***
Шли годы. Ребенок становился взрослее, сильнее и умнее. Гастер с интересом наблюдал за его развитием и всячески помогал ему совершенствоваться. Но в один день случился небольшой прорыв в взаимоотношениях ученого и скелета, а именно тогда, когда скелету исполнилось пять лет, ему, наконец, решили дать настоящее имя за место кодового номера «002». — 002… Думаю, ты заслужил себе имя. Отныне, тебя будут звать Санс! — гордо проговорил Гастер и слегка хлопнул ребенка по плечу. Глазки Санса так и заискрились счастьем. Собственное имя! Позабыв себя от такой радости, он приобнял ножку ученого, так как не мог достать выше. Это был первый признак любви, который Санс когда-либо выказывал своему создателю. Тот невольно улыбнулся. Впервые за те годы, которые Гастер посвятил себя науке, он почувствовал, как что-то теплое обволакивает его грешную душу. Это так странно, но приятно. Гастер тогда дал небольшую волю своим чувствам, слегка пригладив скелета по голове и позволив себе улыбнуться. Впервые в жизни он мягко улыбался на глазах у Санса и проявлял хоть какую-то ласку по отношению к нему. Но эта кроткое дружелюбие продлилось недолго. Вскоре Гастер снова надел на себя маску хладнокровного доктора, помешанного на успехе своего эксперимента. Дело в том, что он посчитал, что этакая привязанность ни к чему хорошему не приведет, поэтому нужно ее искоренить раз и навсегда. Но, отгородившись от Санса, он лишь сильнее привязался к нему и стал переживать за его самочувствие. Волноваться было о чем. Левую глазницу Санса что-то очень часто стало будто протыкать насквозь, вызывая страшную боль. Гастер неоднократно осматривал глазницу, но ничего опасного не обнаруживал. Только со временем стало понятно, что таким болезненным способ выявлялась новая сила. В глазнице появлялась ярко-синяя радужка, сопровождаясь неестественным бликом и бурной нарастающей силой. Он мог с помощью этой силы создать большие черепа неизвестных монстров, которые могли стрелять синим лучом (Гастер прозвал эту атаку «Бластеры Гастера» или «Гастер-бластер»). Он был очень опасен, разрушающий все на своем пути. Это являлось большим прорывом в исследованиях Гастера, но некая нотка переживания все же ощущалась. Как-никак, боль была сильная, а мощь безграничная. Но, что может сделать ученый, совершенно не понимающий причины такой силовой активности? Изучить причину, конечно, можно было, но Гастер решил лишний раз не тревожить свой эксперимент. А причину такого решения он так и не понял. В другом случае, ученый обязательно бы сделал все, чтобы узнать причину того или иного происшествия. Так, что могло измениться?.. И Гастер понял это только спустя шесть лет наблюдений за своими странными чувствами и развитием Санса. Случилось это в самый обычный день, когда ученый даже и не задумывался над смыслом своих чувств. Он сидел на своем диване, отдыхая от загруженного дня за чашкой кофе. Ничего не предвещало беды, пока кое-что не потревожило его спокойствие. Маленький Санс мигом прыгнул на диван с криком «бомбочка» и приземлился на низ живота ученого, отчего у того перехватило дыхание. А озорник засмеялся и показал язык своему создателю. Кружка моментально выпала из рук Гастера, но ему было глубоко плевать на нее в этот момент. Всего лишь одного взгляда хватило, чтобы осознать, что дело куда более запущено, чем предполагал ученый. Пока Санс беззаботно смеялся и ничего не подозревал, Гастер проклинал себя за свою слабость и чертовы чувства. Разум тут же отключился и все сокрытые в глубине чувства ученого вдруг ни вырвались наружу, подобно извержению вулкана. Он взял Санса за скулы и резко поддался вперед. Их лица сомкнулись на мгновение, имитируя что-то вроде поцелуя. — Что же ты со мной делаешь, идеальная форма жизни?.. — прошептал Гастер, немного отпрянув от сконфуженного Санса. А потом, осознав свою ошибку, ученый отдернул руки, будто от кипятка, и резко закричал: — уходи отсюда, вон в капсулу! Маленький Санс испугался и убежал прочь. Казалось, будто он вот-вот заплачет. Схватившись за голову обеими руками, Гастер тихо выругался на самого себя пару раз, а потом лишь отвернулся лицом к спинке дивана. Там было как-то спокойнее. А ведь впервые за двенадцать лет своего исследования, ученый раскрыл свои истинные чувства. Хоть и не в тот момент, не в том месте и не тому скелету.***
Прошла неделя. Гастер старался находиться как можно дальше от своего эксперимента, заодно пытаясь «потушить» пылающие в нем чувства. Но, в связи с тем, что надо было обследовать самочувствие ребенка и другие не менее важные факторы — отдалиться слишком сильно не очень-то получалось. «Ах, если бы было такое вещество, которое лишает глупой привязанности и ненужной любви!» — рычал каждый час Гастер и всячески отворачивался от пристальных взглядов маленького Санса. Но тот сдаваться не собирался. Он всячески бегал за Гастером, не давал ему проходу иногда, но получал лишь недовольные взгляды, а иногда и тихое бормотание, вызывающее некий страх. В один день терпению Санса пришел конец, и когда Гастер в очередной раз проигнорировал его, он взбесился: — Почему… ты не замечаешь меня, отец?! — ученый остолбенел от резких слов в спину, — ты больше… больше не… любишь меня?.. отец!.. Гастер обернулся и впервые за много лет увидел судорожно плачущего Санса, грустно смотрящего в его сторону. Что-то щелкнуло в глубине души ученого и некий инстинкт заставил его рвануться с места к своему эксперименту и с некой нежностью приобнять его за плечи. Ученый сам не понял, как так быстро оказался в объятиях Санса, но он не думал отступать. — Люблю, — сухо сказал Гастер. Затем, взглянув в глаза скелета, повторил более душевно и нежно, — люблю. Даже слишком сильно для соз… для отца. Санс проплакал еще минуту, а потом резко посмотрел в лицо Гастера, тот удивился. Но потом он удивился еще больше, когда маленькие ручки скелета потянулись его лицу, обхватили его, а потом и само лицо резко приблизилось. Снова прикосновение лиц, имитирующее поцелуй. Ученый резко отпрянул и вопросительно взглянул на свой эксперимент. Тот мило улыбнулся. — Вы же сами такое… сделали. Вы помните… отец? Это же знак нашей любви! Гастер нахмурился и понял, что сейчас сделает самую ужасную ошибку в своей жизни, но он готов к последствиям. К тому же, Санс сам спровоцировал, как бы это ужасно не звучало. — Наивный маленький Санс… — проговорил Гастер и резко поднял скелетика на руки. Тот улыбнулся и обнял ученого за шею, ничего не подозревая, — боюсь, моя любовь отличается от твоей. Когда-нибудь, ты поймешь… Гастер пошел по направлению к комнате. Затем, он вошел туда, пред этим пнув дверь ногой. Комната оказалась маленькой, но вполне уютной. Гастер аккуратно положил свой эксперимент на кровать, а потом мигом навис над ним. Сконфуженный, Санс смотрел на своего «отца» нежным взглядом и понятия не имел о том, что тот хочет сделать. А Гастер лишь наклонялся все ниже и ниже и приговаривал: «ты поймешь…»