Перфекционизм

Нишиноя нёсся по заснеженным улочкам, спрятав руки в карманы куртки и втянув голову так, что поверх объёмного шарфа были видны только слезящиеся глаза да красный нос. На его памяти не было настолько холодной и снежной зимы и, несмотря на то, что в непредусмотрительно лёгкой одежде от холода трясло уже в первые пять минут ходьбы, либеро счастливо озирался вокруг, оглядывая проходящих мимо людей, украшенные витрины магазинов и укрытый белоснежным одеялом город. Дом Ойкавы находился совсем недалеко от остановки, поэтому, едва выпрыгнув из автобуса, Ноя прибавил шаг, понимая, что опаздывает. Несмотря на всю отлаженность транспортной системы, погода брала своё, и город медленно, но верно отставал от своего привычного ритма. Зато сколько восторга и радости со стороны людей было вокруг этого грандиозного зимнего подарка! Волшебная атмосфера вызывала невольные улыбки и лишь самые праздничные мысли. Поток размышлений прервало появление в поле зрения знакомой калитки, приотворённой в ожидании гостя. Нишиноя шмыгнул во двор, не глядя толкнул ногой аккуратную дверцу и, услышав щелчок, зашагал по подметённой дорожке, стараясь попутно очистить обувь от налипшего снега характерным притопыванием. Ойкава не был бы Ойкавой, не укрась он своё обиталище в характерном ему… стиле. Либеро Карасуно успел увидеть светящуюся самыми разными огнями НЛО, воссозданную из пущенной по окну гирлянды, до того, как столкнулся взглядом с очаровательным венком, висящим на двери. Рука в привычном жесте коснулась кнопки звонка, пока Нишиноя разглядывал вплетённые в обрамление из сосновых лап маленькие веточки с крупными ягодами. Внутри разгорелся исключительно научный интерес: настоящие или нет? Спустя несколько мгновений мучительных размышлений парнишка не выдержал и сжал одну пальцами. Тонкая кожица лопнула, брызнул красноватый сок, а за дверью послышались шаги. Словно нашкодивший ребёнок, Юу отскочил в сторону, пряча руку за спину и отводя взгляд в сторону ещё до того, как в открывшемся проёме показалась довольная физиономия Ойкавы. — Ах, а я уже заждался, Ноя-чан! Хмм? Что ты прячешь за спиной? Это подарок? Но Рождество ведь ещё не наступило, Ноя-чан, куда ты так торо… — вместо ответа Нишиноя выбросил вперёд руку, покрытую ягодным соком, и недовольно поморщился, забурчав: — Мне всего-навсего было интересно, что это за ягоды, Ойкава-сан. Связующий Сейджо буквально мгновение провёл в удивлённом молчании, после чего расхохотался до того неприлично громко, что Нишиноя, стыдливостью обычно не отличающийся, тут же принял решение затолкать парня в дом, пока обеспокоенные соседи не повысовывались из окон. А уж в помещении можно было и себе волю дать. — Это действительно настолько смешно? — возмущённо вопрошает либеро, стоит двери захлопнуться. — Право слово, ты бы сам попробовал удержаться, когда они такие большие, красные, и чёрт их разберёт, настоящие или нет! — Я верю тебе, Ноя-чан, — отсмеявшись, выдохнул Ойкава и поймал запястье Нишинои, — правда верю. Очень и очень манящие ягоды. Не удержаться, — мягкие губы коснулись заледеневших пальцев, нежно целуя фаланги, и вдруг остановились на подушечках. Всего один хитрый взгляд, и Ойкава облизывает их под очень громкий и настолько же недовольный выдох обладателя руки. — Ойкава, чтоб тебя! — забубнил Нишиноя, сжимая ладонь в кулак, и вырвал запястье, не встретив никакого сопротивления. — Да, Юу? — лисья улыбка расползлась на лице. Парень явно был более чем доволен собой и вызванной реакцией, потому в конкретный момент зубоскалил, как мог. — Что-то не так? И тут до Нишинои дошло, что «не так» на самом деле имеет размеры гораздо большие, чем странные шутки Ойкавы. А он настолько ими увлёкся, что даже не подумал о том, чтобы оглядеться. Что ж… явно стоило. Иваизуми-сан однажды с самым серьёзным выражением лица заявил, что Ойкава до ненормального перфекционист. Нишиноя, как человек, который видел этого монстра по другую сторону разделяемой ими площадки, умно покивал, но в ответ услышал только нервный смешок и заявление о том, что это лишь верхушка айсберга, и по-настоящему жутким связующий Сейджо обычно бывает вовсе не во время игры. Понимание слов сенпая пришло сверху. Аккуратные овальные листики и матовые белые ягодки. И ещё. И ещё, и ещё, и ещё. И тут, и там, и на потолке, и в дверном проёме. Веточки омелы были везде, куда только можно было дотянуться взглядом. — Тебе нравится? Я сам всё это сделал! — так радостно и довольно промурлыкал Ойкава, обвивая руками чужие плечи, что Нишиное на секундочку даже стало стыдно за то, что он собирался сказать. Но… — Ещё бы ты к этому кого-то постороннего припахал! — возмущённо воскликнул он в ответ. Нет, такие выходки совершенно точно нельзя поощрять. Это, блин, максимально странно и стрёмно. Либеро Карасуно передёрнуло при очередном взгляде на потолок. Омела, значит? — Чувствуй себя как дома, — раздалось добродушное, после чего Нишиною ненавязчиво подтолкнули в спину в попытке проводить вглубь коридора. — У меня дома не воняет омелой так, что впору сдохнуть. Я туда не пойду, — продолжал ворчать парень, скрестив руки на груди. — И вообще, зачем так много? Нормальные люди обходятся одной веточкой, Ойкава-сан. — Если в моём доме будет всего-навсего одна веточка, ты точно найдёшь с десяток способов постоянно избегать её, Ноя-чан, — голос Ойкавы вдруг становится ниже и наполняется теми интонациями, которые невольно вызывают мурашки у всех, являющихся причиной подобных перемен. У Нишинои тоже, но совсем не из-за страха. Нишиноя испытывает грёбаный восторг, когда Ойкава не разменивается по мелочам умилёнными взглядами и слащавыми репликами. Нишиною потряхивает даже от самого осознания, насколько Ойкава-сан может быть, чёрт возьми, пугающим. С другой стороны, никто не отменял того факта, что прямо сейчас они стояли посреди коридора, сплошь и рядом увешанного веточками омелы, и как бы серьёзно ни пытался звучать этот человек, только лишь смутное предположение о том, как он с матерками, нытьём и стремянкой в руках ползал по квартире, развешивая всё это бело-зелёное добро в надежде на поцелуй истинной любви, заставило Нишиною тихонько хмыкнуть. А потом его к чёртовой матери прорвало. — Хорошо смеётся тот, кто смеётся последним, да? — задумчиво пробурчал себе под нос Ойкава, наблюдая за тем, как его парень покатывается со смеху и избивает собственное бедро ладонью в попытке успокоиться. — Тоору, эта штука, — отсмеявшись, смахнув выступившие в уголках глаз слёзы и выпрямившись, Нишиноя ткнул пальцем в потолок, — правда нереально воняет в таком количестве. И либо мы прямо сейчас убираем всё это вместе, либо… убираем всё это вместе прямо сейчас, потому что я тебя не брошу и позволить нам обоим здесь задохнуться не могу. По возмущению-удивлению, отпечатавшимся на лице Ойкавы, Ноя понял, что матерки, кажется, и правда были. Вместе с нытьём.

***

— Ноя-чан, я закончил! — крик из другой комнаты позволил вздохнуть посвободнее, потому что самая странная уборка в жизни Нишинои, продлившаяся почти два с половиной часа, наконец подходила к концу. Сам он торчал в гостиной, стоя на подоконнике и избавляясь от остатков роскоши, налепленных на пластиковые части окна. Несмотря на максимальную странность самого поступка, Ойкава всё же оставался избирательным и рациональным в вопросе того, что и куда стоит лепить, когда твой инструмент – это чёртов скотч. — Последняя, — выдохнул Ноя, привставая на носочки и аккуратным движением снимая оказавшуюся в одиночестве веточку. — Ты всё? — в дверном проёме показался виновник торжества с охапкой зелени в руках. — Ой, там ещё ост… — как хорошо, что иногда достаточно одного взгляда, чтобы собеседник всё понял. Нишиноя спрыгнул с подоконника, подхватил своё душистое добро и вышагал из комнаты. — Поторопись давай, нам ещё от этого избавиться надо! — протаращившись несколько долгих мгновений на ветвь омелы, оставленную спокойно висеть над диваном, Ойкава растроганно выдохнул и двинулся на кухню. В общем, «избавиться» от растения было решено наименее варварским способом: сделать букеты и раздать соседям. Именно поэтому сначала они очень долго совместно матерились (Нишиноя тоже подключился) в попытках всё красиво уложить и крепко связать, а затем костерили на чём свет стоит тех соседей, калитки заборов которых не позволяли уместить между прутьев потрёпанный, но всё равно «очень даже элегантный и очаровательный, Ноя-чан, не смейся» букетик. — Чтоб я хоть ещё один канун Рождества так проводил, — простонал развалившийся на диване Ойкава по возвращению домой. Плюхнувшийся рядом Нишиноя скептически хмыкнул, но промолчал, любезно не озвучивая тот факт, что весь сыр-бор по его вине и начался. Мороз к этому времени совсем разъярился, обдавая ледяным дыханием зимы всех смелых и наивных, до сих пор не спрятавшихся за крепкие стены собственных домов. Им же повезло успеть закончить со своей маленькой миссией до того, как на улице стало совсем невыносимо, но это никак не изменило тот факт, что всё проведённое на улице время заставило их обоих продрогнуть до костей. — Котацу… мечта моя… — проскулил, откинувшись на спинку дивана, Нишиноя, с невероятным упорством растирая озябшие ладони. — Я могу быть гораздо теплее, чем котацу, — будничным тоном протянул Ойкава, вперив взгляд в потолок. — Нет, не можешь. — А вот и могу. — Тогда согрей их, —Нишиноя, привстав, протянул вперёд ладони тыльной стороной вверх. — А если не справишься… — холоднющие пальцы забрались под чужой свитер, пробегаясь по горячей коже живота. Ойкава едва заметно вздрогнул, но с места не сдвинулся. Наоборот – стоило Ное наиграться с угрозами и попытаться убрать руки прочь, он пресёк эту попытку, удержав запястья и беззаботно пожав плечами в ответ на удивлённый взгляд, мол, ну а чего ты ждал? С улицы доносится вой ветра, комната медленно погружается во мрак, а они, застыв в одной позе, упрямо сверлят друг друга взглядами. У Ойкавы до смешного красный нос, едва оттаивающий в холоде неотапливаемой комнаты, он часто им шмыгает, внутренне проклиная так внезапно ударившие холода, но даже не порывается встать и включить обогреватель. Что не смешно от слова «совсем» – у Нишинои красные щёки. Он представляет себя из пятиминутного прошлого и мысленно даёт ему подзатыльник, потому что шутки с Ойкавой Тоору всегда выходят боком. В случае Юу же, скорее, выползают пренеприятным румянцем на обычно бледных щеках. «Отпусти», – шёпот по слогам, а в ответ – быстрый взгляд куда-то вверх, за плечо Нои, припечатанный лукавой ухмылкой. — Чёрт с тобой, — выдыхает Нишиноя и наклоняется, сокращая и без того небольшое расстояние между ними. Когда хватка на запястьях ослабевает, он думает о том, насколько же Тоору хитрый, и моментально находит этому подтверждение в чуть ли не искрящихся довольством глазах. В их уголках тут же возникают скромные лучики морщин, а губы вдруг расплываются в настоящей улыбке. Ноя часто-часто моргает, прыгая взглядом от гнезда на голове, до белых зубов, от острого подбородка до складочек на лбу и едва может дышать от резкого осознания того, какой этот парень сейчас, чёрт возьми, красивый. Он уверенно кладёт ладони на его плечи, серьёзно смотрит в карие глаза и, выждав несколько мгновений, буквально впечатывается в чужие губы, звонко чмокая и резко отстраняясь. Ойкава ошалело смотрит на обласканный тусклым светом профиль, приподнимается на локте и сталкивается взглядом с повернувшим голову в его сторону Ноей, ухмыляющимся настолько самодовольно и нагло, что капитану Сейджо не остаётся ничего, кроме как откинуться обратно на подлокотник дивана и понятливо хмыкнуть. Такой холодный временами, этот Ноя-чан. И грубый. — Это за омелу. — Понял я, понял, больше не бу… — Было даже весело, знаешь. Я люблю проводить с тобой время, Ойкава-сан. Но повторять такое ни в жизнь не стану. Он мог быть слишком напористым, слишком агрессивным, слишком флегматичным и вообще целиком и полностью «слишком», но при этом всём рьяно ценил свою взаимосвязь с Тоору и каким-то шестым чувством ощущал, когда его любовь ставили под сомнение, временами выдавая фразы, обличавшие в нём по уши влюблённого придурка, сидящего за скорлупой из чрезмерной импульсивности и эмоциональности. Ойкава чертовски рад, что в глаза Нишиное в поисках тревожных звоночков смотреть не нужно, потому что искренность этого человека была чем-то безоговорочным и всегда находящимся в зоне досягаемости. Он просто потрясающе честный и добродушный дурак. — Эй, Тоору, — голос рядом показался слегка хрипловатым. Ноя стоял у стеллажа, разглядывая одну из полок. Когда вообще успел встать? — На носу Рождество, но что это тут делает? Только посмей сделать то же самое, что и в этот раз. Убью и закопаю, — прямо в лоб Ойкаве прилетела нелепая красная коробка в форме сердечка, а следом – уже куда-то на ноги – прилетел Нишиноя, с завидным упорством принявшийся, видимо, воплощать в жизнь свою угрозу. По крайней мере, именно так показалось связующему Сейджо, которого вдруг схватили за бока и начали неистово щекотать с глухим бормотанием вроде «чёртов… проблемный… перфекционист». Ладно, добродушие, наверно, величина переменная.