Единое целое

Намо повалил брата в душистые травы по пояс, сел сверху и торопливо поцеловал. Словно задыхаясь, Ирмо запрокидывал голову, жмурился и тяжело дышал, и где-то в затылке отдавались чужие мысли и чувства – наталкивались на свои и текли рекой. Было ли то осанвэ, читало ли брата Знание, да только это не имело никакого значения, пока Намо упивался пьянящей сладостью и судорожно стискивал Ирмо за отвороты одежды. Высокие лесные цветы: синие колокольчики, ало-нежные маки, - на нехоженой почти поляне то и дело склоняли свои лепестки, щекотали и обдавали лёгким дурманом. Лориэн кружился где-то высоко над головой, но его красота не прельстила Намо настолько, что они отошли на шагов двадцать от опушки. Его серебром золотые кроны лишь пародия на волосы Ирмо: лёгкие кремовые нити, сотканные из мягкого света его снов. Все его запахи, тихие звуки и шёпот – только отзвук голоса Ирмо, который поцеловал его в щёку, в ухо и тихо засмеялся. - Не смешно, - мрачно сообщил Намо, впрочем, не разгибаясь. Не отрываясь от занятия – развязать красные завязки на вороте одежды Ирмо, развязать полотно кушака на узком худом поясе… - Дай я тебя поцелую, - мягко пропел Ирмо. – Иль ты приревновал к кому? Намо медленно выдохнул и вспомнил, как брат улыбается эльфам. Как поправляет волосы. Как показывает белую шею до запястья. Его обязанность – быть честным. - Не сегодня, - буркнул он. - Значит, так соскучился? – Ирмо улыбнулся ему – совсем не так как эльфам. – Иди сюда. Ирмо раскрыл объятья. Когда Намо с ним целовался и закрывал глаза, даже за закрытыми веками танцевал ласковый теплый свет. В нём не было ничего общего со светом Лаурелина – дымчатое туманное сияние просто было с Ирмо, просто соткало – всего Ирмо, с самого начала времён, и Намо купался в нём жадно и с ног до головы. Ирмо покорно впустил его язык, показал горло и подставил губы под болезненные укусы. Намо вздрогнул от ответного игривого касания зубов, упёрся ладонями и коленями в мягкий чернозём, но брат надавил на поясницу. Намо удобней сжал Ирмо бёдрами. Брат зацепил ткань верхней одежды на его спине. Ирмо был таким красивым… Что Намо мог с собой сделать? - Ты слишком много думаешь, - шепнул Ирмо и протанцевал пальцами по его шее. Цветные образы вихрем пронеслись в голове: запахи да звуки, да ощущения. Намо на миг замер, поддаваясь, но тряхнул головой. - Нет… не надо так сейчас… - Как скажешь, - мечтательно вздохнул Ирмо. Намо обязан был постигать всё на свете, но то, как брат остаётся таким спокойным при том, что вала случайно касался отвердевшего естества, не понимал. Самого Намо трясло от нетерпения. Брат отдалялся от него. Что-то глухое и темное поднималось в груди в ответ на это. Ирмо вдруг сел, обнял его за пояс и поцеловал так глубоко и долго, что вся дрожь стала теплой и сладкой. Намо нервно повёл бёдрами на нём, покорно обмяк и зажмурился – во рту бился влажный язык, и он не удержал стон. Но ногтями он всё же провёл по боку Ирмо. Пусть будет след. Намо давно научился оставлять следы на нём надолго. Вала оставил засос в месте, где плечо плавным скатом переходило в шею, и Ирмо вскрикнул. Они оба знали, что Намо слишком резок. Намо уже предвидел своё покаяние, но был не в силах остановиться. - Штаны-то снимешь? – пробормотал Ирмо с уже искусанной шеей. Будут синяки. Намо виновато потёрся лбом. - Мои или твои? Ирмо затрясся от беззвучного смеха – ему понравилось то, что Намо пытается шутить. - Мои можно и оставить. Намо кивнул: они правильно друг друга чувствовали. К тому же, Намо шёл к брату с конкретным намерением – и конкретным видением будущего на этой поляне, в летнем разнотравье… Он был готов, а Ирмо – нет. Хотя кто его знает. Желание всё перепутало. Ирмо цапнул его за мочку уха. Пока Намо снимал штаны, брат его не касался. Наклонив голову, он осторожно наблюдал и выглядел слишком далёким, но вала не сомневался, что сюжеты нескольких их совместных эротических снов будут мучительно детальными. Ирмо не всегда было нужно касаться и даже видеться с ним – его дух не был отягощён всеведеньем, но простирался далеко, ослаблял аванир безмятежных спящих… Не замечая времени и реальности за пределами своих снов, брат мог довести до изнеможения просто тем, какой он есть. И долгой разлукой. Травинки щекотно укололи стопы и бёдра Намо. От земли, оказывается, чуть тянуло влажным холодом; это ощущалось без штанов и белья. Без ничего. Намо отряхнул снятые сапоги от чернозёма. Он не откладывал их далеко. - А ты мог бы надеть их обратно? – Ирмо склонил голову в другую сторону, будто ему так было лучше видно. - На голые ноги? - Нужно ли тебе спрашивать, мой милый? – тон Ирмо легонько кольнул. Вала вскинул брови. Разумеется, не нужно. И почему только Ирмо не снял свою одежду… Тонкая и мягкая кожа летней обуви оказалась престранным ощущением на обнажённой голени. Лето стояло жаркое, хоть босиком ходи: но и в Мандосе держалась прохлада, и в Лориэне вечерами стелились туманы, и Намо знал, чем их с Ирмо заигрывания закончатся ещё до того, как брату пришла в голову эта идея. - Ты похож на женщину в сорочке, - произнёс Ирмо, взял его за руки и потянул на себя. Намо нижнюю рубаху оставил. - В следующий раз в юбке будешь ты, - фыркнул Намо, возвращаясь на его бёдра, хотя комплименты брата всегда были малопонятны посторонним. Но Намо не посторонний. Они расцепили руки, и Ирмо положил ладони у головы. С ним можно было сделать что угодно: Намо закатал его одежду до груди и развязал пояс, запуская руку к его паху и оглаживая. Ирмо стиснул зубы, Намо заметил, как напряглась его челюсть. Он усилием воли гнал всё своё Знание подальше – никакого будущего, пусть только настоящее, где в Ирмо появляются острые и никому не известные черты. Кроме него. Намо сглотнул, ритмично двигая ладонью по стволу. - Ты всё же… н… к кому-то приревновал… - натужно выстонал Ирмо. - Ко всем, - рявкнул Намо. Ко всем бесконечным эльфам, ко всем айнур, к листьям на деревьях и к небу голубому. Ничего из этого не было в Мандосе – но почему-то у всего этого был Ирмо. Его Ирмо! Намо сжал пальцы в тесное кольцо. Ирмо застучал ладонью по земле. - Издеваешься-издеваешься-издеваешься! Однако Намо не пощадил выгибающего спину брата. Ему было не больно, а слишком хорошо, да и пальцы другой руки уже откровенно его облапали за колено и бедро. Длинные и теплые… Когда они занимались любовью спокойно, а не торопливо надрывно на поляне, Намо любил их облизывать и брать в рот. Но сейчас было не до этого: он раздвинул ноги, сильнее расслабляясь, кинул быстрый взгляд в тень деревьев и тихо застонал. Ирмо водил пальцами между ягодиц без ритма. - А ты действительно подготовился… - Ты не удивлён. На лице всё написано. И тут Намо подумал о том, какое у Ирмо бесподобное лицо, наклонился и расцеловал его. Ирмо держал его уже двумя руками. Травы скроют их от посторонних глаз, если те появятся, но звуки поцелуев были влажными. В паху пекло. - Ты так не впервые делаешь… Но так мягко, - Ирмо нежно оттянул зубами его нижнюю губу. – А нас тут не застукают, не знаешь? Намо на секунду замер и вслушался – но не в себя, а в брата. Его осанвэ порой могло быть незаметным, легче взмаха крыльев мотыльков. Ирмо читал эльфов, айнур, Мелькора, да кого угодно. Намо раскрывался пред ним добровольно, грань истончилась. Вопрос был только в том, с какой целью Ирмо интересуется. Намо прощупал его осторожно, но особо не скрываясь. Внутри брата не было противления. Цвело дурманное любопытство. Намо окончательно потерял терпение. Феантури были единым целым. Илуватар передумал создавать из них единое существо, запел иную мелодию, и это была одна из его многочисленных ошибок, о которых не принято было говорить вслух. Но Ниэнна плакалась и в садах Лориэна, и приходила рыдать в Мандос, чтобы братья собирали её горькие слёзы. Ирмо же приходилось присваивать раз за разом себе. Намо оседлал его член, медленно опустился и открыл рот. Проникновение отдалось где-то глубоко внутри – намного глубже, чем просто физически, всего-то тела оболочки. Перехватило дыхание. Во внутренностях гулко бился пульс. Словно два кусочка головоломки с неслышным и невидимым щелчком встали на своё место. Намо закрыл глаза и откинул голову. Пальцы Ирмо мягко впивались ему в бёдра, когда Намо опускался, набирая темп и ритм. Ему не хватало терпения и не хотелось отрываться, да и брат не помогал – только с силой давил и трогал, но с каждым движением он плавился и расставался со сгустком напряжения в груди. Наслаждение растекалось от паха к животу одной волной, от пояса и почти до коленей - второй, и душно хватая воздух губами, Намо сладко таял. Ирмо сдавленно выдохнул и сам вскинул бёдра. Намо чуть не вскрикнул. - К… куда ты смотришь? – пробормотал Ирмо и взял его руку в свою. Брат взмок, у Намо были липкие ладони, и они переплели пальцы. Маслянистые от желания глаза Ирмо меняли цвет. - Никуда, - но подумав о тенях в опушке, Намо невольно повернул голову в ту сторону. Ирмо поднялся на свободной руке и мокро вылизал долгими поцелуями его плечо. Намо затрепетал от наслаждения. – Потом скажу… - он выдохнул шепотом в чужое ухо. - Ирмо… Ему нужно было пока сохранить этот секрет между ними, даже если всхлипы и стоны разносились далеко. Ирмо засмеялся. Намо толкнул его обратно на спину. Но брату уже надоело просто лежать. Теплая ладонь отпустила его ногу, обшарила живот и коснулась паха – Намо вскинулся и вцепился в его руку. Они остановились, и Намо почти заскулил, задавая ритм на члене: часто, жарко и иступляющее. Когда из Намо вырвалось долгое «а-а-а…» Ирмо отпустил, поймал его за запястье, и они сцепились уже двумя руками. Не так удобно, да только их тела давно двигались, как часовой механизм. Крупная дрожь пробежала по позвоночнику. Ирмо извернулся, вновь приподнялся и качнул Намо назад. Потеряв равновесие, Намо торопливо упёрся коленями, вцепился в чужие руки – только они и держали, только они – и успел подумать, что Ирмо так неудобно. Однако, несмотря на то, что на секунды две вперёд знал, что брат задумал, он захлебнулся ощущениями, когда Ирмо стал двигаться. Частые и быстрые толчки перетирали изнутри внутренности, и Намо издал недостойный скулёж. Ему стало совсем жарко, выступила испарина на коже, и хотя после физической любви она была так противна, но характерные шлепки кожи сейчас только подстёгивали. Ирмо каким-то чудом ускорился. Брат не стеснялся стонать почти певуче, а его шея и скулы покрылись маковыми пятнами. От удовольствия мир Намо сузился до тела брата под ним, яркого настоящего. Он терял контроль над фэа и хроа, и блаженное забытье отдавалось фиалковыми всполохами на обратной стороне век. Вдруг Ирмо отпустил его, и Намо чуть не упал. Брат поймал, внезапно заключив в тесные объятья, и восторг собственного удивления остро наложился на глубокий толчок в его тело. Намо ахнул, оцарапав Ирмо через ткань, и махнул рукой на капли гордости. Это так мелочно. - Снимай, - потребовал он. – Сейчас же! На Ирмо обязаны были остаться полукружия его ногтей. Однако Намо и сам не сразу дал Ирмо это сделать. Вала вплёл пальцы в его лёгкие шелковые волосы, зажал на месте и искусал молочную шею брата. Ирмо охнул ему в ухо, и ещё раз, затем забормотал: «ах, да, Намо, Намо, делай так, м, Намо, н…» Наконец он сбросил одежду через голову. Намо заметил, как сбивчивы его движения, прежде чем Ирмо обнял его и повалил на спину в непримятую траву. Слепящий в глаза летний свет наградил брата и его дивные волосы золотой короной. - Удобно? - Тебе такое удобство… - вала закинул ногу в белом сапоге ему на плечо и шумно выдохнул; Ирмо за пояс притянул к себе и тесно и глубоко вжался, - ночью устрою, будешь знать. В глазах Ирмо отразился предвкушающий блеск. Когда он задвигался, Намо прикрыл глаза. Ирмо тёрся щекой о его голень через сапог, наклонялся к колену, но смутными виденьями Намо знал, что спина брата блестит в нагретом свете Лаурелина, гладкие мышцы на плечах ритмично напрягаются, и чуть выгнулся навстречу своему-чужому, стороннему-ведомому… - Налево посмотри, где берёзы, - сбивчиво попросил Намо. Мысли путались, травы скрыли от него обзор, но это Знание пульсировало огнём, так как возбуждало его. – Там где куст жимолости, много тени… И Намо зажмурился и зажал себе рот рукой, потому что иначе бы закричал и совсем бы забыл об этом. А потом бы жалел. - Не то лево… - Ирмо упрямо вцепился в него, но Намо тесно сжал бёдра в капкан и протянул руку, хватая брата за подбородок. Только тогда он остановился. – Вон там, гляди… - держа Ирмо за подбородок, он развернул его лицо в нужную сторону. И пускай видит и стыдится. Не Ирмо, конечно же. - Ах ты бессты-ыдник… - засмеялся Ирмо, игриво поцеловал его в пальцы, а Намо погладил его по губам. Дрожь смеха Ирмо передалась ему через единение их тел, и Намо тоже засмеялся, затем восторженно ахнув от скольжения вперёд. - Я ли?!.. а-а… – вырвалось у Намо, и он снова зажмурился. Запрокидывая голову, он ощутил соль летней жары на губах и вырвал клок травы. Ирмо уложил его ногу на предплечье, наклонился, и Намо обвил его руками. Волосы Ирмо пахли цветами и палой листвой, кожа – медовой сластью. Так что Намо закричал в голос. Намо положил руку себе на живот и шумно выдохнул: он давно отдышался, но уж больно жарко было. На них не было никакой одежды, но Ирмо попросил оставить сапоги – и Намо оставил, закидывая теперь на брата ногу. Меж раздвинутых бёдер было до сих пор мокро, и вытереть нечем, но это не волновало – они дойдут до холодного ключа, и ещё неизвестно, кто кого толкнёт в ледяную воду. Синий колокольчик над головой качнулся на слабом ветру. Намо подумал о ярко-красных бороздах ногтей на спине Ирмо. - Так кто это? – Ирмо подвинулся теснее, и Намо вытянул руку, чтобы брат устроил затылок на его предплечье. – Он ещё там? Или это она? Ирмо хулигански улыбался, будто ему не было всё равно – он это или она. Будто в этом было что-то срамное. Валар живут тысячелетия, стыдливость оборачивается неудачной скукой, и совершенно невозможно жить, зная лишь супруга, поверенного Эру по духу… Хотя Намо был с Ирмо по тысяче других причин, непрошенный наблюдатель разжёг в Намо пожар. И совестно за это не было. - Угадывай. Ты догадаешься. - Это нечестно! - Много ли эльфов так хотят по Лориэну? - Скажи хоть дева ли это. - Взрослый мужчина. - Насколько? Намо хмыкнул, считая, что уже достаточно сузил круг гостей садов. Несколько ярких бабочек приземлились на бедро Ирмо и показали узоры крыльев. А холодный Мандос переполняли серые мотыльки, и бабочки раздражали Намо своей бестолковостью. Но в другой раз. Ирмо пошевелился, и они улетели. - Неужто это… - Дома Финвэ кровь. - Не шутишь? Действительно он? - Ты ведь уже всё понял. Ирмо закусил губу, и по калейдоскопу цветов в глазах брата Намо прочитал судьбу ближайших ночей их свидетеля – сплошные эротические кошмары. Ирмо вцепится в него, как клещ, потому что Намо возбудился из-за присутствия постороннего. Брат не мог оставить без внимания такой подарок. С заалевшими скулами, Намо быстро расцеловал его в щёку и ухо. Ирмо звонко рассмеялся тысячью сияющих бликов золотого древа. Когда они ушли, держась за руки, старший сын благородного Финвэ на ватных ногах оторвался-таки от ствола несчастной берёзы. Феанаро не сковывали узкие взгляды, он ушёл от жены, но желание между ними не гасло десятилетиями, однако сейчас он казался себе мальчишкой, только узнавшим, что его тело способно испытывать вожделение. Смесь стыда и растерянности путала его мысли, а ведь владыка Намо знал, что за ним наблюдают, знал, что он здесь… И чем занимается. На штанах не было мокрого пятна, потому что Феанаро расстёгивал пояс. Но намного сильней его взволновало открытие, что владыкам валар, далёким и холодным, не чужды желания плоти. Один высокий остроскулый королёк давно был неразрешимым терзанием его мыслей – недостижимым и слишком далёким. Но раз вовсе не ледяным айнур приятны объятья, раз фантазия о жарких поцелуях в точеную шею, местью за раны от кристально-голубых глаз, может завести партнёра, то это всё меняет. Настойчивость горы сворачивает. Небеса тоже не устоят.