Рояль, который играл сам по себе

В тот чудесный вечер ничто не предвещало беды. – Мария, вы просто божественны! – завершив виртуозный пассаж на высокой надрывной ноте, музыкант развернулся к певице, томно обмахивавшейся веером в этот жаркий летний вечерок. Девушка фыркнула и улыбнулась. О да, она отлично знала, насколько прекрасна и неотразима её персона. Первые гастроли по Европе возымели небывалый успех, полные залы по окончании концерта захлебывались оглушающими аплодисментами, а аромат цветов после выступления до одури кружил голову. Грейс каждый день с характерным смешком объявляла об очередном покорённом городе, выкладывая на стол газеты, пестрящие заголовками и фотографиями Марии. А завтра в Берлине у них первое выступление в государственной опере. Сопрано и рояль – вдвоем они завоюют столицу Германии, заставят всю образованную немецкую общественность ползать на коленях и умолять о повторном выступлении. А может, очарование Грейс выбьет даже небольшое турне у пузатеньких владельцев театров. – Мария, вы моя муза! Вы для меня вдохновение, благодаря вам я готов днями и ночами писать музыку! А посвящать… только вам, моя муза, только вам! – страстно бормотал молоденький пианист, прикрывая глаза и прижимая руки к сердцу. Мария величественно наблюдала за ним и снисходительно улыбалась, не планируя присоединиться. Этим творческим личностям только дай повод подраматизировать. – Ах, если бы мы могли вечно гастролировать вдвоем, лишь я и вы!.. – Это что же, предложение? – игриво прикрывая улыбку веером, спросила девушка, стреляя глазами на симпатичного молодого человека, покинувшего свое место за инструментом. Он замер, видимо, от осознания собственной наглости, но потом сделал шаг навстречу и хлопнул по приоткрытой крышке рояля. Та захлопнулась, нарушив всю романтичную обстановку. Он слегка стушевался, но все же собрался с внутренними силами и сделал ещё один шаг вперед, нарушив неловкое молчание: – Д… да! Мария, да!.. – конец предложения потонул в утробном рычащем звуке, который издал… рояль? Певица в шоке отшатнулась от инструмента, веер выпал из руки и глухо стукнулся о пол. Лакированная черная крышка мелко дрожала, выбивая дробный стук, действующий на нервы, а рычание становилось всё громче и громче. – Что?.. – ножки рояля даже подпрыгивали на месте, казалось, весь корпус его вот-вот разлетится на отдельные деревяшки, будучи не в силах сдерживать скрывавшееся внутри чудовище. Мария, оцепенев, не могла двинуться с места. Она не сводила взгляда с подскакивающей черной крышки. Ей привиделось на мгновенье, что из тьмы рояля на неё пристально смотрят два горящих красных глаза. Крышка громко стукнулась о дерево корпуса, на мгновение всё замерло, даже пламя свечей в тонких золоченых подсвечниках не дрожало от воздуха. От неожиданного и оглушительного рёва заложило уши. Девушке ещё повезло, она стояла подальше от вдруг ожившего на глазах инструмента и лишь отшатнулась, не в силах бороться с волной звука и воздуха. Чего нельзя было сказать о пианисте. Тот, ошалев, смотрел на свой преобразившийся до неузнаваемости рояль. Нет, блестящий черный корпус, изогнутая линия плоской крышки, тонкие бледные клавиши – всё это было на месте. Изменилось то, что внутри. Всё пространство, что раньше занимала рама с натянутыми на ней струнами, занимало нечто, весьма отвратительное на первый взгляд. Да и после того, как со второго взгляда удалось разглядеть в придачу к красным глазам огромную пасть, из которой неровными рядами торчали острые желтоватые зубы, симпатии это нечто не вызывало. Кроме этого и хаотичной россыпи подозрительных наростов, похожих на бородавки, и клоков темной шерсти ничего нельзя было разобрать. Как будто весь монстр состоял из одного только рта. – Что это?! – вскрикнула Мария, прикрывая нос от отвратительного запаха, который шёл из пасти этого чудовища. Молодой человек бросил на неё взгляд через плечо, а потом зачем-то сделал шаг вперед, навстречу рычащему чудищу. Он хочет защитить её собой? Да это же безумие, безрассудная бравада! Девушка хотела было что-то крикнуть, но не успела. Слова замерли в горле, так и не родившись. Мария безотрывно смотрела на кошмар, воплотившийся в саму реальность. Зрелище чужой боли, борьбы за выживание полностью поглотило её, и её счастье, что не в буквальном смысле. От молодого мужчины, вступившего в бой за прекрасную даму, скоро ничего не осталось. Поначалу ему как будто удавалось наносить удары тростью по неподвижному монстру, засевшему в тяжелом и громоздком инструменте. Но одно неловкое движение назад, и он споткнулся о невысокую скамейку, сидя на которой он музицировал ещё пару часов назад. Он полетел кубарем на пол, ноги оказались выше головы и в опасной близости от зловонной пасти чудища, чем оно и воспользовалось. Чёрный лакированный ботинок с острым носом и аккуратно завязанными шнурками скрылся в пасти, как и ступня молодого дарования. Первую пару секунд он даже не почувствовал никакой боли от того, что в его плоть впились острые зубы, рвущие кожу, но эти секунды пролетели мгновенно. Мужчина беспомощно закричал от ужаса, пытаясь вырваться, отползти, не думать о том, что шевелить раненой ногой ужасно больно. Зубы сомкнулись плотнее, на деревянный пол и скамейку влажно зашмякали капли густой крови, все нервные окончания пронзила непередаваемая боль и одновременно с этим молодой человек скорее почувствовал, чем услышал хруст собственных костей. Сбоку раздался женский крик – это была Мария, жадно не отводившая взгляда от холодящего кровь зрелища. Чтобы не упасть, она опиралась на комод, на котором стоял подсвечник. Пламя его свечей дрожало, почти так же, как дрожал музыкант, чувствуя свою скорую гибель. Сквозь боль в сознание пробилась неутешительная мысль – ногу он уже потерял. Он больше не сможет играть на фортепиано, ведь как нажимать на педали протезом? Никак. Он обречен. Единственное, что ему осталось – встретить смерть достойно. Мужчина больше не пытался спастись сам, он думал о том, что должен дать шанс спастись девушке, что должен продержаться до того момента, когда придет хоть какая-то помощь. А чудовище из рояля думало (если умело это делать) иначе. Оно воспользовалось тем, что человек прекратил трепыхаться, и заглотило ногу больше, почти до колена, смачно хлюпая пузырящейся кровью и истекая слюнями. Жертва издала мучительный стон, после чего обмякла и замерла, хотя было видно его тяжелое дыхание: отключился, не выдержав боли. Мария, к которой в конце концов вернулись самообладание и доля свойственной ей прагматичности, пришла к выводу, что оно и к лучшему – так он не почувствует приближающихся страданий. Монстр медленно тянул на себя бесчувственное тело, совсем не заботясь о том, что оно бьется о пол и о деревянные углы. Ударившись окровавленной головой о нежную клавиатуру рояля, музыкант сыграл свою последнюю резкую гамму, оставляя на белых и черных клавишах красные следы. Мария, сглотнув подступившую тошноту, облизнула губы. Ещё никогда эти цвета: черный, белый и багровый, – не представлялись ей настолько прекрасными. Девушка закусила губу. Пожалуй, сейчас они настолько же прекрасны, насколько ослепительно она выглядела вчера на концерте. И это все её цвета: черный, белый, упоительный багровый… Когда чудище затащило в корпус рояля тело, оно отпустило огрызок ноги и чуть ли не нежно впилось огромной пастью в горло жертве, захватив приличную часть грудной клетки, одетой в когда-то целый и модный фрак. Изо рта вырвался короткий хрип, перетекший в невнятное бульканье – перекушенное горло наполнилось горячей кровью из сонной артерии. За трапезой монстра Мария не наблюдала – поморщившись, она отвела взгляд и подняла с пола свой веер. Так, прикрывшись им от неприятного зрелища, она дождалась того момента, когда чудовище насытится и довольно облизнется. От омерзительных звуков веер не спасал, но девушка собрала всю свою волю, чтобы не дать бурной фантазии разыграться и представить, что же происходит в рояле. Самое удивительное, что периодически чудище как будто неразборчиво приговаривало что-то вроде «пальчики оближешь!». – …Вот же идиот, – осторожно выглянув из-за веера, Мария убедилась, что от трупа остались только окровавленные ошметки одежды да несколько огрызков. Вот и кто просил этого безумца жертвовать собой? – Это что же, мне придется отменять концерт в берлинской опере? – негодованию певицы не было предела. Схватив с комода подсвечник, она направилась разбираться с чудовищем самостоятельно. Пианист ей нужен, а уж какого он пола, вида или национальности – дело десятое, концерт-то уже завтра и за всё заплачено! Поставив одну ногу на скамейку, Мария поднесла подсвечник прямо к лакированной поверхности корпуса. Каких-то несколько сантиметров – и рояль вспыхнет, как спичка. – Приятного аппетита, – с едва сдерживаемым гневом произнесла она, обращаясь к чудищу. Раз оно появилось здесь из ниоткуда, вдруг и разговаривать умеет? – Слушай меня, мой голодный друг. Ты же не хочешь подпалить свой прожорливый ротик? – чтобы до чудища лучше дошло, она ткнула подсвечником в его бесформенное тело, подпалив клок шерсти. Монстр завонял ещё противнее, но вроде как понял, что от него добиваются послушания. – Тогда ты, – она аккуратно, двумя пальчиками взяла испачканный в крови сборник нот с подставки над клавиатурой и кинула внутрь рояля, – учишь это, или я подпалю рояль и тебя вместе с ним, – леденящий тон давал понять, что так оно и будет, если чудище решит рыпаться. Порычав и получив в подарок еще один подпаленный бок, своенравное чудище смирилось и затихло в рояле, хлопнув на прощание крышкой. Мария огляделась вокруг, прикидывая по времени, сколько уйдет часов на уборку и на доплату служанке за молчание, после чего поставила подсвечник на прежнее место и покинула комнату. За ней тянулись красноватые следы – по неосторожности она наступила на небольшую лужицу высыхавшей крови. Это немного подпортило ей предвкушение от завтрашнего концерта. «Концерт с роялем, который играет сам по себе! Да Грейс будет заливаться смехом, подсчитывая прибыль», – девушка слизнула с пальцев кровь пианиста. Быть может, она поможет чудовищу выучить ноты.