Бро в красном

Знать, что ты чей-то герой, — одно из самых удивительных ощущений. Лучшее в нем то, что каждый способен его испытать, дав списать двоечнику, которого обязательно спросят, какую-нибудь дурацкую домашку, или посидев с чужим ребенком, пока его официальный опекун занят чем-то сверхъестественно важным. Все герои одного калибра, и героизм их сравнивать ни в коем случае нельзя, даже если кто-то подменяет человека на смене, а кто-то — останавливает несущийся в Тартарары поезд, переполненный в час-пик. Питер любит геройствовать. Не хвалиться всем (ему каждый раз очень неловко принимать благодарности в виде дорогущих пачек конфет и — боже! — душистых цветов, фирменных игрушек), не собирать коллекцию номеров влюбленных девчонок, не держать в своих худых руках ключи от города, а просто вставать спозаранку и знать, что в нем нуждается весь чертов Нью-Йорк. В любом случае, если верить редким позитивно настроенным на существование Человека-паука выпускам газет, ньюйоркцы чувствуют себя безопаснее, выходя на улицу. А все из-за него! Питеру Паркеру безмолвно благодарно всё Большое Яблоко, и ему этого хватает. Ну, не считая остальных мелочей, без которых он буквально локти грызет, только это совсем неважно, не парьтесь, хей… …сначала это была только Мэй. Безопасность тети стояла на первом месте, несмотря ни на что, а вместе с ней и секрет личности дружелюбного соседа. Затем появилась Гвен. Вернулся Гарри. Питер потерял и ту, и другого (Озборна — во второй раз), поэтому не пообещать себе защищать единственную родственницу не мог. Они с Мэй следили друг за другом с особенным подозрением — женщина будто что-то смекала, а Пит будто что-то чувствовал; старость, какую-то болезнь. Ему молчали на прямые вопросы, пресекая попытки помощи с «домашним хозяйством», его убеждали, что две смены, дневная и ночная, трижды в неделю никак не повредят, а только закалят. Питер учился в колледже. Диплом об окончании школы самодовольно висел на стенке над ноутбуком, не привнося в жизнь никакого чувства полноценности или уверенности — Пит слишком поздно понял, что мог не тратить столько времени на скучные занятия, поступить раньше после сданных экстерном экзаменов, тратя свободное время на патруль. Он был чертовски умен, даже гениален, по словам мистера Блэка, и схватывал на лету. Когда слушал на уроке, а не занимался не пойми чем, конечно. В общем и целом, жизнь шла своим чередом: относительная спокойная, не без происшествий у Человека-паука в виде появления новых злодеев и героев (Пит успел познакомиться с каким-то Сырым Головой, который настойчиво игнорировал всё шедшие и шедшие в голову шутки о глухоте, слепоте — не подумайте, Паркер не мудак, просто дизайн костюма определенно располагал), порой, конечно, тревожная, спасибо тете Мэй. Он медленно отпускал Гвен и Гарри, зализывая раны. Чтобы их сдобрил солью какой-то придурок в красном трико. — Чувак, ты кто вообще? — не повезло однажды оказаться в той самой подворотне Человеку-пауку. — Твой будущий лучший друг! — ответили слишком визгливо для того, кто, уподобившись герою NY, носил красный спандекс в обтяжку, будучи далеко не размазней, а очень и очень даже… в теле. Подтянутом, мускулистом теле. И с катанами! Много воды утекло с той знаменательной встречи — Пит впервые увидел отрубленную голову, и принадлежала она одному из контрабандистов, за которыми он старательно вел слежку, а еще познакомился с мужиком в костюме с совершенно нелепой красной пимпочкой на макушке. Оказалось, героем Человек-паук был не только для мирных граждан, но и для совершенно ужасных товарищей вроде Дэдпула, как представился тот мужик. Он разбирался с ублюдками со свойственным ему правосудием — голову с плеч, руки с плеч, ноги… Когда говнюки не давались добровольно, приходилось попотеть. Еще Питер узнал, что Дэдпул, вообще-то, хороший парень, который способен раскрошить полицейских на винегрет при необходимости, к которой он советует не прибегать. Они долго придрачивались друг к другу. Не то чтобы Пит вообще хотел иметь дело с убийцами, которых хер сдашь под трибунал (чутье успевало разве что предупредить о ноже, который уже летел мимо уха, так что наемник предложил вернуться к драчке, когда Спайди-бой ознакомится со всеми боевыми искусствами); их встречи происходили совершенно не по его желанию. Просто мужик в не менее красном, нежели у него, трико появлялся то тут, то там, будто выслеживая. Паркер нередко параноил по поводу того, что случайно вскрыл инкогнито всеми любимого соседа, но Уэйд Уилсон (его папашу звали Уинстоном, если верить базе данных ЩИТа, и такие инициалы звучали просто охренительно) не подавал виду. Значит, все путем. Пока он не увидит фотки переодеваний какого-то подростка в Спайдермена. Затем Пит закончил колледж. Появились Мстители, из тени вышли Люди Икс. Он повзрослел, столкнувшись с расправами, что чинили всенародные герои из необходимости, вместе с мутантами, с которыми он был официально одной крови. Ген Икс, принадлежность не к хомо сапиенс, но к хомо супериор. Мир перевернулся для Питера в один момент, он начал смотреть на реальность совершенно по-другому. В особенности на Уэйда, который таскался рядом все эти годы, иногда пропадая, но обязательно возвращаясь и приглашая на извечные чимичанги (работники мексиканского ресторанчика «У Хосе» и ненавидели парочку в красном, и любили — заведение приходилось запирать, когда Человек-паук заходил на огонек, поднимая маску аж до носа, зато это благоприятно отражалось на продажах). Дэдпул ненавидел грязных ублюдков, потому что был одним из них, и брал на них заказы, чтобы хоть немного очистить Землю от убожества. Дэдпул дробил кости тех, кто вредил невинным, кто обижал детей и собачек. Дэдпул был справедлив и невероятно добр, а еще влюблен. Во что — хуй знает, но от его зарубцованной, уродливой плоти буквально воняло жизнью. Когда они только познакомились, в Уилсоне звенело какое-то возвышенное отчаяние, даже злоба. Со временем он сильно изменился, прямо как и Питер. Костюм вот сменил с буро-кровавого на ярко-красный, начал давать больше чаевых официантам-студентам. Начал истекать кровью у Человека-паука на руках. Не ожидали такого резкого переключения кадров? На что еще-то вы рассчитываете, когда в повествование врывается Дэд, мать его, пул? Как обходитесь без произведений медиа, в которых он не умирает ради забавы? В любом случае, Питеру было совсем не смешно. Все эти лет пять, что он был знаком с Уилсоном, они не зависали в местах интимнее забегаловок с острейшими на планете буррито и крыш. Преступников они встречали редко — те будто знали, что натыкаться на Человека-паука в обнимку с Дэдпулом (так только пару раз было, честно!) — одна из дерьмовейших идей на планете. Сегодня в эфир пошел совершенно другой сценарий, который едва ли не взорвал Паркеру башку. Потому что взорвалось кое-что левее, непосредственно у Уэйда. Он никогда не гуглил Дэдпула, за исключением одного-единственного вечера, когда ему было охренеть как скучно и охренеть как страшно за свою задницу не только после двусмысленных шуток, чтобы узнать, что собой представляет этот чел. До «суперспособностей» Пит не добрался, вычитав во взломанной базе ЩИТа разве что имечко и отличительные черты вроде того, что под спандексом, после чего его, ну… забанили к чертовой матери. И усилили защиту. Возможно, следовало хакать всемирно секретную сеть супергероев не с открытого соединения. Короче, Паук не знал, что если его ненаглядного супер-бро распидорасит на ошметки, он соберется воедино. Вероятно, для такого близкого знакомства с физиологией безумного наемника должно было прийти время. Сейчас оно было чертовски, конечно, подходящее, ведь они с Пулом еще не попадали в ситуации, когда одному нужно буквально прикрывать второго. — Оживай, оживай, придурок, — шептал Питер, покачнувшись с подхваченным телом и грохнувшись за неимением опоры надежнее, нежели разбитая мостовая гангстерской подворотни, на задницу. Уилсон поймал парочку взрывных снарядов, закрывая Паука, который отпрыгнул от них, спасибо чутью, в считанные мгновения. Уэйд обладал той еще реакцией (у наемника нередко падали разные штуковины, которые тот успевал ловить у самого пола, выглядя при этом круче какого-нибудь Тони Старка), но до дружелюбного соседа ему было, увы, далеко. — Ну зачем, зачем ты полез? — Питер стягивал чужую маску. Уилсон лишился ноги и большей части таза. Человек-паук, неплохо знакомый с биологией, знал, что с таким, блять, не живут дольше секунды, что с таким даже подрыгаться в шоке не успеешь. Что ближайшая больница — государственная — закрыта. Было бы также здорово узнать, какого дьявола преступное звено обзавелось малокалиберным РПГ, а Дэдпул не остался в его руках кровавой лепешкой. Питера затрясло настолько, что он снял и свою маску, рассчитывая сделать искусственное дыхание трупу. Он сидел так некоторое время в самом, что ни на есть, оцепенении. Гвен, мысли о которой все еще щелкали на задворках сознания, стоило зацепиться за что-то яркое или приятное глазу, умерла. Не было в черепушке и Мэй — голова буквально опустела, оставив юного героя один на один с мертвым телом одного из худших людей во всех измерениях, которое он обнимал так трепетно и тесно, что, возможно, убил бы снова, только на этот раз — задушив. Когда начало светать (в спину забил розоватый свет, заскользивший по обе стороны от ссутулившейся спины, а в конце узкого переулка звенели желтые лучи восхода), у Питера начались галлюцинации. Он понятия не имел, сколько провел в таком положении; он не думал о не сделанном на сегодняшние пары проекте, о тёте, которая наверняка не спала всю ночь в ожидании блудного племянника, будто не привыкла к его постоянным ночным загулам. Не колется ведь, не бухает, но что за синяки, заживающие в считанные часы, чтобы дать место новым? Мальчик подался в бойцовский клуб? Тратит все деньги с фриланса на тоналку? Не готов к еще одной потере и кое-как справляется со страхом нового происшествия? Может, правда нужно меньше работать, а то вдруг что… — Э-Эй… — зашелестело что-то снизу чертовски слабо, хрипло, не своим голосом. Человек-паук дрогнул, зажмурившись, боясь открывать глаза. В голове засквозили только две мысли: «теперь точно в дурку» и «мы живем в мире, где люди способны вытаскивать из себя цельнометаллические клинки, всякое бывает, черт возьми». — П-Паучок? Ты чего… тут за… завис? Он неуверенно приоткрыл глаза, когда почувствовал, как течет по щекам. Как лица касается чья-то рука — дрожащая, неуверенная, цепляющаяся. — Уэйд? — шепот и с надеждой, и с мрачной убежденностью. — А? У меня что-то на лице? Питер несмело приоткрывает один глаз. Руки на автомате расслабляются, когда приходит осознание того, как сильно он стискивает Уилсона, а челюсть падает вниз, стоит пронаблюдать медленно срастающуюся ногу. Паркер недоуменно смотрел то в изуродованное лицо, улыбающееся не привычно ехидно, а с какой-то незабываемой нежностью, то на восстанавливающуюся ткань. — Ты… — Пару лет назад нас бы точно посадили, — мечтательно произнес он, коротко хихикнув тоненьким голосом. Одна из личностей Дэдпула пыталась прорваться, но бывший спецназовец кое-как держал ее в узде, слишком рассчитывающий побыть с Человеком-пауком подольше. Он продолжал гладить того по мягкой (прямо как во влажных и не очень мечтах), а главное голой щеке со странной, но отнюдь не мерзкой лаской. — Уэйд, ты же… — Всем бы такую фичу с вечной второй жизнью, а? — хмыкает он и, кажется, замирает, когда совсем юный парнишка (вчерашний студентик, не больше) тычется в его ладонь носом. — В женщине всегда должна оставаться загадка… — У тебя хуй, Уэйд, — совсем негромко смеется Питер и снова сжимает наемника в объятиях, когда тот утирает мокрую мордашку с неподдельной заботой. — А с чего это ты взял? Не доверяй, а проверяй! Регенерация, причем бешеная. Вот, значит, почему Дэдпул встает с толчка раньше после каждого посещения «У Хосе». Почему так долго задерживается, когда пропадает по какому-то важному делу. Не боится лезть на рожон, пугая бандюганов одним битьем кулаками в мускулистую грудь. Личико, причем очаровательное. Вот, значит, почему Паучок был инкогнито все это время, — боялся, что за ним устроят слежку; ведь могли, ведь собирались при первой возможности! Почему боялся сказать народу, кто же прячется под личиной народного героя. Был таким желанным (и разрази Пула гром, если не остался таковым!). Питеру не было стыдно за проявление безапелляционной привязанности, а Уэйду и подавно. Наемнику понадобилось еще некоторое время, чтобы отрастить конечность достаточно, чтобы худо-бедно на нее опираться и проводить Паучка домой, приказав выспаться. «А завтра расскажу, какие серии Торчвуда мы смотрели с Костлявой. Кстати, никогда не зови ее так!» Питер надеется, что ему не выпадет возможности перетереть со Смертью. Еще сильнее он рассчитывает разве что на то, что Уэйд не вернется к ней на очередное свидание, типа, никогда.