Семь дверей

      Придорожный мотель «Красный клён» располагался близ одного небольшого городка, спрятанного от всего мира густым и непроглядным туманом. В этом месте, чьё название Хёрк уже очень долгое время не мог запомнить, постоянно шли проливные дожди, которые, к его величайшему неудовольствию, затягивались на целые дни, а то и недели. Он уже и не помнил, когда в последний раз видел солнечный свет, и от этого настроение с каждым днём ухудшалось всё больше и больше.       Разглядывая многочисленные дождевые капли на окне кафетерия, он меланхолично вздохнул, не постеснявшись при этом подошедшей молоденькой официантки. Белокурая красавица не без интереса осмотрела постоянного клиента, успевшего надоесть всему персоналу за последние шесть дней, и аккуратно положила меню на столик.       — Мне только кофе, — произнёс Хёрк, не отводя взгляда от окна.       В последнее время он окончательно упал духом и даже стал забывать цель своей остановки в этом Богом забытом месте. Он уже около месяца бродил по дорогам страны, останавливаясь лишь на сон или перекус у каких-нибудь бензоколонок и подобных мотелей, где, по обыкновению, отдыхали водители частных грузовиков. И вот теперь он совершенно отчаялся в поисках того, зачем и пришёл в это «болото», и чуть ли не целыми днями сидел за одним и тем же столиком у окна.       — Ты совсем раскис, приятель! А ведь мы даже не дошли до города, — мужчина, сидящий напротив, не сводил своих пустых глаз с лица компаньона.       — Отвянь!       Разговаривать с ненормальным «отражением» совсем не хотелось. К тому же Хёрк находился в общественном месте, а не где-нибудь на безлюдной улице, поэтому заговори он сейчас с Томом, и все окружающие покрутят пальцем у виска. Ведь никто, кроме самого Хёрка, не мог видеть его.       — Ой, какие мы сегодня необщительные и злые, — Том театрально закатил глаза. — Что, даже не заговоришь с этой симпатяжкой в фартуке? Кажется, ты ей приглянулся.       В это время к столику подошла всё та же официантка. Теперь она несла в руке небольшой поднос. На нём оказалась не только чашка чёрного кофе, но и тарелка с печеньем. Видимо, Томас действительно прав — девушка явно положила на него глаз.       — Прекрати нести чушь, — едва слышно произнёс Хёрк, когда официантка поспешила обслужить нового посетителя. — Ты прекрасно знаешь, как я отношусь к женщинам после того, как… — он оборвал себя на полуслове и сделал глоток горячего кофе, при этом удосужившись обжечь себе язык.       — Да брось! Тебе же надо как-то расслабляться. А что, если одна из тех тварей, на которых мы с тобой охотимся, возьмёт и откусит тебе руку? Как ты тогда будешь самоудовлетворяться? Меня попросишь, пупсик?       — Мудак! Заткнись сейчас же! — злобно прошипел Хёрк, при этом слегка ударив кулаком по столу.       Всё же за долгое время знакомства с Томом он научился управлять своими эмоциями и, как говорят в народе, «не палиться» перед окружающими. Его спор с сиденьем напротив никто не увидел, однако Хёрк вновь отвернулся к окну, приняв всё тот же меланхоличный вид, с каким он сидел ещё пять минут назад.       Сейчас, когда ему уже стукнуло двадцать три (хотя в связи с рядом событий, произошедших в течение нескольких последних лет, Хёрк выглядел намного старше), он не мог с точностью сказать, когда впервые увидел Тома. Каждый раз память возвращала его в детство, беззаботное и весёлое, когда твоя комната набита игрушками и когда родители каждое воскресенье ведут тебя в кино или на аттракционы. То время не без скромности можно было назвать золотым. Хёрк, как и любой мальчишка того времени, бегал по дворам с импровизированным оружием и изображал из себя пирата или индейца, смотрел «Улицу Сезам» по телевизору и собирал комиксы про супергероев, в частности про Человека-паука. У него была орава друзей-сорванцов, которые целыми днями терроризировали соседей и всячески пытались заслужить уважение у подростков. Помнится, что один из таких мальчишек даже украл коробок спичек из магазина, чтобы с гордостью принять от старших дымящийся окурок.       Да, детство Хёрка было замечательным, но только лишь до того момента на стройке, когда он, увлёкшись игрой с другими мальчишками, сорвался вниз с высоты второго этажа. И всё бы ничего, да только Хёрк хорошенько приложился головой о газовую трубу, привезённую в тот же день рабочими. Сколько же тогда было шума! Машины, сирены, рыдающая мать и перепуганные до полусмерти товарищи, скорая, больница и врачи в белых халатах. Диагноз был не так страшен, как гнев отца на следующий день: ушиб головного мозга средней тяжести.       Окончательно Хёрк пришёл в себя только поздно ночью. Тогда его желудок тут же скрутило, и мальчика вырвало. Причём не один раз. Уже в тот самый момент Хёрк заметил, что всё вокруг выглядит как-то по-иному, чем прежде, но списал всё на травму и не придавал этому значения до одного случая, перевернувшего всю его жизнь.       Всё случилось дома. Он вместе с матерью ждал отца с работы. И пока женщина старалась как можно быстрее приготовить ужин, мальчик с безразличием смотрел какой-то мультфильм по телевизору. Ему целый день нездоровилось — в голове что-то неприятно гудело, словно электрические провода под большим напряжением. Сознание никак не хотело сосредотачиваться на телевизоре, а мысли беспорядочно крутились в голове. Но в один миг реальность точно остановилась, и Хёрк увидел его, мальчика, который был просто ужасающе похожим на него. Он стоял в дверном проёме и не моргая смотрел прямо в глаза Хёрку.       — Что тебе нужно? — без малейшего страха в голосе спросил он, приподнимаясь с пола.       Он уже видел этого мальчика несколько раз: на другой стороне улицы, за пустой партой в школе, в окне проезжающего автобуса. С каждым днём «отражение» появлялось всё чаще и чаще, но это вовсе не пугало Хёрка, скорее наоборот.       Тем временем экран телевизора погас, и комната погрузилась во тьму. Было слышно только завывание ветра на улице да стук настенных часов в коридоре. И только тогда мальчику стало совсем нехорошо. Голову пронзила адская боль, точно в неё забили раскалённый докрасна гвоздь, и Хёрк уже набрал в легкие побольше воздуха, чтобы позвать маму, как вдруг «отражение» медленно подняло руку и указало пальцем куда-то за спину мальчика.       Не чувствуя собственного тела, Хёрк с огромным усилием обернулся назад и чуть не потерял сознание от накатившего ужаса. Там стоял мужчина. Его высокая фигура заслонила собой свет уличных фонарей, и мальчик не сразу смог узнать родного человека.       — Папа? — дрожащим голосом спросил Хёрк, не замечая, как по щекам потекли слёзы.       Отец ничего не ответил, лишь продолжал стоять неподвижно, словно манекен, скрывая своё лицо во тьме. Голова просто раскалывалась от невыносимой боли, и где-то среди шума «гудящих электрических проводов», Хёрк услышал звук пистолетного выстрела. В этот же миг комнату озарило ярким светом, от которого зарезало глаза, но всё же мальчик успел разглядеть отца: мёртвенно-бледное лицо, стеклянные глаза и струйка алой крови, стекающая по подбородку. В последствии это лицо часто являлось Хёрку в кошмарах. Оно напугало его даже сильнее, чем расползшееся по белоснежной рубашке отца кровавое пятно.       Из горла вместо крика вырвался лишь едва слышный хрип, и мальчик, с подкосившимися от страха ногами, осел на пол и закрыл заплаканные глаза руками. Громко зарыдал он лишь тогда, когда в комнате снова включился свет, а на кухне, где всё это время была мама, зазвонил телефон. Хёрк слышал, как она взяла трубку и назвала своё имя, а потом… потом она тоже заплакала.       В тот вечер они потеряли любимого человека, а в воскресенье, вместо ожидаемого фильма, мальчик смотрел на то, как гроб с телом отца скрылся в могильной яме.       С тех пор Том стал спутником Хёрка на всём его жизненном пути. Не было и дня, чтобы «отражение» не пыталось привлечь к себе внимание. Однако, любовь Тома к болтливости проявилась не сразу. Изначально он молчал, чему очень даже был рад мальчик, только что потерявший родителя. Бывало, что он просто сидел в углу комнаты на полу и, не моргая, смотрел куда-то в стену. Словно привыкал к незнакомой обстановке, к новому миру.       — Кто ты? Почему ты преследуешь меня?! — обратился к нему Хёрк спустя месяц после похорон.       Он старался говорить как можно тише, чтобы не привлечь внимания матери. Ведь в прошлый раз, когда он упомянул о незнакомом мальчике, всюду следовавшим за ним, женщина не на шутку перепугалась и отвела сына к врачу. Где-то там, в просторном кабинете с белыми обоями, с ним долго вёл беседу злой дядька в белом халате. Он спрашивал много всяких вещей, о которых Хёрк не хотел говорить: о пережитой травме головы, об отце и его «новом друге».       — Не говори ему ничего! — властным тоном потребовало «отражение», возникшее из ниоткуда за спиной у доктора. — Ни обо мне, ни о видении! Ты просто скучаешь по папе, приятель. Ведь ты всего лишь ребёнок!       Тогда мальчик впервые услышал его голос, холодный, не требующий возражений. Он и не стал противиться и сделал всё, как того хотел загадочный спутник. Лишь только потом стало понятно, что Хёрку посчастливилось избежать проблем с психиатрами.       — Ты можешь звать меня Том, — ответил он, не отрывая затуманенного взгляда от игрушечного робота. — А остальное тебе знать не обязательно.       — Почему это?       Хёрк был не намерен упускать возможность пообщаться с «новым другом», а тем более, когда тот наконец-то заговорил с ним. Он сбросил с себя одеяло, на котором были нарисованы космические ракеты, и уселся на кровати. В свете одного единственного ночника Том казался лишь тенью, такой маленькой и едва видимой, что Хёрк лишний раз боялся включить в комнате свет. Вдруг он опять исчезнет, как и все остальные тени?       — Потому что ты ещё слишком мал, чтобы что-то понимать, — «отражение» злобно нахмурилось и поджало ноги под себя.       Его неестественно длинные пальцы без ногтей скрылись в длинном ворсе мягкого ковра.       — Неправда! — голос Хёрка предательски дрогнул. — Мама сказала, что я теперь единственный мужчина в семье и я уже взрослый!       Лицо Тома исказилось в страшной улыбке, больше напоминавшей хищный оскал. Он резко повернул голову в сторону мальчика, да так, что шейные позвонки издали мерзкий хруст, и хитро сощурил глаза. Хёрк опасливо попятился назад, но с гордостью заметил, что почти не испугался.       — Раз ты уже большой, Геркулес, тогда окажи мне одну услугу: избавь нас от присутствия той твари, что сейчас стоит за окном, — в подтверждении своих слов он перевёл взгляд на окно, занавешенное шторами. — Она приходит сюда каждую ночь, малыш. Ей что-то нужно от тебя, и это явно не желание почитать сказку на ночь!       Хёрк отчётливо помнил тот момент, когда услышал за окном ужасающий вой, от которого кровь стыла в жилах. Тогда он порядочно струсил и убежал наверх, в спальню матери, по дороге расслышав лишь одну фразу Тома, которую запомнил на всю оставшуюся жизнь:       — Можешь спать спокойно, парень — сегодня я пою колыбельную!       Допив уже остывший кофе, Хёрк высыпал оставшуюся мелочь из карманов смятых джинс на стол. Здесь было чуть больше, чем стоил заказ, но пусть лишний цент будет своего рода комплиментом в адрес милой официантки. Едва переставляя ноги от внезапно накатившей усталости, он покинул уютный кафетерий и остановился у самой дороги. Холодно, пасмурно и сыро — вот, пожалуй, и всё, что можно было сказать об этом месте. С неба, сплошь покрытого тёмными тучами, обрывалось что-то вроде мороси, которую было видно только в свете фар проезжающих автомобилей. Да, в этот день на шоссе было непривычно много народу. Странно, ведь сегодня только вторник.       «Красный клён» располагался по другую сторону от кафетерия и представлял собой трёхэтажное здание с красивыми неоновыми вывесками. На первом этаже был просторный холл и зона отдыха, а на втором и третьем — однокомнатные номера. Самое удивительное, что на памяти Хёрка это был самый лучший мотель в его жизни. А ведь он располагался вовсе не рядом с каким-нибудь мегаполисом, вроде Торонто. На много миль вокруг виднелись бесконечные леса, где не было места цивилизации.       — Я уеду сегодня вечером, — обратился Хёрк к администратору мотеля, расположившегося за стойкой ресепшена. — Сколько я вам должен?       — Тридцать долларов, сэр, — ответил пожилой мужчина, сверившись с журнальными записями.       Он аккуратно поправил посеревший воротник когда-то белой рубашки и с выжиданием уставился на посетителя поверх квадратных очков. Всем своим видом он пытался показать важность своей персоны.       — Вот же хер моржовый, а?! Может ему эти очки засунуть в…       — Мои деньги в номере. Я заплачу перед отъездом.       Не обращая внимания на администратора, Хёрк как можно скорее поднялся в номер, расположенный на втором этаже под цифрой «7», и тут же запер дверь на ключ. Ещё не хватало, чтобы кто-то ворвался сюда без спроса, например, пытающиеся заработать лишний цент уборщицы. Рюкзак с самым необходимым уже лежал под кроватью, осталось только раздобыть в нём тридцать зелёных и немного отдохнуть. Всё-таки когда ему ещё выпадет шанс поспать в кровати, а не где-нибудь под деревом у обочины?       Хёрк скинул с себя мокрый плащ и отправил его «сушиться» в угол комнаты, а сам, попутно избавившись от ботинок, удовлетворённо развалился на кровати. Заложив руки за голову, он бросил мимолётный взгляд в окно. На мгновение в его душе возникло чувство обеспокоенности, но оно тут же рассеялось, когда рядом вновь появился Том.       — Ты на полном серьёзе собираешься отдать этому мудиле «бумажки»? Он явно накрутил цену побольше, и тебе это известно.       Он присел рядом, на край кровати, и уже по привычке поджал ноги под себя.       — Конечно, — хмыкнул Хёрк, закрывая глаза. — Мне не нужны проблемы с законом. К тому же этот мотель самый лучший на всём континенте: здесь есть горячая вода и бесплатное мыло, — он прервался на мгновение, чтобы успеть прокрутить в голове все плюсы «Красного клёна», — и отопление неплохое…       — Хочешь поступить как честный человек?       В голосе Тома слышалась издёвка, и при других обстоятельствах Хёрк, скорее всего, просто бы заткнул его, но сейчас он счёл вопрос риторическим, поэтому продолжал молча лежать на кровати. Единственное, что ему хотелось больше всего, это хорошенько выспаться, но кое-кто всё никак не хотел успокаиваться.       — Ты ведь помнишь, что это твои последние деньги? Что мы будем делать дальше, если даже какой-то сраный сэндвич стоит доллар, а то и больше?       Том оказался прав. Тридцать пять зелёных были последними сбережениями, и Хёрк до самого конца надеялся, что за номер с него попросят, как минимум, долларов семнадцать или двадцать. Как-никак ночевал здесь всего два раза. Теперь же он, выражаясь языком спутника, останется с «голой задницей». А такая перспектива была не самой лучшей, тем более, когда уже через месяц повалит снег. Ему снова придётся сойти с пути и на несколько месяцев зависнуть на какой-нибудь подработке… А Хёрк хотел этого в самую последнюю очередь.       — Ладно, что ты можешь мне предложить? — он нетерпеливо сел на кровати, отчего её пружины жалобно скрипнули.       — Пятый номер, спортивная сумка под кроватью…       Том, не моргая, смотрел куда-то в пустоту. Обхватив своими костлявыми руками ноги, согнутые в коленях, он очень сильно напоминал тех наркоманов из сериалов длиною в десять, а то и двадцать сезонов. Впрочем, слово «наркоман» совсем не пришлось по душе самому Тому, который любил придумывать свои личные названия всему, что попадалось ему на глаза. «Героиновый торчок» — вот, пожалуй, самое безобидное прозвище в адрес зависимых.       Если он и был похож на одного из таких «обдолбанных», то только для чужих глаз (которые не могли его видеть). Для Хёрка всё было предельно ясно — поганец опять заглядывает в чужие номера.       — Так, давай завязывай! Я не собираюсь кого-то обворовывать! Если ты не можешь или не хочешь помочь мне, то лучше заткнись и дай мне поспать. Кто знает, сколько мне придётся идти до города? И лучше я пойду туда на своих двоих и без цента в кармане, чем меня подкинут копы до местного участка.       — Ладно, приятель, — Том заморгал и перевёл взгляд на Хёрка. — Давай проверенным способом. Но ты же помнишь, что со мной будет после этого?       — О, да! Наконец-то я побуду в тишине и отдохну от твоего дерьма.       Хёрк снова улёгся на спину, теперь уже прикрывшись одеялом. Теперь, когда Том согласился, беспокойство тут же рассеялось и мужчину потянуло в сон. О деньгах можно на время забыть, а значит до города он точно доберётся в целости и сохранности. Знать бы только, что его там ждёт…       Он ни секунду не сомневался, что в городке обитает что-то страшное. Там, в тумане, среди одноэтажных домиков, скверов и гаражей обитает нечто, пугающее местных жителей. Не зря сегодня на шоссе такое оживлённое движение, не зря машины с целыми семьями едут по трассе в сторону побережья, то и дело обгоняя друг друга. В течение недели только несколько машин двигались в сторону городка, причём они принадлежали полиции.       Хёрка опять сковал необъяснимый страх, который начал преследовать его с той самой роковой ночи, когда погиб его отец. От него бросало в дрожь и перехватывало дыхание, словно мужчина по горло заходил в ледяную воду. Зря он подумал о городке… зря!       Он получше закутался в одеяло и повернулся на бок. Память предательски возвращала его в прошлое, когда Хёрк потерял всё, что имел. Теряясь в хаосе бесконечных мыслей, он как никогда почувствовал себя по-настоящему одиноким и совершенно беспомощным. Где-то в глубине души он хотел сдаться — прекратить бессмысленную борьбу и, возможно, свою никчёмную жизнь. И когда на уголках глаз предательски выступили скупые слёзы, Хёрк услышал до боли знакомую фразу:       — Можешь спать спокойно, парень — сегодня я пою колыбельную…       Голос был без привычных холодных ноток, саркастической насмешки или злобы. В нём Хёрк расслышал что-то родное и заботливое, словно из детства, когда по телевизору шла «Улица Сезам», а родители каждое воскресенье водили маленького мальчика в кино или на аттракционы.       Предаваясь тёплым воспоминаниям, Хёрк закрыл глаза.