Колдовстворская защита

- Честное слово, Александр Сергеевич! Я сам видел, как в окно к Тамаре... - Ай-яй-яй, Лермонтов, как не стыдно, распускать о своей соученице, княжне, к тому же, порочащие слухи, лишь за то, что она отказалась написать за вас работу по демонологии! Знаете, Михаил, до сих пор я защищал вас, зная ваше прилежание и таланты, но сейчас о вашем поведении точно узнает директор! Гоголь, отчаянно стараясь слиться со стеной, проскользнул мимо. Впрочем, ни Пушкин, ни без пяти минут выпускник Лермонтов, как первокурсник, понурившийся под взглядом преподавателя, его даже не заметили. Да и неудивительно - сцена эта повторялась уже множество раз с тех пор, как Гоголь заступил на новую должность преподавания нежитеведения в академии магии и волшебства Колдовстворец. Оказавшись на значительном расстоянии, Гоголь невольно вздохнул. Нет, причиной тому была не жалость к юному Мише Лермонтову - судя по всему, Пушкин и на этот раз простит любимого ученика. Но кто бы мог подумать, что после всех событий, случившихся в Диканьке, теперь, когда Гоголь наконец-то нашел себя, своё подлинное место в жизни, и в стенах Колдовстворца, прошлое не оставит его в покое! Оно напоминало о себе на каждом шагу - дражайший Александр Сергеевич преподает магическую литературу и чародейную словесность, в просторечии именуемую заклинаниями. Почти все преподаватели с сожалением вздыхают, вспоминая Алексея Данишевского - он был отличником по части составления колдовских зелий и эликсиров, да к тому же - последний отпрыск старинного чародейского рода, каждый представитель которого учился в Колдовстворце... Ну а самое главное - Василина, не далее как два месяца назад прибывшая сюда в качестве новой ученицы. Гоголь до сих пор недоумевал, как Вакула, явно недолюбливающий всё имеющее отношение к чародейству, умудрился сам доставить дочку в Колдовстворец. Здание школы было защищено мощнейшими заклятиями, надежно скрывавшими школу от взглядов обычных людей без капли волшебной крови в жилах. Вакула причислял себя к таким - и всё-таки, похоже, прекрасно видел то место, куда отпускает дочку, и слезно просил господина Гоголя присмотреть за ней - "Место-то какое, шутка ли! А нечисти, поди, побольше, чем в Диканьке!" Гоголь, само собой, пообещал, хотя прекрасно видел - Василину едва ли придется от чего-то защищать. Она быстро свела дружбу с одноклассницами, усердно угощала школьных домовых, болтала с теперь уже ясно отвечающей ей Марушкой и за всеми этими делами Гоголя не слишком беспокоила. Лишь иногда, в коридоре или в столовой Николай ловил на себе взгляд маленькой ведьмочки - пристальный и как будто жалостливый. В такие минуты у Гоголя появлялась странная мысль, что Василина хочет прижать его к себе, как свою Марушку, унести куда-то и спрятать ото всех. Вот и сейчас - Гоголь почувствовал этот самый взгляд еще до того, как за спиной послышался тихий голос: - Господин Гоголь... - Что, Василина? - Гоголь обернулся. Девочка стояла, как всегда, держа в руках Марушку, и смотрела, чуть хмурясь. - Марушка говорит, сказать вам надобно. Около школы человек ходит. Простой. Не ведьмак, не чародей. - Чего же ты опасаешься? - удивленно спросил Гоголь. - Сюда этот человек не войдет, он нас даже и не увидит, ты же знаешь! Василина покачала головой. - Не увидит, верно. Только тот человек не такой простой. И вас он ищет, господин Гоголь. - Меня? - Гоголь почувствовал, как екнуло сердце. - Кто может тут меня искать? - Сами поглядите, - вздохнула Василина. И Николай покорно отправился вслед за девочкой к окнам, выходящим на северную сторону, в мир маглов, как сказали бы английские собратья-маги. За южными окнами виднелись школьные угодья, теплицы и дивной красоты сад, тот самый, который Пушкин однажды, не удержавшись, описал в поэме "Руслан и Людмила". Ох и досталось же ему тогда на совете учителей... Впрочем, по школе ходили слухи, что виной всему был вовсе не сад, просто директор якобы узнал себя в образе злодея Черномора. Вид же из северных окон представлял из себя зрелище отнюдь не сказочное - серое небо, хмурый, неприветливый предзимний лес... В это время года сюда вряд ли бы забрел кто-то из обычных людей. Даже случайно. Но выглянув в окно, Гоголь почувствовал, как сердце кольнуло старой, уже забытой болью. Между деревьев он рассмотрел знакомую фигуру в красном пальто. Этот щегольской наряд казался сейчас более чем неуместным, и даже слишком легким, но Яков Гуро, похоже, вовсе не замечал холода. Вроде бы бесцельно бродил, изредка поглядывая по сторонам, вороша тростью жухлую опавшую листву, но острый пристальный взгляд, выверенные движения - точно так же Яков Петрович осматривал места преступлений в Диканьке - ясно давали понять: сейчас Гуро тоже занят поисками, и едва ли он ищет в этой глуши очередной труп... Вот Яков Петрович остановился, поднял голову - и сердце у Николая екнуло. На мгновение пронзило чувство, что острый взгляд петербургского следователя видит всё - и недоступные взгляду простых смертных древние стены, и открытые лишь для волшебников ворота, и самого Гоголя, застывшего у окна и, кажется, превращающегося под этим взглядом из знатока нечисти, уважаемого коллегами и любимого учениками, в неловкого, жалкого мальчишку, мучающегося от собственных сил и так неосмотрительно доверившегося тому, кто не считал эти силы умопомешательством. Неужели Гуро как-то узнал о Колдовстворце и теперь ищет его? Николай лихорадочно пытался вспомнить, не оставил ли он где-то дома письмо с приглашением преподавать в школе чародейства. Нет-нет, кажется, письмо он сжег... Вместе с той рукописью, что привлекла к нему пристальное внимание господина министра магии. Но тогда... Значит, Гуро ищет его самого? Сердце Николая пустилось в испуганный галоп. Зачем он теперь понадобился Якову Петровичу? А вернее сказать - обществу графа Бенкендорфа? Что ему нужно? Снова приманка? Могущественный Темный? Или просто обитатель магического мира, где, как есть основания надеяться, всё же открыли секрет бессмертия? - Господин Гоголь... - тихий голосок Василины прозвучал словно издалека. - Не бойтесь, он вас не увидит. Гоголь вздрогнул. Василина успокаивала его так, словно это он был маленьким несмышленым ребенком, да еще и напуганным к тому же! Хотя... Гоголь припомнил - Василина ведь слышала его последний разговор с Гуро, стояла рядом, когда Яков Петрович насмешливо простился с ним "до встречи в Петербурге"... И поняла она наверняка куда больше, чем можно постичь обычным детским разумением - ведьма есть ведьма. Вот и сейчас, похоже, сразу поняла, что одного лишь взгляда хватило любимому преподавателю, чтобы снова ощутить себя преданным, раздавленным, как в ту роковую ночь в особняке Данишевских. - Он не колдун, - тихонько повторила Василина. - Он догадывается только, но не видит. И вас он не увидит. - Это верно. С чего бы господину Гуро нас видеть? - заметил подошедший Пушкин. - Я вам, Николай Васильевич, больше скажу... Надо же, смотрите, и правда действует! - Что действует? - Гоголь спросил это машинально. Гораздо больше, чем слова Пушкина, его занимало поведение Якова Петровича. Тот вдруг резко развернулся и быстрым шагом направился прочь, казалось, еще немного - и перейдет на бег. - Заклинание Василины, которое директор после моих долгих просьб согласился добавить в охранные чары, - Пушкин улыбнулся смущенно закрасневшейся Василине. - И что же это заклинание сделало с господином Гуро? - Николай не без усилий отвел взгляд от скрывающейся за деревьями фигуры в красном. - Ничего худого, господин Гоголь, - ответила Василина. - Просто всякий, кто сюда подойдет, вдруг вспомнит, что дома у него дела неотложные есть... - И по делам со всех ног! - заключил Пушкин, довольно рассмеявшись. Гоголь невольно подумал - о каких же срочных делах вспомнил Яков Петрович? Об очередном нераскрытом деле, об отчете Бенкендорфу или поездке за очередным артефактом в какой-нибудь уездный городок, откуда хоть три года скачи, ни до какого государства не доедешь? И, может быть, для этой поездки ему снова понадобится взять с собой писаря. Ну, или живца. Вот только Гоголь ни тем, ни другим больше не будет. - Превосходно! - довольно произнес Пушкин. - Можно считать, что экзамен по заклинаниям Василина Вакуловна уже сдала, не так ли? Поговорим об этом сегодня на ужине у директора, Николай Васильевич? Гоголь кивнул. В самом деле, это лучший способ отвлечься от дурных воспоминаний - ужин у директора, беседа, в которой нет никакой официальности, любимые малороссийские кушанья, которыми частенько балуют Гоголя местные домовые и, само собой, несколько бутылок "Вдовы Клико". И всё же, мельком подумал Николай, надо бы заглянуть в амбулаторию и попросить у доктора Бомгарта зелье, позволяющее спать всю ночь без снов. Просто на всякий случай.