Вторая ошибка моей плачущей души

      И снова этот взгляд. Я уже перестал надеяться, что когда-нибудь в этих прекрасных и до безумия честных карих глазах исчезнет те боязнь и мольба, которые каждый раз пытаются меня остановить от всего плохого, что я могу сделать. И я имею право. Я имею полноценное право уничтожить весь мир и всех, кто в нем живет, чтобы наконец-то насладиться возмездием за весь тот ужас, что предоставила мне жизнь. Ведь судьба быстрее жаждящего чаевых доставщика пиццы приносила мне постоянные разочарования и боль, которую я уже стал считать частью себя. Она была всегда рядом со мной, во мне, хотел ли я того или нет.       Наверное, каждый из вас хоть когда-нибудь, но осознавал, что жизнь обходится порой несправедливо, распоряжаясь вашими чувствами, желаниями и страхами. И, может быть, каждый из вас думал, что кровожадный, жестокий и всемогущий вампир, как я, вряд ли может жаловаться на судьбу. Но кто, как ни она сделала меня таким?! И это не вопрос, это очередная жалоба. Столько раз я оставался обманутым и сломленным, что потерял этому счет, но знаю лишь то, что мне всегда удавалось закрыть это внутри, в самой дальней глубине едва живой души, напоследок украсив всё самодовольной и соблазнительной ухмылкой, которая будто кричала: «Идите к черту, я — хозяин этой гребанной жизни». И ведь прямо за ней таилась нестерпимая боль. Но легко ли, трудно ли, однако я терпел и продолжаю это делать даже тогда, когда милое идеальное лицо напротив меня излучает настолько сильный страх моих дальнейших непредсказуемых действий, что я сам начинаю ненавидеть себя за то, кто я есть. За то, что я есть. Я миллион раз делал ей больно, приносил ужасные неприятности, но эта соблазнительная, но всё-таки наивная и чистая шатенка еще стоит передо мной в своих обтягивающих синих джинсах и мешковатом сером свитере, не теряя надежды. Она, не знаю по какой причине, оставалась единственным человеком, который не отворачивался от меня, когда я становился несносным засранцем. Она не теряла веру в меня и, пожалуй, если это когда-то случится, я ни за что на свете не смогу это принять. Я просто не поверю в это так же, как Елена не верит в то, что во мне не осталось ничего хорошего. Этого уже не могло быть во мне даже потому, что внутри моего идеального и получавшего объятия сотней девушек и женщин тела не осталось ничего, после того, как одна стерва сожгла всё напрочь. И в этом есть какая-то ирония, ведь сжечь хотели именно ее саму. Я не хочу это ворошить, но уже при одном упоминании ее имени мое сознание нельзя контролировать и уводить от тошнотворных воспоминаний. И самое отвратительное то, что и сейчас передо мной стоит самое яркое упоминание о ней: те же густые каштановые волосы, чуть смугловатая кожа, огромные шоколадные глаза и хрупкое стройное тело, которое я мог бы целую вечность держать на своих руках, лишь бы оно было моим. И пускай эти две девушки были идентичной внешности, они до беспредела были разными, и об этом говорил тот огонек в глазах каждой. Стервозная и игривая Кэтрин. Мне вряд ли удастся забыть то, с каким интересом, желанием, страстью и возбуждением она смотрела на меня. Ни одна женщина в мире не смогла бы показать мне столь эгоистичную и ехидную улыбку, словно пародирующую мою. Елена. Мысленно произнеся ее имя, я вновь ощутил тот жуткий холодок нервозности и слабости, что потревожил мою кожу. Наивная, упрямая, красивая, добрая и прекрасная Елена Гилберт. Вряд ли вы найдете кого-нибудь честнее и справедливее, чем эта представительница женского пола. Ее глаза хоть и проявляли ко мне особый внутренний испуг, вечно припоминая о мною содеянном, но всегда искрились добродушием и чистотой ее большого сердца. Такие похожие девушки. Такие разные влюбленности. Но сколько бы я ни хотел верить, что в этот раз меня застигла лишь та нелепая мальчишеская влюбленность, я всем своим мозгом понимал, что это была самая сильная и ярко выраженная любовь, которая заставляла меня находить хоть какие-то остатки моей разорванной души и уничтоженной человечности. Однако та же самая любовь к моей полной противоположности вновь с болью и горечью сжигала все мне.        — Деймон, прошу. Мы должны найти его. Должны же быть хоть какие-то зацепки! — ее уверенно настроенный и всё же беспомощный голос разорвал мои мысли в одно коротенькое мгновение, и я сам подивился тому, как это маленькое кариеглазое существо могло полностью владеть мной и моим сознанием. Она снова посмотрела на меня, но с той же опаской и тревогой, что и прежде. Это ранило меня. Каждый раз, когда она, стараясь это усердно скрыть, выдавала через свой взгляд нерешительность и испуг, во мне просыпались незнакомые мне раньше посылы доказать ей обратное, сделать что-то галантное. И сейчас, стоя напротив меня буквально в трех шагах, она осмелилась заглянуть мне прямо в глаза, и было жаль, что она видела лишь прозрачные и холодные как лед зрачки. Серые с безжизненным матовым равнодушием зрачки. И лишь в порывах моего внезапного и неконтролируемого гнева и раздражительности, что я не мог себе позволить при так легко заполучившей мое сердце Еленой, в глазах виднелась вся самая темная чернота бущующего океана, а ведь когда-то давно, когда я еще мечтательно верил в несуществующее счастье, в моих широко раскрытых от удивления и принятия этого ранее интересного мира глазах виднелась яркая синева, какая бывает лишь в спокойном теплом море, плавно обрущевающемся на песчаный берег. Довольно-таки странное сравнение состояний моей души, вырывающихся наружу через насыщенный оттенок моих фальшиво веселых и чуть сощуренных глазах, согласен. Но я и не могу иначе. Я не могу иначе, когда всё мое сознание запуталось в сетях вдохновения, мечтательности и окрыленности из-за моей нелепой и явно несостоявшейся влюбленности. Я не могу иначе чувствовать себя и сейчас, когда вижу эту чертовски красивую и серьезно настроенную Гилберт напротив, когда ощущаю на себе ее внимательный и словно изучающий дикую и нелюдимую пантеру в зоопарке взгляд, когде улавливаю ее нежный аромат легких и свежих духов, слышу ее учащенное дыхание, которое, готов поспорить, вызвано всё той же боязнью меня. Я однажды убил, к счастью почти убил, ее брата, собирался поцеловать ее против воли, миллионы раз осыпал ее своими издевками и многозначными взглядами. Но она снова смотрит на меня с надеждой и верой. Снова скрыто молит о помощи.       Возможно, я скотина, если позволил себе хоть немного порадоваться пропаже братца, но не настолько я мразь, чтобы подпустить к Стефану серьезные проблемы. И даже если бы передо мной в моей же гостиной не стоял бы идеальный силуэт его девушки, я бы искал догадки, всевозможные способы и информацию, лишь бы ухватиться за что-то, что помогло бы мне его найти. Моего надоедливого, занудливого, но всё-таки родного и в какой-то степени любимого брата.        — Я, конечно, не 911, но попробую чем-то помочь тебе до того времени, когда ты наконец-то осознаешь, что это бесполезно. — и снова я кинул эту тупую язвительную фразу, показав наглую ухмылку. Я творю много ошибок, постоянно делаю всё не так и не то, но сейчас, я не вру, Елена действительно усмехнулась. Она не стала очередной раз закатывать глаза и говорить, что я идиот, а лишь усмехнулась и продолжила смотреть на меня. И только в эту секунду что-то вынудило ее опустить глаза чуть ниже, на черный и заляпанный кровью моей недавней жертвы воротник рубашки, и едва начавший зараждаться огонек задора и понимания ко мне затух, еще не успев вспыхнуть. И всё же она была права, когда говорила, что я идиот, и я надеюсь, что это соглашение вызвано не моим желанием вовсем ей угодить.        Возможно, это было к лучшему, ведь вслед за увиденными уликами на моей одежде не последовало тирады о моральных принципах и безнравственности, и Елена лишь показала быструю искреннюю улыбку, которая будто надсмехалась над моей расстерянностью перед ней и боязнью оказаться хуже, чем есть. В моих мыслях пронеслась отстойная догадка, что сейчас здесь могла бы находиться именно Кэтрин, но шансы сводились к нулю, когда я снова залип на добром огоньке в ее шоколадных глазах. Я бы мог быть рад, что есть прогресс в топке толстого льда между нашими напряженными отношениями, постоянно уходящими в дружбу, но я вновь искал какой-то настроенный против меня подвох, что я и делал все свои несколько столетий после той, что отняла у меня всю веру людям и миру. А ведь я и вправду любил ее. Любил, как еще никого другого в своей жизни, но при одном воспоминании ее удовольствия от моих страданий я инстинктивно вырабатывал ненависть к слову «любовь». И на личном опыте я могу сказать, что любовь — весьма удивительный период жизни, времени и состояния. Сначала ты отрицаешь любые свои догадки о зародившемся неравнодушии, позже окрыленно и весьма глупо дрожишь перед объектом обожания, потом получаешь эту гребанную любовь, думая, что это счастье и это навечно, но еще позже, когда случается что-то такое, что за одно мгновение заменяет всё положительное и доброе в тебе на тьму, разочарование и внезапно пришедшее равнодушие, разбившее в пыль сердце, ты начинаешь ненавидеть всё вокруг себя, понимая, что весь этот мир против тебя или ему просто наплевать. Но в любом из двух случаев становится несказанно больно, и следующие твои эмоции направляются на старание отомстить или просто забыться. Всё плохое и больное в тебе не уходит. И оно будет ныть, тревожить, биться внутри тебя до тех пор, пока ты снова не почувствуешь волнение и дрожь в коленях от чужого взгляда, ставшего тебе уже совсем родным. Но худшее в том, что ты уже знаешь дальнейший сюжет и развязку, поэтому не хочешь верить и поддаваться своим чувствам, что вновь сведут тебя в могилу из эгоизма, похоти и психологической боли. Разочаровавшись однажды, уже трудно поверить, что другой человек не поступит с тобой точно так же, поэтому даже влюбленную и поддерживющую улыбку рядом с собой начинаешь видеть лишь как фальшивую маску, прикрывающую обман и боль, уготовленную специально для тебя. Я перестал верить людям. Все они, все до единого, как фонари, которыми люди хотят заменить солнце. Каждый старается быть искренним по отношению к тебе, проявляет что-то положительное, но это не больше, чем обман. И это ужасно. Хуже чужого обмана может быть только самообман. Ведь нет ничего ужаснее и больнее собственных иллюзий и фантазий, которые рисуют в твоей голове лишь то, чего бы ты хотел, но чего нет на самом деле. Например, в моем случае это добрая улыбка Елены в ответ на мою очередную тупую шуточку. Но даже она, со всей своей светлой аурой, не дает мне точной уверенности в том, что всё ее великодушие, понимание и поддержка стопроцентная искренность. И я боюсь. Я признаю, что я действительно боюсь этой жестокой фальши от нее, но зная, что она возможна, я запрещаю делать хоть какие-то шаги вперед, понимая, что лучше иметь ее рядом с собой в статусе друга, чем вместе с небывалой ненавистью выгнать ее прочь из своей жизни.        И кто бы знал, что самая яркая буря моих эмоций за эту неделю произойдет именно сейчас, когда она, стараясь наконец-то достучаться до моего истинного, чувствительного и ранимого сознания, возьмет мою руку в свою теплую ладонь. По телу побежали мурашки, и все мои мышцы заметно напряглись, но я был рад, что она не могла заметить этого из-за идеально черной и хорошо сидящей на мне рубашки известной и дорогой фирмы. И всё-таки, как тяжело бы ни было это признавать, я люблю ее. Но люблю не из-за своей привязанности или поиска чьего-то понимания, а из-за того времени, которое мы провели с ней вместе. Все эти месяцы, которые заставляли меня переживать из-за прошлого, были проведены не зря. Я вечно буду помнить каждое мгновение, что происходило за этот год, ставший для меня лучшим. Я уверен, что мне никогда не будет так же хорошо, как было. Пусть через время, когда она продолжит быть верной Стефану, она изменится, повзрослеет, остудит свой упрямый и целеустремленный пыл и забудет всё, чем я буду дорожить оставшуюся вечность, для меня этот год, подаривший так много моментов с ней, был лучшим. Мне наплевать, что этот человек не вспомнит всего, что происходило и заставляло меня улыбаться, ведь мы не будем с ней врагами. Мы не наломали дров,  признаваясь друг другу в любви, и сохранили дружбу. Мы не наговорили друг другу гадостей из-за отсутствия взаимности и спрятались от ненависти. Да, благодаря одной эгоистичной стерве я навсегда поменял мнение о реальности, но и Кэтрин я благодарен за то, что она открыла мне глаза на правду. Я ненавидел весь мир и хотел уничтожить абсолютно всех людей, зато теперь я знаю, что люди намного больше хотят изгадить мне душу, чем заслужить доверие и стать мне кем-то близким. Елена же стала моим спасением. Она заставил меня по-настоящему измениться, хотя все время я старался изменить ее, затащить в кровавую и всемогущую тьму. Этот человек убрал из моего гардероба почти все черные вещи, доказывающие лишь мою слабость, вернул мне улыбку и смог вернуть мне чувства. Я снова научился чувствовать и верить. Теперь я не существую — я ЖИВУ. Возможно, я до сих пор боюсь любить, потому что настоящая любовь приносит лишь боль, и я до сих пор злюсь от прошлой обиды и не могу того простить. Возможно, я сомневаюсь в людях, но точно знаю, какими они бывают. Возможно, мои слова сейчас могут показаться смешными, но зато я понял, что, думая о прошлом, мы не замечаем настоящего. Я  не ценил прожитых мною за этот год моментов, но вспоминая их сейчас, понимаю, что они самые лучшие в моей жизни. Эта девушка не пыталась сделать мне хоть что-то плохое, хоть я того заслуживал, и знаю, что уже вряд ли встречу на нее похожую. Она — моя жизнь,  память, спасение. Она — мое всё.       И я не отрицаю, что эта девушка давно распознала мое сильное влечение и слабость к ней. Может быть, она уже позволяет себе мысленно подсмеиваться над моими попытками защитить ее от этого мира, от всех угроз и обид, которые даже и не встретятся ей. Мне наплевать, знает ли она о моем отношении к ней, о моей глупой надежде на лучшее будущее, которое, сумев реализоваться лишь в моем воображении, я проведу с ней. Конечно, всегда решительная и принципиальная Елена Гилберт будет видеть свою безопасность и опору в лице моего смазливого братишки, но неизменен тот факт, что я всегда буду рядом, несмотря на боль, что принесет постоянно адресованная не мне улыбка. Пускай она никогда не станет полностью моей и не будет дорожить моей жизнью больше собственной, никогда не скажет: «Я люблю тебя, Деймон Сальваторе», ни за что на свете не рискнет чем-то вместе со мной и уж тем более не согласится на темную и всё же веселую вечность, я не оставлю свои бесполезные попытки добиться чуть больше, чем просто ее холодного и испуганного взгляда. Пускай я всегда буду для нее яростным и диким зверем, нещадящим людских жизней, но я попробую вынудить ее считать меня тем зверем, что разорвет всех на своем пути за одну только ее слезу. Я не сдамся, ведь в этом моя сущность. Я не хочу и не буду слабаком, но сейчас я в настоящей расстерянности. Елена по-прежнему стоит здесь, возле меня в мрачной гостиной, и всем своим жалким видом просит о помощи в поисках Стефана. Но я не знаю, как сказать ей это. Как сказать ей правду. Она навсегда потеряла его. Навечно. И потеряла она его не из-за того, что на пару месяцев осталась один на один со мной, с тем, кто будет делать попытки покорить ее сердце, а из-за того, что даже вернув Стефана, со всем его внешним видом, голосом, взглядом и движениями, она на его месте всегда будет видеть лишь истинного монстра чудовищной сущности, что уничтожил кучи невинных людей в Теннесси, продолжая свое кровавое путешествие. Он вернется, бесспорно. Но уже не будет как раньше, ведь даже месяц его отсутствия полностью переменит жизнь Елены, а на его возвращение потребуются годы. Я уже могу предсказать как всё будет. Всё будет печально. Для него. Он вернется однажды, безостановочно мучая себя чувством вины, потеряет ее доверие и тот раздражающий меня влюбленный взгляд. Потому что она уже потеряла его. Потеряла, когда в последний раз видела его перед тем, как Стефан отправился к Клаусу за кровью. Елена никогда не забудет этого шатена, но она расстанется со своей привязанностью к нему, со своей детской и чересчур доброй влюбленностью и, безусловно, поведется на тот темный огонь во мне, что уже начинает ее затягивать в плохую сторону. Она потеряла его так же, как и я потеряю его, когда впервые поцелую его Елену. Его. Это не будет достойно прощения, но его поступки не загладятся извинениями перед Еленой. И он потеряет нас двоих.        А сейчас… А сейчас я лишь уронил всю свою стойкость и гордость перед настойчивым и явно гипнотизирующим милым личиком этой до тошноты правильной девчонки.        — Мы найдем его. Обещаю. — это было единственным, что я сказал ей своим бархатистым голосом в этот вечер перед тем, как она, смахнув с щеки одинокую слезу, в спешке покинула мой дом. Я так и стою возле камина в гостиной и теряюсь в догадках. Была ли та слеза символом накатившей на нее радости из-за вновь загоревшейся возможности спасти Стефана? Или же это была едва сдерживаемая печаль от того, что она всецело понимала мой взгляд, утверждающий, что даже найденное и вернувшееся тело уже не станет для Елены тем парнем. Или же то было отчаяние, расстеряность перед дальнейшими трудностями и поисками. Я не знал. Не знаю. Это лишь загадка для меня, но меня тревожит та слеза на ее щеке. Ведь в этот вечер одновременно с ее глазами в просторной и тускло освещаемой пламенем камина гостиной плакала моя изорванная душа, на которой появлялись свежие раны от любви, что наконец-то полностью убьет меня.