Часть 1
17 февраля 2019 г., 00:35
Германн справляется.
Он… он правда, действительно справляется. Прошло уже почти семь лет с тех пор, как Ньютон ушел, ушел, не сказав ни слова, ничего не объяснив, и Германн не думает об этом. Он не зацикливается. Сегодня вечером он здесь, чтобы хорошо провести время: это седьмая годовщина с закрытия Разлома, всё идёт своим чередом, и жизнь Германна продолжается. Германн справляется.
- Еще один, - мрачно говорит он бармену, опуская пустой стакан на барную стойку. - Пожалуйста.
Германн справляется, проводя эту ночь так же, как и каждую годовщину закрытия Разлома, каждый свой день рождения, каждый день рождения Ньютона и то, что раньше было их личным юбилеем с 2025 года: топит сожаления в алкоголе в своем любимом гей-баре и высматривает хотя бы слегка привлекательного низкого потрепанного брюнета в очках, чтобы пригласить его к себе на ночь.
Бармен ставит перед ним еще один стакан. Германн кивает в знак благодарности. Как раз то, что ему нравится. Он часто здесь бывает (каждый раз его встречают у дверей громким “привет, доктор Готтлиб!”), поэтому полагает, что не должен удивляться.
Сидящий рядом брюнет следил за ним еще со второго коктейля. Обычно Германн сразу определял, хочет ли он провести с человеком вечер, но сегодня - очевидно - ночь ABBA в клубе. И это только усиливает его страдания. Ньютону нравились ABBA. (иногда, поют на фоне, когда я остаюсь один, я сижу и думаю о нём...)
- Привет, - наконец громко говорит мужчина, чтобы перекричать музыку. Его голос скрипучий и высокий, совсем как у Ньютона; это сразу привлекает внимание Германна. Сам мужчина тоже кажется знакомым, Германн понимает это, когда поворачивается к нему лицом, но никак не может понять, где он мог его видеть. Невысокий. Каштановые волосы. Очков нет (и Германн ненавидит себя за желание увидеть их на переносице этого человека), но у него зеленые глаза, а на лице легкая щетина. Типаж Германна.
- Извините, я не хочу показаться навязчивым или что-то в этом роде, но... Вы - Германн Готтлиб?
- Да, - отвечает Германн. Собеседник смотрит на него широко раскрытыми глазами. (Боже, думает Германн, куда мы зашли, вопросы, лесть, как тот, другой, те дни, ты все еще говоришь с ним?)
Мужчина привстаёт.
- Извините, извините, я… я Феликс. Я играл вашего партнера в байопике.
Германн вздрагивает. Неудивительно, что мужчина выглядит знакомым.
- Ох!
Байопик вышел около года назад, подробно показав события последних дней войны. Он был достаточно точен. Актеров подобрали отлично. Германн помнит, как его поразил актер, сыгравший Ньютона; ему удалось запечатлеть одержимость Ньютона, его интеллект, его улыбку - его улыбку, с которой он смотрит на Германна прямо сейчас.
- Ох, - повторяет Германн. - Конечно. Да. Вы поразительно сыграли.
- Вы смотрели? - говорит Феликс с благоговением.
Германн кивает. Он действительно видел фильм - первый показ. По сути, по специальному приглашению - у него не было других причин, кроме слабой надежды, что Ньютон тоже придет на показ. Он не пришёл.
- Боюсь, что только один раз, но Вы, безусловно… мне запомнились. – Он улыбается печальнее, чем хотел, и, прежде, чем успевает остановить себя, добавляет. – У вас получился замечательный Ньютон.
(Он уловил улыбку Ньютона, и то, как Ньютон смотрел на Германна, когда они не ругались, когда просто были вдвоем в постели или в объятиях друг друга. Он и актер, исполнивший роль Германна - швед, практически нигде не снимавшийся до этого, за исключением французской драмы о Тьюринге - играли изумительно и оставили Германна со странной смесью ностальгии, страдания и ревности внутри).
Феликс приподнимает брови. Возможно, намерения Германна слишком прозрачны. (С другой стороны, прямо сейчас он плачет над электрически-синим мартини в гей-баре. Это уже довольно однозначно).
- Я не хочу… - начинает Феликс, затем оглядывается и наклоняется к Германну. – Вы с доктором Гайзлером?..
Германн размешивает свой напиток пластиковой шпажкой.
- Я спрашиваю, - поспешно произносит Феликс, - потому что это был своего рода… подход, который я выбрал, когда играл его. Парень, который играл вас, делал то же самое. Это придало персонажу больше эмоциональной глубины, понимаете? - Он вздрагивает. - О Боже, простите. Не персонажу. Человеку. Людям. Вам.
Он закрывает лицо руками.
- Я полностью облажался.
Улыбка Ньютона и очаровательная способность Ньютона накосячить в любом социальном взаимодействии. Германн прочищает горло.
Феликс любезен и в восторге от возможности пойти домой с тем, кого он боготворит; и Германн решает, что тот ему нравится, даже если слишком волнуется о его ноге. («Она не начнет кровоточить, если ты просто дотронешься до нее», - шипит Германн, когда Феликс случайно задевает правым коленом его левое колено, пока они целуются, а затем впадает в панику). Он тоже принес с собой презервативы, поэтому Германну даже не приходится лезть в свой маленький и редко используемый запас. Феликс так же полон энтузиазма в постели и делает все, что требуется (как и Ньютон) - он издает необходимые звуки, двигается так, как нужно, останавливается каждые несколько минут, чтобы убедиться, что Германну хорошо.
В тусклом свете, скрывающем лицо, он сошел бы за Ньютона. Его стоны ниже, чем те, что издавал Ньютон, руки и грудь лишены татуировок, но бока такие же мягкие, когда Германн сжимает их; и, если Германн прищурится, если притворится, если вспомнит (Ньютона, целующего его, Ньютона, касающегося его, Ньютона, говорящего Германну, что он любит его), то этого будет достаточно.
- Ньютон, - выдыхает он, прежде чем успевает сдержать себя, пока Феликс все еще сидит на его бердах. Щеки Германна горят от смущения; глаза колет от подступающих слёз. - Прости… - говорит он.
- Все хорошо, - тихо говорит Феликс, он не злится. – Продолжай.
Феликс ждет - Германн закрывает глаза. Феликс прижимает руки к груди Германна, снова двигается, и не останавливается, пока Германн (с глазами, мокрыми от слёз) не кончает и не выдыхает имя Ньютона в последний раз.
- Он бросил вас? - спрашивает Феликс.
Они лежат бок о бок в постели Германна, Феликс приподнимается на локте и смотрит на Германна. Германн выключает свет и говорит Феликсу, что тот может остаться на ночь и не волноваться по поводу вызова такси: на улице холодно и противно, а Германн не против компании (или, возможно, просто того, кто может его удержать). Германн барабанит пальцами по покрывалу.
- Полагаю, что так, - произносит он. - Он просто… ушел однажды. Он так и не сказал мне почему. Не отвечал на мои звонки. Через две недели он написал мне и сообщил, что все кончено.
Приятно было наконец-то выговориться. Никто никогда не задавал правильные вопросы о Ньютоне.
Феликс хмурится.
- Он идиот, - произносит он.
Немедленная реакция Германна - его внутренний инстинкт - защищать Ньютона - одёрнуть Феликса (он просто не знает, о чем говорит), но Германн закрывает рот, чтобы не дать себе сказать то, о чем пожалеет. Феликс не имел в виду ничего плохого, напоминает он себе. И дело не в том, что Ньютон совершенно безупречен.
- Он не идиот, - говорит Германн. - Он просто…
Телефон Феликса вибрирует.
- Извини, - вздыхает он и отворачивается, чтобы проверить сообщение.
Германн притворяется спящим, когда Феликс заканчивает печатать смс.