Тень за спиной

Когда Иорвет вызвался дежурить в первую половину ночи, Роше скрипнул зубами так, что слышно, пожалуй, было на другом конце Велена — удивительно, что нильфгаардские разведчики, наверняка прочесывающие местность, не сбежались. Скрипнул, обдал полным подозрений взглядом, но промолчал, и Иорвет расценил это как согласие. Удивился, надо признать: он-то ожидал долгих препирательств, грозящих закончиться или примитивным мордобоем, или вмешательством спутниц. Роше, впрочем, огрызался нынче нечасто — Иорвет даже отчетливо различал, когда какое-нибудь желчное словцо норовило сорваться с его языка, но оставалось невысказанным. Иорвет ухмылялся, поначалу торжествовал, а потом Саския прямо заявила, что ему бы тоже стоило поумерить пыл и научиться если не сотрудничеству, то терпению. Ради общей цели. И потому Иорвет никак не прокомментировал молчание Роше. Хотя и хотелось чрезвычайно. Саския — главная причина того, что они не поубивали друг друга ни в первый день, ни во второй, ни к концу этой странной недели, проведенной близ центрального лагеря нильфгаардской армии. Веленские леса смыкались над головой, переплетались длинными цепкими ветвями, и в прозрачной тишине поступь крадущегося мимо зверя, напуганного пламенем костра, шептала Иорвету о далях и шелковых травах, о дыхании горных хребтов, высящихся на юге, и о звонких прозрачных ручьях, делящих этот край. Иорвет слушал хлопанье крыльев и уханье сов, и внутренний взор рисовал древние места силы, которые почитали его далекие предки. D’hoine не слышат, не чувствуют — их уши глухи так же, как и крохи разума. И это — народ, объявивший себя владыкой нынешних дней!.. И это — народ, заставивший Aen Seidhe ютиться в самых дремучих чащах и самых неприступных горах. Посреди ночи он мог бы расправиться хотя бы с одним заклятым врагом, да только теперь они плывут в одной лодке. А еще он дал слово Саскии. Иорвет и злился, и досадовал, и печалился, но нить, которой он крепил перья к древку стрелы, ложилась ровными витками. Вместо костяного наконечника — остро заточенная щепа. Крепкие панцири нильфгаардских солдат такая не пробьет, но для охоты на дичь сгодится. Охотиться приходилось усерднее: он сам бы протянул несколько дней на грибах и кореньях. Но он был не один. И если Роше и его белобрысая девка вполне могли позаботиться о себе сами, то Саския... Саския тоже могла, признал Иорвет. Дева Аэдирна умела выживать среди дикой пущи не хуже его самого, но Иорвету не хотелось утруждать ее мелкими бытовыми хлопотами. Впрочем, охота бывала Иорвету в радость — не приходилось торчать в наспех разбитых лагерях и смотреть, как Роше и Саския обмениваются сведениями и обсуждают планы дальнейших действий. Да и в стрельбе он равных не знал, а стоило тренькнуть натянутой тетиве, как скопившаяся тяжесть хоть ненадолго отлегала от сердца. Иорвет не ревновал — его грызла злая тоска. Белобрысая тоже не промах — одинаково метко разила с арбалета и нильфгаардцев, не слишком подвижных в своих тяжелых доспехах, и мелких серых перепелок, прячущихся среди высокого сухостоя. Почти как эльфки его отряда. Иорвету даже становилось любопытно, как бы она управилась с луком и сумела бы вообще натянуть тетиву. Не будь она D’hoine, руки которой недостойны касаться благородного тиса, из которого выточены плечи его лука, — Иорвет бы проверил. Роше, с кривой ухмылкой подумалось Иорвету, наверняка бы взбесился, но виду бы не подал. Наступил бы себе на горло, как делал это последние дни. Это был бы маленький повод для радости, но Иорвет многого и не просил. В обычный шорох и шепот лесной ночи примешался еще один звук, и Иорвет поднял голову. Бьянка поднялась с лежака, запахнула короткую куртку, зябко повела плечами и зашагала к низким язычкам пламени, лижущим ночной воздух. Двигалась она бесшумно даже сейчас, когда в этом не было особой нужды. Роше, как ни крути, хорошо ее натаскал, заточил, научил быть оружием, и Иорвет подумал: когда кончится эта война и все вернется на круги своя, как много эльфов она еще отправит к праотцам? И сколь многих уже отправила? — Могла бы не вставать, — бросил Иорвет. — Тебе менять меня только через пару часов. Бьянка неопределенно качнула головой, будто пропуская сказанное мимо ушей. Обошла костер, перевернула угли, подернувшиеся белым пеплом, отступила за круг света к лежакам и очень буднично, привычно, так, что Иорвет бы и внимания не обратил, если бы не следил за ней с въедливой пристальностью, поправила плащ, которым укрывался Роше. Тонкие губы Иорвета скривились в усмешке: что-то нелепое и смешное было в этом жесте, и все же за ребрами скверно заскребло. То, что сделала Бьянка, было простым, естественным, как дыхание, а еще ее нисколько не смущало, что Иорвет изучает каждый ее шаг, словно ей решительно наплевать, видит ли кто со стороны это крохотное проявление заботы или нет. Это было глупо и абсолютно по-человечески — не сравнить с тем, как вели себя Aen Seidhe, — но тоска, вгрызавшаяся в душу Иорвета, отчего-то вновь зашевелилась и вонзила острые клыки поглубже. Он украдкой глянул в сторону спальника Саскии — и нет, он сам не решился бы сделать ничего подобного. Не позволила бы гордость — и его, и ее. — А может, ты мне просто настолько не доверяешь? — как ни в чем не бывало продолжил Иорвет, откладывая законченную стрелу и взявшись за новое древко. Бьянка выпрямилась, сняла с мундира прицепившуюся травинку и неслышно вздохнула. — Именно настолько, — сообщила она. А потом приблизилась тем же бесшумным быстрым шагом и встала напротив, закрывая спиной свет костра. — Предашь Роше, — добавила она спокойно, но жестко, — я сама с тебя шкуру живьем спущу. Иорвет хмыкнул. — Не разбрасывайся пустыми угрозами, девка. — И в мыслях не было. Он смотрел на нее снизу вверх и думал: да кто, собственно, такая эта Бьянка? Что вообще она может ему противопоставить? Она умелая, ловкая, чуткая, как лань, и быстрая, как соколица, а когда-нибудь и вовсе ни в чем не уступит своему командиру, но пока — всего лишь вторая, всего лишь тень за спиной Роше. Иорвет повертел в пальцах недоделанную стрелу. Он бы сказал, что ему смешно от этих предупреждений, от этого поправленного плаща, от того, как Бьянка незаметно прикрывает Роше спину. Ему было бы смешно, но он слишком давно не чувствовал, что может всецело положиться на кого бы то ни было. Так, как этот ублюдок Роше мог положиться на Бьянку. — Ты что же, — выговорил Иорвет, наполняя слова скопившимся в груди ядом, — думаешь, что твой ненаглядный командир когда-нибудь заметит, как ты из кожи вон лезешь, чтобы ему угодить? Бьянка повела бровью. Ее невозмутимо прохладный взгляд скользнул в сторону. Иорвет вдруг понял, что она смотрит на Саскию. — Чья бы корова мычала, эльф. Иорвет притворился было, что знать не знает, о чем это она, но осознал: бесполезно. Белобрысая девка, как и он сам, посматривала по сторонам и подмечала всякое: то едва уловимый вздох, то украдкой брошенный взгляд, то протянутую — и не встретившую ответа — ладонь. — Да что ты понимаешь, D’hoine, — пробормотал Иорвет. — И, раз ты и так бдишь, как бы я не вскрыл глотку твоему командиру, может, сменишь меня? Осточертело уже смотреть на твою страшную рожу. Смотреть — и осознавать, что эта дурная человеческая девка своей волчьей преданностью нет-нет, а напоминает ему Киаррана. А отчаянной любовью — Иорвету хватило и одного глаза, чтобы это разглядеть, — его самого. А когда назавтра их маленький отряд настигла нильфгаардская разведка, Иорвет, выпуская стрелу за стрелой, все же видел, как Бьянка в один шаг оказалась позади Роше, встала за спиной — и двое стали одним. Слаженные, будто единый механизм, они не мешали друг другу, даже соприкасаясь плечом, и мощные, яростные выпады Роше перетекали в быстрые, закрученные финты Бьянки. Вскройся какая брешь в обороне — тут же залатает не она, так он. Иорвет списал бы все это на отточенное, превосходно развитое сотнями сражений бок о бок чувство локтя, но... Саския сражалась рядом, но как будто сама за себя. Да и сам он привык полагаться лишь на собственные силы, будто некому его прикрыть. У этих двоих все было по-другому. И даже предназначавшуюся Роше стрелу Бьянка поймала плечом, не колеблясь ни мгновения. Иорвет и сам бы подставился под удар, не мешкая, возникни нужда защитить Саскию. Но когда они отходили в чащу вчетвером, и Роше поддерживал свою белобрысую девку твердой, надежной рукой, а она доверчиво прижималась к его боку, полагаясь на него без каких-либо сомнений, Иорвет снова ощутил эту разницу, от которой у него зубы сводило. Только D’hoine настолько не имеют гордости, что могут позволить себе не прятать собственной слабости друг перед другом, но почему это он, Aen Seidhe, отравлен завистью? — Дура, — припечатал Роше, когда маленький отряд остановился и разбил лагерь, чтобы зализать раны. Говорил он резко, но без злости: по крайней мере, без той, которая так и сквозила в голосе, когда он упоминал Эмгыра, Радовида — или, собственно, Иорвета. — На кой ляд ты под стрелы лезешь? Бьянка молчала, только смотрела исподлобья и кусала губы. Отвечать было незачем — Роше и так прекрасно знал ответ. Знал его и Иорвет, устроившийся поодаль и перетягивающий распоротую голень. Роше методично нарезал льняные бинты, скупым движением освободил древко стрелы от плотной ткани куртки и тонкой — рубашки. — Будет больно, — зачем-то предупредил он. Бьянка выдавила из себя улыбку. — Обычно мужчины убеждают в обратном. Вскрикнула, конечно, пока Роше извлекал стрелу, стиснула пальцами колени. С повязкой Роше управился быстро. Вытер руки. А потом положил ладонь ей на затылок и привлек к себе. Бьянка уткнулась побелевшим лбом ему в плечо и дышала сквозь стиснутые зубы часто и рвано, дожидаясь, пока улягутся дурные вспышки боли. Роше неловко перебирал коротко остриженные светлые волосы. Иорвет отвел взгляд. Себе он не мог позволить показать Саскии боль или усталость, а эти... D’hoine... открывались друг перед другом легко, принимали друг друга любыми, совпадали по остро заточенным граням, как детали головоломки. И почти смешно было, как они, такие открытые, прятали подальше едва удержимую, взаимную тягу друг к другу, которую Иорвет видел, даже не прилагая усилий. Было бы почти смешно, если бы Иорвет не понимал: у него самого нет и этого. Неясно, как прощаться с теми, кто тебе не друг и даже не товарищ: нет ни подходящих слов, ни удобных для этого жестов. Роше, пусть пока и союзник, а все же враг, и протягивать ему ладонь для пожатия Иорвету не хотелось. Партизанская война с Нильфгаардом едва начата, их дела еще не окончены, а дорога не пройдена до конца. За это короткое время, проведенное в пути на юг, к дислокации Империи, и обратно, Иорвет все так же считал людей заслуживающими лишь презрения, но... Сложно относиться к D’hoine по-прежнему, глядя на белобрысую девку — тень за спиной Роше — и через силу признавая, что ее по-человечески нелепые порывы так похожи на все то, что чувствует он сам. И, что хуже, Иорвет точно знал, что не сумеет использовать это единство, способное показаться слабостью, против Роше — подступиться попросту не сумеет. — Кое в чем тебе все-таки повезло, — заметил он, пока Роше проверял крепление седла. — Не похерь. — Ты о чем? Иорвет усмехнулся: хотелось бы ему знать наверняка, это Роше прикидывается, что не понимает, или не понимает в самом деле? — Да так, — отмахнулся он и бодро зашагал к ждущей его Саскии. До чего же смешные и глупые все-таки эти D’hoine, думал Иорвет, и высокие стебли травы стелились под его шагами. Иорвет бы рассмеялся. Да только ему было не смешно.