Часть 1
2 мая 2013 г. в 19:26
«...Но ещё больше меня порадовал второй твой подарок. Признаюсь, часов такой филигранной работы мне прежде видеть не доводилось. Сам Лестар признал, что здесь чувствуется рука настоящего мастера. Я приказал повесить их на почётном месте в библиотечной комнате, и теперь они ежечасно услаждают мой слух удивительным перезвоном. Спасибо тебе ещё раз, дорогой друг, и передай благодарность часовщику, создавшему эту изумительную вещицу.
Обнимаю крепко,
твой Ж.Д.»
— Ничего не понимаю, — Страшила наморщил лоб.
Верес, деревянный курьер, вопросительно уставился на правителя.
— Дровосек что-то напутал, — объяснил Страшила. — Я не посылал ему никаких часов.
— Откуда ж они взялись? — удивилась ворона Кагги-Карр, лениво поглядывая на чёрного жучка, что полз по спинке трона: съесть или не съесть?
— Ума не приложу, — признался Страшила. — Наверно чья-то шутка. Или на почте ошиблись.
— Ох уж эта ваша почта, — усмехнулась Кагги-Карр. — То ли дело птичья эстафета!
— Посылок-то вы не носите, — обиженно заметил Верес.
— Зато адресов не путаем, — вздёрнула клюв Кагги-Карр. — А ваш конфуз прошлогодний до сих пор вспоминать неловко! Флакон микстуры «Похудейка» вручили доктору Робилю, который и без того тощ как хвощ. А бедный доктор Бориль, оставшись без лекарства, через неделю застрял в дверном проёме.
— Ну, перестаньте ссориться, — попросил спорщиков Страшила. — Доктору Борилю тот случай только на пользу пошёл. Да и Дровосеку часы от таинственного незнакомца едва ли принесут неприятности. Хозяин, конечно, отыщется на днях.
— Ответ будете диктовать, ваше превосходительство? — поинтересовался Верес.
— Позже, позже, — отмахнулся Страшила. — Кор-рес-пон-ден-ция — вечером. Сейчас по плану го-су-дарс-твен-ны-е дела. Рыбный день на дворе, пора кормить осетров в городском пруду. Министры ждут. Где моя трость?
* * *
«...Не устаю восхищаться достоинствами твоего подарка! Часы оказались с сюрпризом. Вчера ровно в полночь над маятником раскрылась крошечная дверца (я и не думал, что она открывается!) — и очаровательная кукушка человеческим голосом спела песенку! Я запомнил её слово в слово:
Час уйдёт и час придёт!
Заблестит дорожка...
Год за день иль день за год!
Подожди немножко...
Вновь увидишь ты меня,
Только не узнаешь,
Но в конце седьмого дня,
Искрой жаркого огня,
Без следа растаешь...
Мне сразу вспомнились напевы юных Жевуний из моего родного села. Колыбельные, купельные, венчальные... Выходит, в моём сердце до сих пор жива частичка тех времён. Спасибо, друг мой, благодаря тебе я хоть на пять минут душой вернулся в детство. Но как же зовут твоего чудесного мастера? У него поистине золотые руки!
С надеждой на скорую встречу,
всегда твой Ж.Д.»
— Странная песенка, — задумчиво сказал Страшила. — Словно с каким-то намёком.
— Самая обыкновенная, — возразила Кагги-Карр. — У Жевунов все песни глупые, уж я-то знаю. Наслушалась. Если хочешь знать моё мнение, так люди песен вообще сочинять не умеют. Да и поют как лягушки в болоте. С нами, птицами, им не сравниться. Не веришь? Эх, что-то я сегодня не в голосе, а то бы я тебе так спела — закачаешься. Кхе.
— Будет ли ответ? — вежливо поклонившись, спросил курьер Реллем.
— Будет, будет, пиши, — кивнул Страшила. — Жаль, не успел я вчера до писем добраться. Кто ж знал, что среди осетров завелась рыба-верблюд? Министр рыбоводства теперь ходит как оплёванный. Нет, этого не пиши. Итак. «Дорогой друг! Приятно слышать, что день рожденья твой прошёл так шумно и весело. Хотя я на твоём месте всё же не стал бы потакать маленькой Лее. Хорошо ещё, она сумела вернуть ухо на место, но кто знает, что ей захочется открутить в следующий раз? Недолго и без головы остаться. Добряк Лестар чересчур балует внучку. Отрадно узнать также, что тебе пришлась по вкусу изумрудная маслёнка.
А вот концовка твоего письма меня порядком озадачила. Виной тому, должно быть, почтовая накладка. Дело в том, что никаких часов я тебе не посылал. Да и нет у нас на острове таких искусных часовщиков. Ты знаешь сам — мы по старинке сверяем время по солнцу. Надеюсь, недоразумение вскоре разрешится. И всё-таки хочу тебя предостеречь: будь осторожней с этими часами. Булавки на затылке (те самые, повышенной колкости) подсказывают мне: здесь кроется какая-то загадка.
С дружеским приветом,
Страшила Мудрый»
— Мог бы и без титулов обойтись, — фыркнула Кагги-Карр. — Перед Дровосеком-то чего важничать?
Страшила подмигнул вороне:
— Так он скорей прислушается к моему совету. Не люблю хвалиться попусту, но иногда не грех сослаться на мнение авторитета, пусть даже этот авторитет — ты сам.
— Эх ты, афритетрот, — насмешливо повторила ворона, стараясь запомнить умное слово.
— Всё твоя заслуга, — скромно признался Страшила. — Ну и Гудвина ещё, конечно. Ладно, что у нас сегодня по плану? Инспекция в хлеву номер двадцать? Что ж, долг есть долг. Так-так... Курятники, коровники, конюшни... Реллем, ты беги, не задерживайся. А я отправлюсь курировать курятник. Вперёд!
* * *
«...твой подарок удивил меня пуще прежнего!..»
— Что? — нарисованные брови Страшилы поползли вверх. — Я же написал ему, что не имею к часам никакого отношения!
Курьер Симплис снисходительно улыбнулся.
— Вы забываете, ваше превосходительство, что до Фиолетовой страны двое суток ходу. Господин Дровосек ещё не получил вашего письма.
— А, ну да, — Страшила досадливо махнул рукой.
— Говорила я, что ваша почта... — начала было Кагги-Карр, но, взглянув на удручённое лицо друга, решила не продолжать.
— Читай дальше, — велел Страшила курьеру.
— «...пуще прежнего! Вчера я засиделся за книгой допоздна. Ты знаешь, трактаты о хозяйстве всегда давались мне с трудом. Но что поделать, не может же правитель страны оставаться неучем. И вот, пока я силился понять, чем прибавочный продукт отличается от убавочного редукта, часы принялись отбивать полночь. Я ждал, что после двенадцатого удара снова появится кукушка.
Но вместо этого часы заскрежетали и остановились.
Отложив книгу в сторону, я подошёл к часам. Стрелки замерли одна поверх другой. Сами часы ощутимо дрожали. А затем из них повалил дым. Просачиваясь из незаметных щелей в корпусе, он моментально окутал комнату. К счастью, глаза мои видят одинаково хорошо хоть днём, хоть ночью, хоть в дыму. Кликнув слуг, я схватил со стены кинжал, уцелевший со времён Энкина Фледа, и попытался вскрыть корпус часов. Лучше б я этого не делал! Память моя запечатлела оглушительный треск и яркую вспышку, а в следующий миг я понял, что лежу на полу, раскинув руки, а надо мной склонились перепуганные лица слуг.
Поднявшись на ноги, я обнаружил, что часы выглядят как обычно. Механизм мерно тикает, стрелки движутся. Но странное дело: в окна бьёт дневной свет и солнце поднялось уже довольно высоко. Видно, я пролежал в беспамятстве немало времени, хотя мне казалось, что не прошло и секунды.
Расспросив слуг, я узнал, что ночной мой клич остался незамеченным, а нашли меня поутру Фрегозины мальчишки. Никаких следов дыма в комнате уже не было. «Быть может, мне померещилась вся эта чехарда», — подумал я. И тут же понял, что неправ: в коллекции оружия, висевшего на стене, отсутствовал кинжал. Впрочем, на полу, под часами, куда я мог его уронить, — тоже было пусто. Кинжал исчез.
Я обвёл слуг вопросительным взглядом, но сказать ничего не успел. Дикий вопль сотряс дворцовые стены. Я схватил топор и бросился на крик, обгоняя слуг. На кухне взору моему представилась ужасная картина. В углу, у брюхомойника, жалась перепуганная Фигги, дочь Фрегозы. Она была бледна, как полотно. А к ней по полу подбиралось нечто серое, мохнатое, извивающееся на ходу. Крыса? Нет, не похоже. Выгнув шерстистую спину, зверёныш изготовился к прыжку. Фигги охнула и свалилась без чувств прямо в брюхомойник. А я, забыв о присущей мне гуманности, хватил мохнатую тварь топором по спине. Раздался лязг металла о металл, топор разрубил врага надвое, и я обмер. Ты не поверишь, друг Страшила, но это был не зверь. Это был кинжал Фледа, поросший жёсткой серой щетиной! Тот самый кинжал, которым я ночью коснулся часов.
Прошу тебя, друг мой, пораскинь мозгами! Что-то неладно с твоим подарком, но мне не хватает ума понять, в чём дело. На всякий случай я запретил слугам подходить к часам.
Жду с нетерпением твоего мудрого совета,
Железный Дровосек»
Симплис дочитал письмо, и на минуту в Тронном зале воцарилась тишина.
Затем Страшила выпрямился и стукнул тростью об пол:
— Надо ехать!
— Карр! — поддержала правителя ворона. — Дрррровосеку гррозит беда!
— Едем немедленно, — Страшила позвонил в колокольчик, прицепленный к спинке трона.
На вызов торопливо явился Дин Гиор, облачённый в новенькие фельдмаршальские кальсоны с бретельками на коленях для вдевания бороды.
— Прикажите подать паланкин, — распорядился Страшила. — Я должен срочно отбыть в Фиолетовую страну.
— А как же День города?! — изумился Дин Гиор. — Ведь завтра праздник, съедутся гости...
— Наш друг Железный Дровосек в опасности, — объяснил Страшила. — В стране Мигунов творится что-то зловещее и непонятное. Я должен быть там. Праздники подождут.
— Не лучше ли тогда запрячь дракона? — предложил озадаченный фельдмаршал. — Пока курьеры дочерепашутся с паланкином, пройдёт двое суток, а прыткий Ойххо домчит вас всего за каких-нибудь три часа.
— Ра-ци-о-наль-ная мысль! — обрадовался Страшила. — Где наш дракон?
Но с драконом вышла накладка. Придворный ящеролог Грымзих сообщил, что Ойххо разгоняет облака перед завтрашним праздником и освободится не раньше, чем через час. Кагги-Карр вызвалась поторопить дракона, но тут полил сильный дождь: видно Ойххо раздраконил крупную тучу. Бедная ворона вымокла до кончика хвоста и вернулась ни с чем — при такой погоде она не могла набрать высоту.
Ожидание продлилось дольше обещанного. А когда Ойххо всё-таки приземлился, выяснилось, что лететь к Мигунам он не сможет: ящер перетрудил спину и у него разыгрался радикулит.
Срочно вызвали доктора Бориля. Тот начистил дракону крылья скипидаром, растёр уши шваброй и велел поставить градусник. Пока шли лечебные процедуры, Страшила в нетерпении бродил по дворцовым залам, заложив руки за спину. В голове соломенного человека копошились мудрые мысли, толкаясь, брыкаясь и поглощая друг дружку. Мимоходом Страшила даже нашёл доказательство теоремы Феома, над которой тщетно бились мыслители Волшебной страны уже тысячу лет. Но распутать загадку взбесившихся часов ему никак не удавалось.
Ближе к вечеру доктор Бориль объявил, что дракона в полёт не отпустит.
Страшила попробовал протестовать, но маленький доктор был непреклонен:
— С температурой сорок восемь и два пациент нелетабелен, — ничего другого от Бориля невозможно было добиться.
В конце концов, Страшила махнул рукой и снова затребовал курьеров с паланкином. Однако дождь припустил с такой силой, что о поездке нечего было и думать. Скрепя сердце, Страшила отложил отъезд до утра.
* * *
— Читай, читай!
— Но ваше превосходительство, гости ждут! Почтенный Ружеро весь промок, а уважаемый Кокус исчихал уже четыре платка и поглядывает на занавеску из тюленьего тюля!
Страшила с раздражением отмахнулся:
— Освобожусь через минуту, дайте дочитать письмо.
Курьер Шеммель скороговоркой продолжил:
«...твой подарок преподнёс ещё один страшный сюрприз».
— Как?! — воскликнул Страшила. — Опять «мой подарок»? Выходит, Дровосек так и не получил письма?
— Так написано, — пожал плечами курьер.
Страшила задумался было, как могло получиться, что Реллем не доставил письмо. Но сообразил, что в списке приоритетных вопросов этот — далеко не самый главный, и поторопил Шеммеля читать дальше.
«...Около полуночи я уже был настороже: что ещё выкинут часы? Я предупредил Лестара, и мы залегли в оборонительную позицию по обе стороны от часов.
На этот раз механизм заклинило на первом же ударе. Дыма не было, но изнутри корпуса раздался леденящий душу хрип.
Лестар, облачённый в чудонепроницаемый комбинезон, бросился вперёд и распахнул миниатюрную дверцу над маятником часов. Оттуда с отвратительным хляпом выпала на пол кукушка. Приглядевшись, я похолодел. Птичка оказалась вовсе не декоративной игрушкой, как я считал раньше. Это был труп настоящей птицы! Труп ещё тёплый, но безвозвратно простившийся с жизнью: у кукушки была свёрнута шея.
У кого хватило жестокости совершить столь ужасное преступление? Мы с Лестаром не нашли ответа.
Склонившись над бездыханным тельцем, я еле сдерживал слёзы. А Лестар, наскоро осмотрев часы, объявил, что заберёт их к себе в мастерскую. В каком-то странном оцепенении я смотрел, как слуги в двуслойных перчатках выволокли из комнаты массивный часовой корпус и потащили его к хижине Лестара. На улице завывал ветер, а я всё сидел и сидел на полу, совершенно растерянный и несчастный.
Наконец я поднялся, чтобы затворить за слугами дверь. И там, у самого порога, я заметил нечто, ускользнувшее от глаз Мигунов. Слева от дверного проёма лежал пышный букет незабудок.
Я поднял его. В цветах обнаружилась записка. Мелким почерком были выведены всего два слова: «Уже скоро». А под словами — рисунок сердца, пронзённого часовой стрелкой.
Дружище! Отбрось все дела! Приезжай! Предчувствие подсказывает мне, что готовится что-то жуткое, и я не знаю, с какой стороны ждать беды.
Твой Ж.Д.»
— Это всё? — спросил Страшила, нахмурив лоб.
— Разве мало? — удивился Шеммель.
— Что-то за всем этим кроется, — пробормотал Страшила. — Сердце, стрелка, букет...
— Букет, стрелка, сердце, — повторила за правителем ворона Кагги-Карр, и вдруг подпрыгнула прямо на месте, словно буйный Марран:
— Знаю! Знаю!
— Говори! — воскликнул Страшила. — Что знаешь?
— Знаю, кто всё это подстроил! Кто охотится на нашего Дровосека!
— Ну? Кто же? — от нетерпения Страшила сам был готов запрыгать, но сдержался, чтобы не растрясти царственное достоинство.
— Эми! — выпалила ворона, бросив на Страшилу победный взгляд. — Её рук дело.
— Какая-такая Эми? — опешил Страшила.
— Невеста Железного Дровосека, — терпеливо пояснила ворона, — неужто забыл? Наверно ей наскучило дожидаться жениха в Голубой стране, и вот...
— Ах, Эми... — протянул Страшила разочарованно, а затем тряхнул головой и сказал сурово:
— Нет.
— Как — нет?! — Кагги-Карр чуть не поперхнулась. — Ясно же: сердце, цветы — любовь! Кто ещё это может быть, как не Эми?
— Говорю тебе — нет, — повторил Страшила. — Эми здесь не причём. И не будем об этом.
— Откуда такая уверенность? — саркастически осведомилась ворона (ей было жаль, что Страшила не поддержал её блистательную идею).
— Просто поверь мне на слово, — сказал Страшила. А затем, бросив взгляд за окно, распорядился:
— Пора ехать. Дождь закончился. Медлить больше нельзя.
Но не успел правитель сделать и шагу, как в зал вбежал взволнованный Дин Гиор.
— Срочной аудиенции просит Рыцарь Тилли-Вилли! — провозгласил он. — Малыш только что вернулся с Восточного плоскогорья и говорит, что у него для вас важное сообщение.
Зная, что протиснуться во дворец Тилли-Вилли не сможет, Страшила сам отправился на крыльцо.
Вид у Рыцаря был озадаченный. Заметив правителя, гигант протянул руку и разжал многопудовый кулак; на ладони его лежало что-то круглое.
— Да это же... — Страшила ошеломлённо замолк.
— Деревянная голова, — уныло докончил Тилли-Вилли.
— Так вот почему Дровосек не получил моего письма, — охнул Страшила. — Бедный Верес! Но что случилось? Тилли, объясни? Неужто ты раздавил несчастного курьера своим могучим сапогом?
Тилли-Вилли замахал руками, выронив злополучную голову, которая весело запрыгала по брусчатке мостовой:
— Что вы, что вы! Я просто возвращался из Страны Марранов. Хотел успеть на День города. Иду себе, иду, и вдруг вижу: лежит что-то странное. Пригляделся — голова! Сама по себе. Лежит в иссохшей канавке, никому не нужная. Ну я и прихватил её: дай, думаю, возьму, вдруг кто-то потерял, теперь бродит-ищет. Хотел я её в Бюро находок сдать, но потом думаю: что-то здесь нечисто. Не будет уважающая себя голова просто так в канаве лежать.
— А туловище там рядом не валялось? — живо спросил Страшила.
— Какое туловище? — поинтересовался гигант.
— Деревянное такое, с письмом в руках. Да что я объясняю, ты же знаешь Вереса.
— С туловищем мы видно разминулись, — виновато признался Рыцарь. — Хотя какие-то щепки там были разбросаны. Но я не придал им значения...
— Не придал значения? — воскликнул Страшила. — Да ведь это, наверно, и был весь наш Верес! Так, срочно направляйся в Фиолетовый дворец и… Погоди, мы вместе туда направимся. Посади-ка меня в свою кабину.
— Но кто же будет управлять городом, если вас посадить? — простодушно спросил железный гигант.
— Городом? Ах, городом… Он, конечно, — Страшила поднял руку с тростью и указал на Дина Гиора. Тот от неожиданности разинул рот вместе с каской, а затем отдал честь и строевым шагом направился во дворец — занять в тронном зале место правителя.
Наверняка Страшила считал, что один сможет во всём разобраться — ну, в крайнем случае, с помощью Тилли-Вилли. Ведь брать надо качеством, а не количеством, думал он.
Кагги-Карр, впрочем, считала по-другому. Не спросив разрешения, она тоже залетела в кабину — как раз вовремя, за секунду до того, как Тилли-Вилли закрыл дверцу.
— Лучше бы Дину помогла, он один не справится, — не особо настойчиво проговорил Страшила.
— Будто ты справишься, — ворчливо заметила ворона.
* * *
Они шли довольно долго. То ли Рыцарь шагал медленнее из осторожности, помня, что внутри у него сидят пассажиры, то ли он шагал медленнее просто так. А может быть, Страшила и Кагги-Карр просто забыли, что шесть часов — это не так уж и мало. Особенно, если всё это время находишься в кабине, где и делать-то особо нечего, и можно следить за окружающим миром только через небольшое окошко.
В отличие от пути, по которому пролегала дорога ВЖК, эта местность выглядела более пустынной и менее гостеприимной. Люди здесь не жили, а те, кому надо было добраться из Фиолетовой страны в Изумрудный город, предпочитали речной путь.
Если бы удалось достать таких же жёлтых кирпичей, которыми была выложена главная дорога страны, можно было бы проложить её участок и здесь… Но кто и как их изготовил, оставалось загадкой, а получить в результате какого-нибудь химического опыта хоть один кирпич пристойной желтизны ещё никому не удалось. Прокладывать же обычную дорогу, нежёлтую, было бы чересчур грустно. Поэтому не прокладывали никакой.
— Всё это весьма загадочно, — говорил Страшила Кагги-Карр, чтобы как-то занять время. — Кому мог настолько понадобиться Дровосек, чтоб совершить так много сомнительных с э-ти-чес-кой точки зрения действий?
— Ага, превратить беднягу Вереса в щепки — куда уж сомнительнее, — съязвила Кагги-Карр, скорее от потрясения, а не потому что ей очень хотелось иронизировать.
— И этот кинжал, поросший мехом… И дым… Тут явно не обошлось без колдовства. Как бы в наши края не принесло новую злую волшебницу.
— Которая уже успела где-то познакомиться с Дровосеком и даже имеет что-то против него? — хмыкнула ворона.
— Действительно… — вспомнил Страшила. — Но, может быть, Дровосек просто оказался первым в очереди? А потом колдунья планирует разобраться с нами со всеми?
Кагги не успела ни согласиться с этим зловещим предположением, ни возразить, потому что в этот момент кабина накренилась, и друзья кубарем покатились куда-то в пустоту. Было такое ощущение, будто пространство вокруг них вдруг перепутало, где тут низ, а где верх, и решило исправить «ошибку».
Падали они, правда, недолго, приземлившись на переднюю стенку кабины. Раздался почти радостный и в то же время обескураженный голос Тилли-Вилли:
— А вот и они! Щепки, которые я видел. Но они совсем не похожи на Вереса, ни капельки…
Железный гигант просто нагнулся, чтоб лучше рассмотреть деревянные останки, совсем позабыв, что у него пассажиры.
— Эх ты, пустая башка! — недовольно каркнула ворона. — Ты бы хоть нас выпустил прежде, чем наклоняться. Всё равно же из тебя ничего не видно.
Впрочем, как оказалось, когда они вылезли из кабины и смогли собственноручно ознакомиться с останками, видеть было особенно и нечего. От туловища деревянного курьера остались только мелкие, ничем не примечательные щепки.
— Пошли, нечего нам тут делать, — тихо проговорила Кагги-Карр (несмотря на то, что деревянных курьеров она ни во что не ставила и считала их бесполезными созданиями, особенно если существует такая чудесная вещь, как птичья почта, ей было искренне жаль Вереса и даже стало немного не по себе).
— Подожди, — откликнулся Страшила, не отрывая взгляда от щепочек и даже взяв одну из них в пальцы. Он повертел эту щепочку так и сяк, даже посмотрел её на свет. Булавки полезли из его головы, превращая её в гигантского ежа, который свернулся в клубок.
Кагги-Карр с любопытством наблюдала за всем этим, но молчала, чтоб не вспугнуть умные мысли случайным словом, как жучка — своей тенью. Но минут через десять ей надоело ждать, и она тихо спросила:
— Ну?
— Похоже, Вереса попросту сжевали, — заключил Страшила.
— Сжевали? — изумилась ворона. — Кто же будет жевать дерево?
— Я думаю, это были термиты или какие-то другие мелкие существа, — проговорил Страшила. — Видишь — щепки не в одной кучке, они лежат тут и там, как будто курьера сначала растащили на части, а потом дожевали на месте.
— Но почему же дожевали? — по-прежнему недоумевала Кагги-Карр. — Почему, не распилили, не раздавили чем-нибудь тяжёлым, не разорвали пушкой…
Подняв повыше одну из щепок, Страшила оглянулся на ворону и Тилли-Вилли.
— Видите? Это следы зубов, только очень маленьких. Или жвал. Как думаете?
— Бедняга Верес! Какое нелепое невезение — столкнуться со стаей голодных термитов, — покачал головой Железный мальчик.
— Не думаю, что это простое невезение, — пробормотал Страшила. — Очень уж «удачно» появление термитов совпало с другими неприятностями.
* * *
Судя по ландшафту, они уже приближались к границам Фиолетовой страны. Страшила от возбуждения просто прилип к окошку, чтобы ничего не пропустить. Кагги-Карр в тревоге металась над его головой, то садясь ему на плечо, то снова поднимаясь в воздух: она никак не могла решить, что же лучше.
Внезапно откуда-то слева появилась маленькая цветная фигурка и чуть ли не бросилась под ноги Тилли-Вилли.
— Стой! — закричали в один голос Страшила и Кагги-Карр: даже с такого расстояния они поняли, что это ещё один курьер, следующий, судя по всему, из Фиолетового дворца.
Железный рыцарь остановился как раз вовремя и теперь смущённо смотрел на деревянного человечка: этого-то он в действительности чуть не раздавил.
Отворив дверцу, вылетели наружу Страшила и Кагги-Карр. Вернее, вылетела только ворона, а Страшила грохнулся на землю, как мешок с соломой. Но даже не заметил этого.
— Курьер Гангис? Вы ведь с письмом от Железного Дровосека, так?
— Да, мне поручено доставить письмо нашего правителя в Изумрудный город.
— Не нужно в Изумрудный город! — спохватился Страшила. — Это письмо для меня, а я здесь, а не в Изумрудном городе. Так что можете отдать мне его прямо сейчас.
— Но мне поручено доставить письмо в Изумрудный город, — с сомнением повторил Гангис.
— Просто Железный Дровосек не знал, что я здесь, а не во дворце, — постарался объяснить Страшила. — Поэтому вам незачем идти до самого города.
— Но мне поручено…
— Дай сюда, бестолочь! — потеряла терпение Кагги-Карр и вырвала письмо из рук курьера. Сейчас она как никогда имела возможность увериться в своём мнении насчёт деревянных посыльных. (Что, в общем-то, зря: среди курьеров попадались иногда тугодумы, сделанные из особо твёрдых сортов дерева, но в целом они были сообразительными ребятами).
Получив в руки письмо, Страшила с волнением пробежал глазами по верхним строкам.
«Дорогой друг. Часы опять натворили бед. Случилось это именно тогда, когда Лестар со своими помощниками пытался разобрать их, чтоб выяснить, что не так. На этот раз из часов вырвался не дым, а огонь…»
— Огонь! — ужаснулся Страшила (он ведь и сам не знал ничего страшнее). — Какой кошмар… Неужели они все…
— Дочитай лучше, может, всё ещё не так плохо, — посоветовала Кагги-Карр, пристроившись на плече у правителя. Страшила, прислушавшись к совету, продолжил чтение.
«...Ты только не волнуйся, никто не пострадал. Но избушка Лестара сгорела дотла. Да, мой друг, часов больше нет. И я пишу это с великим облегчением! Своими глазами я видел обугленные шестерёнки, дочерна обгорелый остов... Хотелось бы верить, что и злое волшебство, заточённое в виртуозном механизме, развеялось как дым. И всё же кое-что вынуждает меня усомниться в этом.
Узнав, что семья Лестара осталась без крова, я поручил лучшим плотникам страны выстроить новый просторный дом. А пока суд да дело, погорельцам отвели комнаты во дворце.
Ночь прошла спокойно, и я уж было вздохнул с облегчением, решив, что все страхи остались позади. Но поутру малышка Лея огорошила меня новостью. Оказывается, в самый глухой час ночи она проснулась от странного шороха. Приглядевшись, Лея различила при свете луны силуэт девушки в серой вуали. Девушка, пошатываясь, словно от нездоровья, прошлась по комнате близнецов, а затем опустилась на колени перед запертой дверью и принялась что-то шептать.
Лея окликнула незнакомку. Но та встрепенулась, передёрнула плечами и в следующий миг, не сходя с места, растворилась во мраке. Просто взяла и исчезла.
Я склонен был бы считать, что малышке привиделся дурной сон с перепуга. Всё-таки пожар, треволнения, смена обстановки... Но маленький Леттус подтвердил слова сестры. Разбуженный окликом Леи, он тоже успел заметить коленопреклонённую фигуру перед дверью, спустя мгновенье растаявшую во тьме. И самое невероятное: дверь-то была закрыта на тройной оборот! Как вошла и как вышла призрачная гостья — никто до сих пор не может понять.
Страшила, милый друг, отзовись! Твоё молчание тревожит меня не меньше, чем странные события во дворце. Признаться, я готов всё бросить и ринуться в Изумрудный город, чтобы увериться, что ты жив-здоров. Но боюсь оставлять без присмотра дворец: если кто-то погибнет здесь по моей вине, я себе этого не прощу.
Остаюсь в тревоге, твой верный друг,
Железный Дровосек»
— Ну, что я говорила? — торжествующе каркнула Кагги-Карр. — Цветы, сердце, теперь вот — девушка! Головой ручаюсь, что это Эми.
— Головой не надо, — хмуро сказал Страшила и выразительно похлопал ладошкой безжизненную голову Вереса.
— Ну всё равно, признай, ты ошибся, — не унималась Кагги-Карр. — Величие мудреца в умении признавать свои ошибки.
Страшила тяжело вздохнул:
— Я и рад бы ошибиться, но...
— Что — «но»? — строго спросила ворона.
— Эми умерла, — негромко сказал Страшила.
Кагги-Карр разинула клюв.
— Умерла? — переспросила она растеряно. — Но как? Когда?
— Давно, — покачал головой Страшила. — Не хотел я рассказывать, да придётся... Ты наверно удивлялась, что Дровосек, получив от Гудвина сердце, так и не пошёл под венец?
— Нуу, — протянула ворона. — Признаться, я задавалась вопросом. Но у вас, мужчин, это обычное дело. Как стихи с букетами, так это все горазды, а как под венец — тут и сказке конец.
Страшила угрюмо хмыкнул.
— Дровосек не таков. Он вернулся. Едва только Элли улетела в Канзас на серебряных башмачках, Дровосек отправился в родную деревню. Он мчался со всех ног, не разбирая дороги, и любящее сердце стучало в его груди. Как встретит его Эми? Что скажет? Простит ли она его?
— Я бы простила, — вздохнула Кагги-Карр.
— И вот, наконец, родные места. Лес, тропинка, недорубленное дерево, рядом с которым Дровосек когда-то стоял заржавленный. По тропинке, мимо собственной покинутой хижины, Дровосек вышел на луг, за которым лежала его деревня. Но деревни не было.
— Как это не было? — возмутилась ворона. — Куда она делась? Не в лес же ушла?
— Нет, голубушка, — продолжал Страшила. — Не в лес. Дома стояли пустые, заброшенные. Много лет в них никто не жил. А односельчан своих Дровосек разыскал на погосте. Кузнеца, который сделал ему железное тело. Дальних родственников. И Эми. Все они лежали в сырой земле уже триста лет...
— Не может быть! — ахнула ворона. — Триста лет! Дровосек же простоял заржавленный всего год!..
Страшила понурил голову.
— Год... Триста шестьдесят пять дней... Он сам так считал. Не мудрено сбиться со счёту, когда стоишь без движения столько времени. А может пружинка в его голове, отмечающая бег минут и часов, тоже в какой-то момент проржавела. Только правда была такова: не триста шестьдесят пять дней простоял он в этом лесу, а триста шестьдесят пять лет.
— Оох, — сказала Кагги-Карр. — А я-то думала... Бедный, бедный Дровосек...
— Увы, — развёл руками Страшила. — Так что, не надо про Эми. Её давно уже нет. И из гроба она не восстанет даже в Волшебной стране. Кто-то другой охотится на нашего Дровосека. А кто — мы выясним, клянусь троном Великого Гудвина!
* * *
Конечно, никто из путников не обладал даром предвидения. Однако ещё до того, как они добрались до Фиолетового дворца, ими овладело нехорошее предчувствие.
То, что навстречу почти никого не попадалось, было нормально: похоже, полночь уже миновала, а добропорядочные Мигуны в такое время по улицам не шастают. Было, однако, что-то ещё.
— Как будто земля трясётся, клянусь морским… — начал железный рыцарь. — А, нет, показалось.
Страшила и Кагги-Карр молчали: уже всё, что можно было сказать, было высказано, а озвучивать свои опасения вслух никому из них не хотелось.
Но вот впереди показался Фиолетовый дворец. Страшила нетерпеливо шагал туда-сюда — два шага туда и два обратно, насколько позволяла непредназначенная для прогулок кабина — и тихо бормотал отрывки волшебных заклятий. В конце концов, он забарабанил изнутри в дверцу:
— Остановись! Дай нам выйти!
Тилли-Вилли послушно остановился, посадил вылезших путников на ладонь и аккуратно спустил их на землю. Едва ли пробежать оставшийся участок пути своими ногами было быстрее, но, во всяком случае, такая иллюзия грела душу.
Страшила так торопился на помощь другу, что даже Кагги не сразу смогла его догнать, но перед самыми воротами он вдруг споткнулся и упал. Оказалось, что земля тут внезапно перестала быть ровной, как будто кто-то совсем недавно вскопал её.
— Кому понадобилось устраивать огород перед самым дворцом, — проворчал Страшила. — Неужто Дровосек решил взять пример с нашего знакомого Джюса?
— А может, они всё-таки нашли виновника беспокойства и закопали его? — предположила ворона.
Но порассуждать на эту тему им не удалось, потому что дверь дворца отворилась, и на крыльцо вышел Лестар. Вид у него был напуганный и расстроенный.
— Ах это вы, ваше превосходительство, Страшила Мудрый, — со вздохом произнёс он. — Поздно… Уже немножко поздно. Ваш друг…
Не договорив, Мигун часто заморгал и всё-таки заплакал, с чем долгое время успешно боролся.
— Что случилось? Где Железный Дровосек? — потребовал объяснений потрясённый Страшила.
— Рассказывай! — вторила другу Кагги-Карр.
Немного успокоившись, Лестар заговорил.
Оказывается, незадолго до полуночи (буквально за час до прихода друзей), какая-то девушка в серой вуали пришла к самым дверям дворца и сказала, что ей надо видеть правителя страны Мигунов. Заподозрив неладное, Лестар и прочие не хотели пропускать её внутрь, но на шум явился сам Железный Дровосек. Узнав, что его хочет видеть таинственная незнакомка, он посчитал себя не вправе отказывать даме и вышел из дворца ей навстречу.
Что случилось дальше, никто из свидетелей толком не понял. Они только видели, как Дровосек спустился с крыльца и подошёл к странной девушке. Кажется, она даже успела что-то ему сказать (что именно — никто не услышал), а потом земля под ними зашевелилась, облако пыли поднялось в воздух, на минуту скрыв всё из глаз…
Когда пыль развеялась, возле дворца уже не было ни Железного Дровосека, ни незнакомки в серой вуали. Они исчезли. Только на том месте, где они стояли, земля была взрыта, вскопана изнутри, как будто здесь порезвился пьяный крот-исполин.
— Наш правитель провалился под землю! — плача, заключил Лестар. — Наверно, это приходила злая колдунья… Она забрала вашего друга в своё королевство!
Такое известие порядком уронило всеобщее настроение. Поэтому оно сразу оказалось где-то на той же глубине, на которой, наверно, сейчас находился Железный Дровосек. Знать бы, где это, и, главное, как достать Дровосека оттуда.
— Подождите-подождите, — вдруг оживился Страшила. — Вы сказали: в своё королевство? И это королевство — под землёй? Мне кажется… Хотя нет, не может быть.
— Что такое? Что ты надумал? — встрепенулась Кагги-Карр.
— Нет, скорее всего, нет… Но ведь поглядеть в волшебный ящик никогда не мешает, — подмигнул ей Страшила.
* * *
Блеклый свет озарял подземелье. Фея восседала на троне и царственно поглядывала на своего пленника. Придворные скрылись в коридорах, боясь нарушить молчание королевы, длящееся уже несколько часов.
Здесь всё было так тускло — ещё хуже, чем в Пещере Подземных рудокопов. Кое-где на стенах мерцали цветные пятна: это драгоценные камни, давно залёгшие в земле, случайно оказались на срезе. В основном же со всех сторон нависала сероватая шершавая глина. Кое-где иногда осыпался песок.
Единственным, что светилось во тьме, была мантия самой королевы. Но свет её был неярким, словно призрачным.
Железный Дровосек, связанный шерстяной верёвкой, лежал в отдельной нише. Ему казалось, что прошло какое-то время между тем, как земля начала разверзаться под ним и незнакомкой, и тем, как он обнаружил себя здесь, в обширном подземном зале с низким потолком. Да, какое-то время прошло точно…
А вот какое — этого он не мог определить даже приблизительно. Тем более, как показывал опыт, измерять время, проведённое в беспамятстве — гиблое дело.
Повернув голову, Железный Дровосек мог видеть фею, но та, казалось, уже потеряла к нему интерес: она смотрела в сторону и о чём-то думала.
Слабо верилось, но если вспомнить и совместить, то всё сходилось…
— Так это были вы? — заговорил, наконец, Железный Дровосек, пытаясь совладать с охватившим его изумлением.
— Да, я.
— И дама в серой вуали…
— Я могу превращаться в человека ненадолго. Если очень надо.
— Но часы? Как вам и вашим придворным удалось создать такой сложный механизм?
— Конечно, нам бы не удалось, — фея грустно усмехнулась. — Моё только волшебство. И, конечно, поздравительная записка от имени вашего друга. А сам механизм сделали гномы, мне удалось договориться с ними.
— Как, гномы? Но они же наши друзья! Или…
— Да-да, они ваши друзья. Но откуда было им знать про колдовство? И тем более, на что оно направлено.
— Я так и не понял, на что оно было направлено, — признался Железный Дровосек. — Сначала эта песенка… Потом дым… Кинжал, которым я ударил часы, оброс шерстью и превратился… — Дровосек замолк, страшная догадка вдруг пришла ему в голову. — А если бы я не схватил кинжал, а коснулся часов сам, я бы тоже…
— Вы превратились бы в мышь, — с улыбкой подтвердила королева.
— В мышь! Так вот, значит, как…
— Конечно, мне было бы легче иметь с вами дело, будь вы в мышином обличии, — деловито заметила фея. — Слишком часто превращаться в человека весьма утомительно. Букеты, записки, все дела… Правда, в итоге оно оправдало себя. Но лучше бы уж вы коснулись часов, так было бы гораздо легче.
— Тогда бы дом Лестара не сгорел. И кукушка… — вдруг вспомнил Железный Дровосек, слёзы опять навернулись ему на глаза — Почему кукушка? Зачем понадобилось её убивать?
— Это любовное колдовство, — пожала плечиками Рамина. — Оно всегда требует жертв. Не могла же я пожертвовать кем-то из своих придворных. Хотя, если б не оказалось других вариантов… — она не закончила.
У Дровосека никак не укладывалось в голове. Рамина, королева полевых мышей, столько раз помогавшая им делом и мудрыми советами…
— Но… почему? — только и смог спросить он. — Почему я?
Фея по-прежнему смотрела куда-то в сторону, так ни разу и не повернувшись к нему. Лапкой она подпирала мордочку.
— Я влюбилась в вас, ещё когда вы спасли меня от Дикого кота. Да, уже тогда… Сначала я решила, что это просто чувство благодарности: всё-таки не каждый день мне спасают жизнь. Но, наверно, я уже тогда всё понимала, только не хотела признать. Думаете, почему я отдала свисточек Элли, а не вам?
Рамина вопросительно взглянула на Дровосека, но тут же отвернулась, и, не дожидаясь ответа, продолжила:
— Чтоб не встречаться с вами лишний раз. Тогда бы, пожалуй, я смогла себя убедить, что это только благодарность. Да и что у меня, королевы мышей, может быть общего с человеком… пусть и не совсем обычным человеком? Так я тогда сказала себе. Но шли годы… Мы с вами сталкивались вновь и вновь — помните? Это было довольно сложно — скрываться, делать вид, что всё, как обычно, что я на самом деле ничего не чувствую. Но всё же это получалось. До какого-то времени.
Она замолчала.
Некоторое время молчали оба. Есть темы, на которые всегда сложно говорить. Наконец Дровосек рискнул нарушить молчание:
— Ваше величество, — сказал он тихо. — Разве можем мы, такие разные...
— Да, разные! — с вызовом в голосе пискнула мышь. — Так что ж? Если я дочь королей, а вы — сын простолюдина, неужто между нами неодолимая пропасть?
Рамина махнула лапкой и в залу вбежала стайка фрейлин. Они принесли маленькие, с булавочную головку, обручальные кольца. Дровосек вздрогнул. Старшая из фрейлин бросила на него неодобрительный взгляд. Избранник королевы ей явно не нравился.
— Дело не в том, — сказал Дровосек мягко. — Мы, как бы это выразиться, немножко по-разному выглядим...
Старшая фрейлина склонилась к уху Рамины и громко зашептала:
— Послушайтесь его, ваше величество! Он вам не пара. Где это видано? Красавица и чудовище! Возможен ли такой союз?
Рамина прервала советчицу гневным жестом.
— Какая чушь! Достоинство рыцаря — не красота, а благородство! — и, повернувшись к Дровосеку, добавила. — Вы спасли мне жизнь, у вас храброе, доброе сердце. Разве может ваша внешность быть преградой для истинной любви?
— Но мне не по себе от одной мысли, что... — начал было Дровосек, но королева, не слушая, продолжала:
— Я понимаю, вы всё ещё в плену у предрассудков. Предчувствуя вашу робость, я приняла меры. Взгляните на себя! Уродство — позади! Теперь вы писаный красавец, а придворный гофмейстер уже выедает для вас герцогский аксельбант из первосортного сыра. Препятствий для нашей свадьбы больше нет!
Железный Дровосек оглядел себя и тихо застонал: всё его тело — руки, ноги, туловище — было покрыто симпатичной серой шёрсткой. Более того, в дополнение к привычным четырём конечностям у него обнаружился хвост! Сомнений не осталось, он превратился в мышь...
— Сегодня же вечером состоится торжество, — продолжала меж тем Рамина. — Вам сошьют элегантную лиловую накидку. Ах, любимый мой, вы будете неотразимы!
Королева мечтательно прикрыла глаза. А Дровосек, призвав на помощь всю свою решимость, тряхул головой и произнёс одно только слово:
— Нет!
Рамина вздрогнула. В пещере будто повеяло зимой. А драгоценные камни в стенах замерцали холодным блеском.
— Но как же... — дрожащим голоском пролепетала Рамина.
— Свадьбы не будет, — твёрдо повторил Дровосек.
— Но если мы не обвенчаемся до вечера, волшебство развеется, и тогда...
— Мне в самом деле очень жаль, — проговорил Дровосек, словно извиняясь. — Но, ваше величество... Я вас не люблю...
* * *
— Время истекает, — голос Рамины звучал мертвенно-безразлично.
Дровосек промолчал.
— Значит, ваш окончательный ответ — «нет»?
Дровосек склонил голову. Всё было ясно без слов.
— Понимаю, — проговорила Рамина. — Что ж, выходит, конец всем мечтам, всем надеждам.
Она встала с трона, взмахнула лапками, как бы творя какое-то заклинание, и пропела:
День за год и год за день,
Время понарошку...
Всё накроет моя тень,
Не найдёшь дорожку!
Сначала казалось, что ничего не произошло. Но через минуту или две начал доноситься отдалённый, пока тихий гул. Едва слышный вначале, он быстро нарастал.
В подземный зал вбежали две запыхавшиеся мыши:
— Ваше величество, земля! Земной свод падает!
— Знаю, — равнодушно ответила Рамина. — Можете бежать наружу. Если поторопитесь, успеете.
Мышки попробовали было убедить свою королеву бежать с ними, но затем в панике умчались, так и не получив ответа.
— Ваше величество, что вы делаете? — в тревоге спросил Дровосек. — Вы же сейчас обрушите свод пещеры!
— Несомненно, — подтвердила Рамина. К ней вернулась былая надменность.
— Но это опасно для жизни! — воскликнул Железный Дровосек.
Королева горько усмехнулась:
— Когда растоптана любовь, жизнь превращается в невыносимое бремя. Но вам, мой друг, с вашим тряпичным сердцем, никогда этого не понять. Гудвин обманул вас. У вас в груди пустышка. Любить вы не способны!
Шум, между тем, нарастал. Но когда он достиг невероятной громкости, заглушив все другие звуки, дверца бокового коридора внезапно распахнулась. И к изумлению несостоявшихся новобрачных, в зал вбежали Лестар, Фарамант и Дин Гиор. Только очень маленькие и покрытые мышиной шерстью. С ними была и Кагги-Карр. Мышиное обличье на вороне смотрелось довольно странно, но в целом ей шло.
— Ваше величество, отдайте нам Дровосека обратно! — наперебой заговорили Фарамант и Дин Гиор. Несмотря ни на что, они по-прежнему видели в Рамине друга и союзника, а всё происходящее казалось им невероятной, нелепой фантасмагорией.
Железный Дровосек онемел от удивления и только безмолвно переводил взгляд с одной новоиспечённой «мыши» на другую. Дина Гиора можно было узнать по длинной бороде, поменявшей цвет на серый, Фараманта — по зелёным очкам, которые он не снял даже и теперь, а Лестара… Лестара Дровосек слишком часто видел, чтоб не признать его в новом облике.
Появление нежданных гостей отвлекло Рамину от колдовства — гул вдруг стих и стенки подземелья перестали трястись. Королева всплеснула лапками:
— Люди в мышином облике? Здесь, в моих владениях? Но как... Неужто вам подвластно волшебство?!
— Наука творит чудеса ничуть не хуже ваших, сударыня, — скромно поклонился Лестар.
Рамина нахмурилась, но тут последний луч надежды озарил её смышлёную мордочку.
— Скажите... — королева запнулась. — Может ли ваша наука вселить любовь в бесчувственное сердце?
Лестар потупил взор, зато Дин Гиор расплылся в улыбке и даже бороду расфуфырил от радости:
— Конечно! Эксперименты идут полным ходом. Сферический конь уже души не чает в конической кобыле. Ещё лет десять-двадцать и можно будет переходить к опытам на мышах.
— На мышах?! — взвилась Рамина.
— Э... Лабораторных. Но вашему величеству будет предоставлена возможность записаться в число первых добровольцев. А там, глядишь, век-другой — и счастье станет повсеместным как свет, водопровод и птицефон. Взаимная любовь подешевеет и сделается общедоступна.
— Какой кошмар! — пискнула Рамина. Сказочные перспективы, обрисованные Дином Гиором, почему-то её не увлекли.
— Одумайтесь, ваше величество! — вступил в разговор Фарамант. — У вас страшные глаза — глаза фанатика. Что хорошего, если все мы здесь погибнем?
На какое-то время повисла тишина. Может быть... в это с трудом верилось, но, может быть, слова Стража ворот возымели своё действие...
— А горите вы все синим пламенем, — медленно сказала Рамина. И на глазах изумлённых зрителей королева вернулась к зловещему заклинанию. Она бормотала себе под нос магическую абракадабру, а стены пещеры тряслись, содрогались, и комочки земли уже сыпались с потолка на головы собравшихся.
И тут произошло то, что должно было произойти: чары, сковавшие Дровосека в облике мыши, развеялись — вышел их срок. С оглушающим скрежетом Железный Дровосек преобразился. К нему вернулся человеческий рост, расправились руки и ноги, исчез непрошенный хвост (хотя Дровосек уже начал к нему привыкать). Одно мгновение — и голова недавнего узника упёрлась в потолок пещеры.
Теперь уже Дровосеку не грозила гибель. Его могучее железное тело выдержало бы любой обвал. Но можно ли допустить, чтоб погибли друзья, примчавшиеся ему на выручку? А Рамина? Разве заслуживает смерти маленькая своевольная мышь, потерявшая голову от любви?
Нет. Дровосек принял решение.
— Ваше величество, остановитесь! — глухо сказал он, и от звука его голоса Рамина вздрогнула.
— Что такое? — гул прекратился.
«Прощай небо, прощай Эми, прощай свобода», — подумал Дровосек. А вслух сказал:
— Я остаюсь.
— Со мной? — изумилась Рамина. Чёрные глазки её блеснули радостью. Но блеск тотчас угас.
— Да, — подтвердил Железный Дровосек. — Я готов стать вашим мужем. Готов сделаться мышью. Не надо губить себя, рушить пещеру. Если в моих силах подарить вам счастье — я к вашим услугам.
— Что он делает? — в отчаянии пискнул Фарамант.
— Безумец... — Дин Гиор поник бородой и ушами.
— Безумец здесь не он, — покачал головой Лестар. — Господин Дровосек жертвует собой во счастье королевы.
— А дайте-ка я клюну её в темечко? — предложила Кагги-Карр, единственная не поддавшаяся общему унынию. Увы, самоотверженная ворона забыла, что пребывает в мышином обличье, не предполагающем даже намёка на клюв.
Впрочем, радикальные меры не потребовались.
Мышиная королева с неизъяснимой горечью взглянула на своего недавнего пленника. Потом развернулась спиной ко всем, медленно подошла к трону.
— Идите. Все идите, — проговорила она уже спокойно. — Обвала не будет.
Железный Дровосек подумал, что ослышался. Но мышь развеяла его сомнения.
— Не этого я хотела, — тихо сказала она. — Но раз так… Идите. Быстрее, пока я не передумала.
— А как же вы? — спросил Железный Дровосек.
— Я? Буду думать о вас. И мечтать. Мечту ведь вы у меня не отнимете. Там, в мире грёз, мы будем любить друг друга. Вы станете королём. Мы всегда будем счастливы вместе.
Гул окончательно затих и лишь комья земли на полу напоминали о недавней угрозе. Но воцарившаяся тишина почему-то давила на сердце тяжелее смертельной опасности. От такой тишины звенело в ушах.
Поклонившись королеве, Дровосек прошествовал в конец коридора и там принялся аккуратно пробивать путь на поверхность (к счастью, пещера Рамины залегала не очень глубоко под землёй). Дин Гиор, Фарамант и Кагги-Карр покинули подземелье так же, как и вошли в него — мышиными тропами.
Один лишь Лестар немного задержался.
— Ваше величество, — обратился он к Рамине. — Не могли бы вы оказать нам одну маленькую услугу? Или просто помочь советом.
— Я вас слушаю, — спокойно отозвалась фея.
— Видите ли… Даже всесильная наука не знает, как вернуть к жизни курьера Вереса, которого ваши подданные… Кхм, не будем об этом. Но, может быть, вы могли бы оживить хотя бы его голову? Ведь она осталась в целости и сохранности.
— Оживить не могу, это не моё амплуа. Хотя… — Рамина задумалась. — Я могла бы превратить его голову в мышь и оставить в своём королевстве. Конечно, это была бы довольно непривычная жизнь для того, кто раньше был деревянным курьером, но это лучше, чем вообще никакой жизни. Правда?
— Полагаю, что да, — согласился с ней Лестар. На секунду он скрылся в одном из боковых коридоров, но тут же появился вновь, уже не один. Точнее не совсем один. Старичок почтительно приблизился к мышиной королеве на задних лапках, передними перекатывая увесистую деревянную голову. — Вот. Примите как дар…
— Да уж. Постараюсь, — королева тяжело вздохнула, думая о чём-то своём.
— Что ж, позвольте с вами проститься, — Лестар низко поклонился, а затем бесшумно выскользнул из пещеры.
* * *
В Изумрудном дворце устроили настоящий праздник в тесной компании. После пережитых тревог и опасностей, а, главное, после возвращения дорогого друга всеми овладело безудержное веселье. Только сам Дровосек был непривычно грустен, но вскоре и его захватила всеобщая радость.
Фарамант, Дин Гиор и Лестар, уже вернувшие свой человеческий облик, наперебой рассказывали Дровосеку о том, как им удалось превратиться в мышей. Кагги, в которой любой теперь признал бы ворону, сидела на спинке трона и оттуда наблюдала за празднеством, гордая собой.
(«Ведь это я выследила Рамину, — думала она. — А без меня они бы ничего не сумели»).
Оказывается Лестар, будучи мастером на все руки, смог из шерсти, которой покрылся кинжал, изготовить волшебное снадобье. Тот, кто употреблял его, превращался в мышь на несколько часов. Приступил же к этому Лестар после того, как Страшила догадался с помощью волшебного ящика посмотреть, чем сейчас занята королева полевых мышей Рамина.
— Мелкий почерк на записке, следы зубов на щепках, взрытая земля — всё сходилось! А главное — дама в серой вуали. Кто же это мог быть, если не мышиная фея! И как я сразу не догадался, — объяснял Страшила. Он был сейчас очень доволен собой. Ещё бы — разгадать такую сложную загадку!
— Но разве волшебный ящик может показывать то, что под землёй? — с сомнением произнёс Дровосек.
— В том-то и дело, что нет. Сколько бы мы ни просили его показать королеву Рамину, ящик отказывался работать. Значит, Рамина всё это время — все три дня — не выходила из-под земли! А это довольно странно.
— Вот тут-то нам и пригодилась помощь Кагги-Карр, — улыбнулся Фарамант. — Во-первых, почтенная Кагги как Генеральный директор связи Волшебной страны единственная из всех нас общается с мышиным племенем. Для этого ей даже не нужен волшебный свисток. Во-вторых, именно Кагги-Карр вспомнила давний случай, когда моряк Чарли разогнал Саблезубых тигров, изобразив светящейся краской страшного зверя на всепревращальном полотнище.
— В краске был фосфор, — напомнил Страшила. — Фосфор светится в темноте. Вот мы и сшили для Рамины мантию, покрасили фосфором, а Кагги-Карр через своих подручных передала её мышиной королеве. Та на радостях обмолвилась, что сможет принарядиться к торжеству. Но вот что за празднество у неё намечается, предпочла умолчать.
— После этого телевизор заработал, и мы увидели пленного Дровосека, — вставил словечко Дин Гиор.
— И тогда, — заключил Страшила, — я решил, что лучше всего будет проникнуть в королевство её величества под видом её же подданных, чтоб никто нас не заподозрил по пути, раньше времени.
— Одного не пойму, — с улыбкой признался Железный Дровосек, — почему ты сам не спустился в мышиную нору, вместе с остальными? Я думал, что раз мы с тобой лучшие друзья, ты первым решишься прийти.
— Я бы рад, — вздохнул Страшила. — Но ты же слышал? Порошок, от которого превращаешься в мышь, надо развести водой и выпить. А я по техническим ха-рак-те-рис-тикам не очень для этого приспособлен.
— Я тоже, — пожаловался Тилли-Вилли, наблюдая за компанией через окно. — А так хотелось пойти выручать Железного Дровосека.
Все дружно засмеялись: очень уж забавно было представить железного рыцаря в облике мыши.
* * *
— Ваше Величество…
— Оставьте меня.
Взволнованные фрейлины толпились в дверях, не решаясь войти в комнату королевы. Почувствовав, что они всё ещё здесь, Рамина обернулась:
— Всё нормально, — сказала она спокойно и даже почти ласково. — Мне просто надо побыть одной.
Все пути пошли поврозь,
Время не измеришь…
Нет, не криво, нет, не вкось,
Просто что-то не сбылось –
Веришь иль не веришь?..