на помощь с вытянутой вверх рукой. Он доказал своё превосходство над Англией, показал этому старику, кто теперь лидер свободного мира. В конце концов, мир — это жемчужина Америки. Есть только одна проблема, одна проблема, которая постоянно преследует его, ходит за ним по пятам, куда бы он ни пошел: Советский Союз. СССР везде. А Альфред вымученно смотрит, неспособный что-либо сделать, так как Иван держит Польшу перед собой, словно щит. И везде, везде он щеголяет этим проклятым серпом и звездой. Это нечто ещё более страшное, чем сам Союз. Коммунизм просачивается в мозг Джонса, запугивая до тех пор, пока всё, что он видит, не становится красным. — Я помогу вам, — объявляет американец, порывисто раскидывая руки на следующем саммите, — Всем, кому угрожает Совет. Всем, кому угрожает коммунизм. Я дам вам деньги, товары! Брагинский просто смеётся, сохраняя глаза добрыми и холодными. Британия и Франция слишком устали: Вторая мировая война оставила им одни беды и страдания. Альфред впадает в отчаяние, почти теряя Грецию и Турцию перед Советами. С каждым днём он всё больше становится жалким параноиком. — Господи, помоги мне, — стонет он и бьётся головой о стол, когда президент рассказывает ему о коммунистической революции в Китае. Кожей лба чувствуется прохладное и гладкое дерево, лицо горит, а перед глазами витает самодовольная улыбка Союза. — Господи, помоги мне. Услышав о рождении Северной Кореи, его начинает рвать в мусорную корзину. Несколько минут спустя он выползает из-под своей смерти, бледный, дрожащий и разозлённый. — Сделайте что-нибудь! — рычит Америка, поправляя очки. — Мы не можем позволить ему победить. Не можем. США сталкивается с Яо, который стоит, с распростёртыми объятиями, перед Северной Кореей. Мальчик рассержен, замученный малыш, ненавистник СССР и Китая; новая страна издевается над Джонсом за спиной Вана. Иван приседает за Северной Кореей и улыбается, поглаживая его по волосам. — Ты молодец, да? Делаешь такую хорошую работу, сводя Америку с ума. Может быть, наш герой прыгнет с моста! Разве это было бы не прекрасно? — усмехается русский и вздыхает. — Заткнись! — кричит Альфред, направляя пистолет на Китай, надеясь, что заряженный кусок металла прострелит его насквозь и попадёт в извращённый продукт беспорядков, который он защищает. Он нажимает на курок, но китаец не двигается, и пуля просто заставляет его вздрогнуть. После этого Штаты нигде не чувствует себя в безопасности, даже в собственном доме. Совет всегда парит у его порога, заглядывает в окна. Ночью в постели американец может чувствовать чужие холодные, терпеливые и оценивающие глаза на себе. — Америка, — юноша не думает, что этот голос ему снится, но звук доносится из его спальни. Он дёргается в постели, прижимая одеяло к груди. — Америка, — голос становится громче, и от отвратительного холодка, прокатившегося по позвоночнику, Джонс понимает, что этот голос принадлежит СССР. — Я хочу тебя. Я хочу победить тебя. Я собираюсь победить. Альфред застывает, замечая, как матрас проседает под чужим весом. Он чувствует тепло тела позади себя, опускающего его обратно в лежачее положение. Холодные руки пробираются к его животу, ползут по груди, затем вниз, к изгибу бедра; чувствуется дыхание призрака Ивана на затылке. — Проваливай! — плачет Америка, безрезультатно извиваясь от действий коммуниста. Конечности не двигаются, он парализован страхом и кожей чувствует улыбку Брагинского между лопаток в то время, как страна выводит мокрым языком замысловатые узоры на его спине. — Тише, — шепчет Союз, поглаживая бёдра Джонса. Ледяная рука сжимает его член, и тот резко вздыхает. — На твоем месте я бы не двигался, Америка. Джонс чувствует себя как рыба, вытащенная из воды, дёргающаяся на конце лески. Длинные пальцы на члене слегка шевелятся, ласкают, и он лихорадочно содрогается, противясь постановающему Совету. США ругается и выгибает спину, норовясь вырваться, случайно поддаваясь вперёд навстречу ладони страны. — Ты застрял между молотом и наковальней, не так ли? — воркует Иван, целует капиталиста в щёку и кусает те места, до которых ранее дотронулся губами. — Ненавижу тебя, — выдавливает американец сквозь стиснутые зубы, раздвигая ноги. — Знаю, — выдыхает Брагинский. — Но от меня ты никуда не денешься. Часть меня всегда будет внутри тебя, нравится тебе это или нет. СССР улыбается, готовясь нанести удар, прямо там... И Америка кричит, кричит и тут же просыпается, покрываясь холодным потом. «Просто сон», — думает он, успокаиваясь. Но, чистя зубы, Альфред ощущает присутствие Союза, скрывающегося и висящего над ним, словно собственное дождевое облако. Джонс дрожит и винит в этом открытое окно в ванной. Ведь героев не пугают кошмары.