***
— Такой большой и красивый! Невероятное создание… — Мистер Брейк, разве бывают вороны таких размеров? Он выглядит угрожающе… — Ваша страсть к эпатажу перешла все границы! Таскаться на приём с этой громадиной! — Зарксис, дорогой, Ваш питомец выглядит чудно! Не позволите ли мне погладить его прекрасное оперение? — спутница хозяина дома, жеманно повела плечиком и протянула Брейку руку для поцелуя. — Не стоит, мадам. Гилберт не любит чужих прикосновений, а удар клюва столь силен, что способен превратить Вашу холёную ручку в кровавое месиво, — с елейной улыбкой произнес альбинос, смотря на то, как лицо женщины исказила гримаса ужаса и отвращения. Она вырвала руку из его цепких пальцев и поспешила скрыться в толпе. Мужчина усмехнулся ей вслед, взял с подноса бокал шампанского и сделал короткий глоток. Он ненавидел их всех. Алчных плебеев, стремящихся своими паршивыми руками прикоснуться к самому прекрасному — к искусству. Ни черта не смысля в нем, приравняв то, что существует вне времени и не имеет цены, к звону презренного металла, они скупали всё, что попадалось на глаза, вникая только в количество нулей после единицы. Ведь чем дороже, тем престижней. Брейк любил свою работу, своё ремесло, трепетал от одной только мысли, что он, ничтожный, может прикоснуться, продлить жизнь очередного произведения искусства, на мгновение испытать то, что испытал Мастер, творя свою картину. Только потому терпел он всех этих обрыдших толстосумов и их претенциозных подстилок, жертвовал принципами, собой, здоровьем… Рука, стянутая шелковой белой перчаткой, невольно потянулась к лицу. Именно из-за жадности этих ублюдков и подпольных торгашей, Брейк лишился своего глаза. А ведь мог потерять и жизнь… За спиной зашевелилась тень, и его руку перехватили, разбивая наваждение. Золотые глаза смотрели сдержанно и строго, улавливая состояние хозяина. — Да, Гил, я знаю, — черты лица реставратора смягчились, когда он обратился к птице.- Но нам ещё рано уходить. Потерпи. Брейк одним махом осушил бокал в своей руке, вернул его на поднос и, вдохнув, решительно направился в это лживое людское море из светских речей, черных костюмов, вечерних платьев и неприлично-дорогих побрякушек.***
Маленькая, на первый взгляд невзрачная картина оживала под его мазками. Зарксис работал, затаив дыхание, давно перестав замечать, насколько спёртым стал воздух в мастерской от смеси запахов растворителя, клея, лака и красок. Поглощенный работой, он простоял так больше четырех часов и простоял бы ещё столько же, если бы чужие сильные руки не обхватили его сзади поперек торса, вырывая из объятий вдохновения. Краем единственного глаза Брейк заметил в отражении прислоненного к стене высокого зеркала, будто огромные когтистые птичьи лапы оплели его тощее тело, словно тушку убитого грызуна. Но наваждение пропало почти тут же: в зеркале отражался Гил, уткнувшийся носом в затылок своего хозяина. Он принес с собой запах свежести и влаги, отрезвляя угоревшего в химикатах Брейка. — Опять плескался в ванной? — альбинос вздохнул и опустил кисть.- Кто бы мог подумать, что вороны настолько чистоплотны… — Поздно уже, — невпопад ответил Гилберт, стискивая своего хозяина.- Я голоден. — Да, конечно. Сейчас пойдем. Брейк неукоснительно следовал контракту и рекомендациям графа Ди, так что саньцзуу получал всё необходимое по первому требованию. Кормил его Брейк исключительно сам, даже готовил самостоятельно, следя за рационом и предпочтениями своего питомца. Кормление стало отправной точкой для зарождения доверия меж ними. — Вкусно? — Зарксис устало смотрел на кивающего мужчину, который за обе щеки уплетал кашу с мясом. — Осторожней, не торопись, — Брейк подцепил едва не выпавший из тарелки кусок свежей курятины и протянул ворону. Гилберт замер, уставившись на предложенное угощение. Взгляд золотых глаз стал темным, нечитаемым, когда он сдержанно, губами, принял его, действуя осторожно, опасаясь поранить чужие пальцы, испытывая странные, мучительно-сладостные эмоции от сознания того, что хозяин неотрывно смотрит на него. Брейк уже не раз ловил себя на том, что ему нравится кормить Гилберта именно так, с рук…***
Они жили в большой съемной квартире, арендованной для Зарксиса очередным заинтересованным в его талантах коллекционером. Помещение было о четырех комнатах, не считая огромной ванной: спальня, совместная с кухней столовая, гостиная и мастерская. Обслуживающий персонал был приходящим, так что бОльшую часть времени ворон и его хозяин оставались наедине, изучая друг друга и друг друга же воспитывая. Саньцзуу оказался эмоциональной и характерной птицей, постоянно проверял, достоин ли Брейк того, чтобы доверять ему, идти за ним, достоин ли быть под защитой ворона. В ответ хозяин посмеивался над своей «пташкой», забавы ради подшучивая над пернатым спутником, но это также была своего рода проверка на стойкость. Брейк вынужден был пойти на такую меру, — покупка подобного существа, — и не привыкший доверять никому, кроме себя, он не без труда приучал себя доверять если не человеку, то хотя бы этой необычной птице. Поначалу своими шутками, раз за разом доводил Гилберта до исступления, до криков и хриплого карканья, однако, чем дольше они жили вместе, чем больше узнавали друг друга, тем сильнее убеждались в верности созданного союза. Труднее всего было уберечь Гила от посягательства других людей — очень многие желали потрогать «удивительную птичку» за притягательно-черное оперение. Гилберт, ощущая чужие попытки его погладить, бесился, и Брейк был вынужден взяться за сочинение страшных кровавых историй с Гилом в главной роли, не скупясь на подробности, отчего даже самые смелые и наглые поспешно отдергивали руки, смотря на птицу со смесью страха и недоверия. — «Как спокойно Вы выходите в люди с этим чудовищем на плече!» — восклицали тогда они с негодованием. — «О, поверьте, он не большее чудовище, чем те, кто сотворил это», — с лёгкой улыбкой отвечал им Брейк, демонстрируя пустую глазницу. Реакция собеседников каждый раз была бесценна, а его личность обрастала всё более мрачными слухами и небылицами. Что ж, реставратору это только на руку — пока общественность обсуждала новый вычурный наряд, Гилберта или очередную эксцентричную выходку, подлинная личность Брейка была сокрыта от них, никто не знал его по-настоящему.***
В ту ночь, закончив работу над последней из заказанных картин, Брейк сел разобрать бумаги, но заснул прямо в кресле, не просмотрев и трети. Разбудил его жуткий грохот, звон бьющегося стекла, хлопанье громадных крыльев и яростное карканье. Подскочив, Брейк бросился в коридор, оставив разлетевшиеся по ковру листы без внимания. В коридоре он едва не упал, споткнувшись обо что-то мягкое, валявшееся на полу. Нащупав выключатель, Зарксис зажег свет и замер. Поперек прохода лицом вниз лежал одетый в черное мужчина, от его головы медленно растекалась вязкая бордовая лужа, въедаясь в светлый палас. Губы Брейка слегка исказила гримаса понимания и он, решительным жестом сняв стилизованные ножны со своего меча-трости, начал медленно красться в сторону мастерской, откуда ещё доносился глухой шум. Но не успел он ступить и пары шагов, как дверь в его рабочий кабинет распахнулась, и на пороге возник другой мужчина. Размахивая перед собой руками, в попытках ухватиться за стены или предполагаемые преграды, он немо разевал рот, словно силясь что-то сказать, но не мог. Вор, — а Брейк не сомневался, что эти незваные гости хотели его именно обокрасть, — сделал несколько шагов вперед, под свет лампы. Вид его лица был ужасен: всё исполосовано кровавыми шрамами, одна щека пробита насквозь, глаза представляли собой расклёванные кровавые воронки, а язык, ох, его язык был разодран и кровавые ошметки свисали с нижней губы. Мужчина сделал ещё пару шагов и неловко завалился, разбрызгивая вокруг себя кровь. За его спиной послышалось хриплое карканье. Не мешкая больше, Брейк поспешил в мастерскую, холодея от мысли, что Гилберту могли успеть навредить. В комнате всё было кувырком: краски, тряпки, кисти, палитры хаотично валялись на полу, усыпанные черными перьями. Посреди этого хаоса стоял Гил, его рот, рубашка, руки — всё перепачкано чужой кровью. Глаза метали молнии, щеки побелели от злости. Он яростно, «каркающе» всхрипывал, не в силах унять эмоции и вспомнить человеческую речь. — Гил… — Они… Твоя картина… Они… Ворон в гневном бессилии махнул в сторону чудом избежавшего разрушения полотна, оставленного высыхать после реставрации. Саньцзуу не мог перенести такого оскорбления, того, что кто-то посмел покуситься на то, над чем его хозяин столько времени усердно трудился. Его трясло от злости и возмущения, он едва сдерживался, чтобы не броситься в коридор и не добить оставшегося в живых ублюдка. Однако на картину Брейк даже не взглянул. Медленно приставив меч к стене, мужчина ступил к своему питомцу и так же медленно обхватил руками сначала плечи, чуть сжимая, а после его лицо, всматриваясь в него так, словно впервые увидел. Гилберт осекся, даже каркать перестал. В первый раз за столько времени его хозяин выражал столь сильные и искренние эмоции, эмоции, направленные не на картины, а на него. Брейк не на шутку испугался за Гилберта. — Они не ранили тебя? — в голосе сквозили новые, непривычные нотки.- Я отвезу тебя к Ди, только скажи… Гилберт осторожно, словно не веря тому, что видит, притянул к себе своего хозяина, в чьём единственном глазу плескалась настоящая буря, перехватил его руку и прижался к холодным пальцам в коротком поцелуе, спускаясь ниже, на ладонь и кисть, оставляя на бледной коже кровавые разводы. К его губам Брейк потянулся сам, порывисто вжимаясь в чужой рот и чувствуя жадный, нетерпеливый ответ. …Осколки разбитого зеркала на полу отражали огромную, косматую из-за топорщащихся перьев иссиня-черную птицу. Её внушительные крылья укрывали беловолосого мужчину, который бесстрашно обхватывал ладонями стальной, потемневший от чужой крови клюв и прижимался к нему попеременно — то щекой, то губами, совершенно не смущаясь направленного на него пристального взгляда черных обсидиановых глаз. …И даже Ди не смог бы сказать, о чем именно думал саньцзуу в эти минуты …***
— Ну и ночка выдалась! — Леон Оркотт, детектив из отдела тяжких преступлений, бесцеремонно ввалился в маленький зоомагазинчик в Чайна-тауне, распугивая мелких пташек в клетке. — На дом одного знаменитого реставратора было совершено покушение: два трупа, мастерская в хлам и посреди всего этого невозмутимый хозяин с этой его птицей! Как вспомню её взгляд — мороз по коже!.. Ди, ты меня вообще слушаешь?! — А? — молодой китаец поднял голову от письма, что держал в руке.- Простите, мистер детектив, что Вы сказали? — Что это? Документы о поставке новых запрещенных видов? — Леон привстал с диванчика и вытянул шею, пытаясь понять, что написано на листе бумаги. — Нет, всего лишь письмо благодарности от одного моего клиента. Он пишет, что в связи с обстоятельствами вынужден перебраться в Европу и продолжить свою деятельность реставратора уже там. — А это что? — Леон указал на возвышающуюся на столе пирамиду из ароматно пахнущих ванилью коробок. — Ох, это его благодарность за услуги магазина, — Ди ответил на высокой ноте, помахав ручкой.- Пирожные из новой кондитерской в паре кварталов отсюда. Невероятно вкусные и воздушные! Мистер Брейк такой чуткий человек и знает толк в сладостях! «…И птицах», — уже мысленно добавил он.