Китайская, берлинская

С оглядкой назад, можно было смело заявить, что их отношения были заведомо провальными и что рано или поздно всё равно они бы разбежались, как в море корабли. Любовь живёт три года, а в их с Браун случае и того меньше. Два года и семь месяцев… Камилла ругалась, шипела, картинно взмахивала руками и обнажала клыки. По-хорошему, она имела на это полное право, но Белле на тот момент было как-то не до этого. Злилась и злилась. Перебесится и отпустит… У Камиллы Браун ещё сотни лет жизни в запасе, ещё миллион и одна «любовь на век» и завтрак чужой кровью по расписанию. У Беллы… У Беллы жизнь короткая. Относительно человеческая. С древним руническим мечом наперевес, мамой богиней мёртвых, долбанутыми братцом и сестричкой и, конечно же, с любовью к мертвецам и холоду. У Уайт нет времени на вампирские закидоны своей бывшей и нет никакого желания слушать признания в любви в три часа ночи. — Ты могла бы… — Могла бы, но не хочу, — полубог трясёт длинными белыми волосами и залпом выпивает настойку из чешуи василиска. Камилла кривит алый рот в усмешке: — Как всегда не дослушала, — а ей и не надо. Дочка Хель почти уверена, что услышит то же самое, что и сотни раз до этого. Ответ «нет» стабилен и монументален, как китайская стена. — Ты могла бы хотя бы спать со мной. Или сотрудничать с моим кланом. Вампиры помнят добро, да и я бы в накладе не осталась. Ты могла бы быть моим другом. Любовница. Охранник. Друг. Выбор без выбора, пню понятно, чего добивается глава вампирского клана. Не встречаешься со мной, так хоть оставайся рядом. Собственница. Камилла… красивая. Миниатюрная, худенькая, как тростинка, невероятная со своей любовью к сложным и красивым причёскам и зависимостью в красной помаде. Упорная, умная и упертая, держащая под каблуком всех клыкастых города. Сильная, обаятельная, вечно флиртующая… Будь Белле снова четырнадцать, она бы даже снова купилась на это. Втрескалась бы в вампирессу по самое не могу. Но с оглядкой назад, на пресловутые «но» и «если», можно смело заявить, что в четырнадцать за Уайт младшую говорили гормоны, отчаяние и желание доказать всему миру и себе самой, что она без отклонений и способна влюбиться хоть в кого-то, кроме собственного брата. Но клыкастая так улыбается. Это почти покупает Уайт с потрохами. Китайская стена с монументальным «нет» даёт значительную трещину. Да и не китайская она вовсе, стена эта - берлинская, того и глядишь падёт под натиском Камиллы. — Выбор без выбора, я знаю, что ты не отстанешь… Любовница, но не охранница и уж точно не друг, — принимать серьёзные и взвешанные решения рядом с Камиллой после трёх стаканов настойки из чешуи василиска не самый лучший ход. Но Уайты, вроде как, вообще не славятся адекватными решениями. Одним неправильным шагом больше, чем минуту назад. Жизнь Беллы традиционно катится по дорожке из жёлтого кирпича в Хельхельм, и противиться этому не стоит. Любовница, просто любовница, не девушка. Камилле и самой вскоре это надоест. Просто ей это надо доказать. Беловолосая отвечает на поцелуй Браун и зарывается пальцами в длинные волосы последней. * Белла тихонько стонет, запрокинув голову вверх и закинув ноги на бёдра Камиллы, в какой-то подворотне у бара. Холодные пальцы уверенно справляются с застёжкой на узких джинсах полубога, а острые клыки прокусывают нежную кожу на ключице. Остро, восхитительно, такого даже в старые добрые времена не было. Одним. Неправильным. Решением. Больше. Белла вскрикивает и чувствует, как на её теле становится на один укус больше. Могло быть и хуже.