Курилка

Так прошла неделя. А затем и месяц. Первое время с меня, естественно, не слезали с расспросами «а почему?», «а как?», и «как ты к этому пришла?», на что я всегда отвечала, что мне сейчас некогда, надо бежать работать, поговорим позже. «Позже» никогда не наступало. Со временем всем стало начхать, и я этому рада. Всем, кроме Ханбина и Бобби. — Кэсс, нельзя прятаться вечно, выходи! — С первого дня я стараюсь не пересекаться и с ними, поэтому сейчас сижу в кабинете с закрытой на замок дверью. — Мы-то тебе что сделали?! — Хоть и ничего, но меня это мало волнует. — Я работаю, мне некогда. — Холодным тоном отвечаю я. Слышу шаги за дверью, и надеюсь они и правда ушли. Стоило расслабиться на секунду, как в дверь снова постучали. — Это снова я. — Бобби. Милый ребёнок, зачем ты трепешь мне нервы? — Отлично, но я всё ещё работаю. И тебе советую. — Ты ведь не работаешь! Сто процентов просто сидишь и смотришь в потолок. — Не правда. Обычно я лежу и смотрю в потолок. — Кэсс, прошло уже много времени. Хватит, а? Первую неделю мы ещё относились с пониманием. Но месяц — это слишком. — Он вздыхает. Где-то закрадывается мысль, что и правда, месяц это слишком. Никакой Сынхён того не стоит. Но и мысль о том, что мы с ним снова будем стоять на курилке вместе не вдохновила вообще. — Мне есть что тебе рассказать. Открой дверь. — Чёрта с два. — Я работаю. — Снова говорю я фразу, которую все вокруг уже ненавидят. — Ладно. Тогда не расскажу. Я пошёл. — Чёртово любопытство. Там же точно что-то про Сынхёна будет. Подскакиваю с места, быстро открываю дверь, и первое что вижу — это нахально улыбающуюся морду Дживона. — Быстрее давай. — Втаскиваю его в кабинет. Отхожу, сажусь на стол, и выжидающе смотрю на парня. Он садится на стул передо мной. — Сто лет тебя нормально не видел. — Дживон, ближе к делу. — Он хмыкает, откидывается на спинку стула, закидывая ногу на ногу и внимательно смотрит на меня. — На днях мы ходили в бар. Мы — это почти вся компания. Там естественно был Сынхён. И естественно почти все напились. Ты сама знаешь что такое пьяный трёп, и вот в этот раз им страдал твой предмет обожания и страха. — И что же он сказал? — Я откровенно удивлена, потому как Таби никогда не страдал пьяным трёпом, сколько бы мы не напивались. — Обычную банальщину: что ему жаль, что променял друга на стерву. — Ах жаль ему?! — Что-то ещё? — Уже начинаю закипать. — Да. Что если бы он знал, что есть хоть одна возможность вам как-то поговорить — он бы её не упустил. — Нахал. — Так что же он тогда сам эту возможность не создаст?! — Теперь уже не скрывая своих эмоций кричу на Бобби, как будто он в этом виноват. — А разве её можно создать в подобной ситуации? Если нам с Ханбином везло тебя увидеть за этот месяц хоть несколько раз, то от хёна ты пряталась основательно. Как ты это делала? — Не важно. Бобби, Таби прекрасно знает, где мой кабинет, где я живу, и где я люблю выпить, в конце-то концов. Поэтому не надо говорить, что возможность нельзя было создать. — Да, он всё это знает. Но как бы ты себя чувствовала, если бы Топ избегал тебя месяц? — А ведь если так посмотреть… — Но за этот месяц он даже не попытался со мной поговорить! — Снова закипаю. — Даже Джиён, и тот пытался, но Сынхён — нет. — Вот какая-то странная обида. Логично вообще на такое обижаться? Я думаю так дети делают. В таком случае, я — ребёнок. — Ну этот месяц он ещё проводил с Шинхё. Но сейчас они расстались. — Что? — И ты это говоришь только сейчас? — Я думал это очевидно, раз он по тебе тоскует. — Он по мне тоскует? Господи, почему из парней это всё надо вытаскивать? Но делать мне этого не хочется. — Так, Бобби, иди. Я хочу побыть одна. — Парень встал и направился к выходу, но возле двери остановился и обернулся на меня. Улыбнувшись, достал из кармана пачку сигарет и зажигалку, и оставил их на полочке. Вот уже… 2 часа ночи, а я всё ещё в офисе. Пьяная. Вообще-то алкоголь сюда проносить нельзя, но я справилась с этой задачей благодаря десятитысячной вонной купюре, стратегически помещённой в карман охранника. Как низко я пала. Пью всё больше и больше, стараясь собрать все мысли воедино. Выходит плохо, и это не удивительно, после второй бутылки виски. Это явно было слишком. И как люди только умудряются столько пить? Я явно плохо рассчитала свои возможности. Бегу (если это можно так назвать) в туалет. Тихо молюсь о том, чтобы ещё кто-нибудь не засиделся в компании. Трейни и айдолы чаще всего остаются. Но они на другом этаже, и, надеюсь, никому в голову не придёт прямо сейчас пойти, например, на кухню. Вернувшись в кабинет в самом отвратительном состоянии из всех, что у меня были, я, как обычно, ложусь на стол лицом вниз, и снова обдумываю, что же, мать твою, делать?! Чёртов Сынхён! Мог бы хоть раз поинтересоваться, не умерла ли я тут или не украли ли меня инопланетяне. А вместо этого что? Напивается и жалуется всем, что нет возможности. Мог бы пьяный вот так ко мне и притащиться! Чем тебе не возможность? Ещё и язык подвешен лучше. В какой-то момент проскакивает мысль, что ужасно хочется покурить. И тут я вспомнила о пачке, которую так любезно оставил для меня Бобби. Не смотря на вертолёты, встаю и иду к полочке. Запечатанная пачка тех самых сигарет, которые я курила до всей этой ерунды. Открываю окно и прохладный воздух сразу же пробегает по коже. Подкуриваю сигарету и уже понимаю, что тот кайф, который я ловлю сейчас от смешивания алкоголя и сигарет в организме, который уже отвык от этого будет равносилен моему желанию умереть завтра утром. Ну и чёрт с ним. Лёгкие горят, и я даже немного закашлялась.