Время вспять

      Лорна Дейн появляется в её жизни неожиданно.       Вихрем врывается в шаткую лачугу исковерканных чувств, где в цепях и оковах посреди зала из боли сидит, завывает Алая. Рваные раны на сердце с именами брата и возлюбленного саднят кровью собственной магии, но Ванда не замечает.       Мстителей почти не осталось. Танос выкосил половину планеты и сам погиб от её руки, но содеянное не исправить. Ванде бы купаться в лучах славы, как освободившей мир от межпланетного тирана, а она вместо этого тонет в болоте из крови и боли тех, кто пеплом по ветру развеялся и не вернуть.       Лорна бормочет о потерях среди людей Икс, пока путы в её хрупких пальцах теряют свои узлы, а отметины рук светлеют под чутким взором. Слёзы катятся по бледным щекам, рассказ срывается вслед за голосом, но Дейн не умолкает. Губы Ванды дрожат, ей бы спросить, кто она такая и какое право имеет лезть в её некрополь из любви и смерти, но слова не идут. В отчаянии Лорны Ванды видит собственное отражение.       Под руки хрупкое создание из магнетизма выводит повелительницу хаоса на поверхность, и кислород манит лёгкие, заполняет и, кажется, Ванда упивается этой жизненной сладостью. А когда разум светлеет под солнцем, Алая замечает, что улыбка идёт Лорне больше, чем слёзы.       Они бредут по берегу февральского моря, и сила Ванды неосознанно тянется к Лорне, чувствуя нечто родственное. Алая доверчиво тянет раскрытую ладонь в сторону гостьи, и Дейн повинуется. Их пальцы сплетаются в замок из сил и тепла, и Ванда полагает, что в этой девушке кроется начало её новой жизни.       — Магнето собирает выживших мутантов в школе Ксавьера, — делится Лорна, когда некрополь остаётся позади.       В Ванде зарождается давно забытое чувство ненависти, и она предпринимает попытку вырваться, о людях Икс она слышала от брата. Становиться вновь чьей-то пешкой она не собирается.       Но Лорна не позволяет ей этого.       — Тише ты. Танос изменил мировоззрение многих. Сейчас главная задача мутантов и Мстителей — вернуть мир к прежнему состоянию.       Ванда размышляет, заржавевшие мозговые шестерёнки скрипят и сыпятся, но перед глазами бледно появляются образы Пьетро и Вижена — она всегда была Мстителем. В строе людей Икс ей нет места.       — Я должна вернуться к своим, — голос Алой хриплый, потерянный.       Ванда вспоминает Стива и Клинта, Наташу, Брюса Беннера, Старка и Роудса — она обязана быть с ними сейчас. Её сила может помочь им. Только вот как?       — Мы не принуждаем тебя, — оправдывается Лорна, чувствуя нарастающее в Ванде напряжение. — Просто кое-кто хочет с тобой встретиться.       Алую это интригует, но переступить порог школы мутантов она всё же отказывается. Дейн понимающе усмехается, и они вдвоём оказываются у границ маленького городка. Максимофф видела его, когда шла на добровольное заточение, но значения не придала.       Они так и идут, взявшись за руки, к невзрачному двухэтажному дому, в которой, как выясняется позже, обитает тот самый мутант, желающий видеть Ванду.       Первое, что делает Лорна, едва парень с серебристыми волосами предстаёт перед ними — отпускает руку Алой. Сейчас слово не за ней.       Глаза Ванды сияют непониманием — он так похож на Пьетро! Но здравомыслие берёт верх. Пьетро мёртв.       — Меня зовут Питер Максимофф, — незнакомец глупо и счастливо улыбается.       Ванда пятится назад, совершенно не разделяя счастья самозванца. Этого быть не может! Её Пьетро погиб в битве против Альтрона, Питер — не он!       Лорна понимающе кивает, о своём родстве с близнецами Максимофф рассказать временит. Слишком много информации за сегодня, но разъяснить ситуацию пытается, больно уж сестра потерянной кажется.       — Вы с Питером родились на горе Вандагор…       — Пьетро, — шипит Ванда, ощетинившись. — Мой брат мёртв. Он погиб, как герой несколько лет назад.       Лорна кивает согласно и злится на Питера за непричастность к повествованию.       — На цыганский табор, в который вас отдали, напали. И Питера, — рука Лорны нервно дёргается в сторону остолбеневшего парня, — забрали, как трофей. Джанго Максимофф не знал об этом, а сердобольная Мария решила, что никто не заметит подмены и выкупила младенца у нищей семьи в ближайшем поселении, вырастив, как своего сына и твоего брата. Над парнишкой опыты ставили, пытаясь создать копию Питера. Полагаю, ты помнишь Штрукера.       Губы Ванды дрожат, щёки жгут слёзы и тумбочка позади оказывается как раз кстати — ноги не держат. Питер отмирает и со всей присущей суперскоростью (надо отдать должное, для него это куда более естественно, чем было для Пьетро) ловит полуобморочное тело сестры. Ванде б вступить в сопротивление, да сил нет. Лорна молчит.       Ванда помнит длинные коридоры базы ГИДРЫ, куда Пьетро решил податься, дабы отомстить Старку за взорванный дом и погибшую приёмную семью. Словом, правду о своём происхождении Ванда узнала спустя год после гибели брата. Выходит — не всю.

***

      Ванда проводит в забытье последующие два дня — сказывается эмоциональное напряжение и физическое истощение. Питер кладет её в единственной комнате и не выходит, а алые нити вьются, переплетаются и глаз не отвести. Как малый ребенок любуется он ею, магией. И не понимает, когда всё могло измениться и как теперь с этими новшествами жить. Ему, ей, им.       Лорна романтизма брата не разделяет, мечется по кухне с телефоном в цепких пальцах, как у сестры окольцованных, и не может решиться. А чайник на плите кипит, шумит, сбивает.       — Меня зовут Лорна Дейн. Ванда у нас.       Гудки обрываются, и Лорна чувствует внутри оборванный провод электропередач. Он искрится, шипит, словно пресмыкается. Чайник снимается с огня, но в пол-литровой чашке оказывается вовсе не чай.

***

      — Ты не могла этого сделать!       Питер кричит, щеки горят праведным гневом, в глазах слёзы обиды. Словно ему снова шесть лет, а Магнето — отец — не желает даже взглянуть на сына, потрепать по голове, похвалить.       Лорна дрожит, обхватывает острые плечи хрупкими ладонями, сжимает до синяков, взгляд отводит.       — Мы нашли её! Она — наша сестра! Мы должны заботиться о ней!       Питер истерит, его мутит. Хочется вырвать, только в желудке, кроме собственной желчи, нет ничего.       Кулак громко встречается с кирпичной стеной, а в единственной комнате Ванда заходится в крике.

***

      — Хорошо, что ты позвонила, — шепчет Бартон, подхватывая полубессознательную Ванду на руки. Легко, нежно.       Лорна кивает, слёзы стекают по щекам, против сказать ничего не может.       Мстители — её семья. Чего стоит один Бартон, который за жизнь Алой готов костями лечь.       Что это, если не любовь?       Лорна срывается, тихие слёзы переходят в надрывный плач. Лучник здесь не для того, чтобы успокаивать истеричных подростков, но выдержка у него железная.       Взмах руки, и объятый зеленью нож голодно впивается в деревянную гладь навесного шкафчика. Плевать, плевать, плевать — набатом бьёт в голове, которая расколоться хочет от груза проблем, нависших над ними сетью электрического поля.       — Позаботьтесь о ней, — просит Лорна, успокаиваясь. — Она не заслужила боли.       Клинт кивает. Тяжести тела Алой не чувствует, словно и нет её.       — Никто не заслужил.

***

      В Заковии, солнцем освещённое, надгробие теплится тонкими стеблями разномастных цветов. Ванда сидит на траве, по-турецки сложив ноги, а пальцы извиваются, причудливыми алыми зайчиками плетут историю их с Пьетро жизни.       Равновесие сломано, планы Таноса рухнули карточным домиком. Люди живут, как жили до его появления, лишь с тягостным налётом чего-то неизбежного, что уже случилось.       Ванда видела их глаза: полные боли и слёз радости. Видела воссоединения семей, восхищённые и благодарные взгляды в её сторону. Слышала скандирующих её имя людей.       Время вспять. Она преодолела барьер собственного совершенства, перестала бояться, вышла из полуразрушенного дома под мольбы о помощи и крики товарищей.       — Гордишься ли ты мной, Пьетро?       Шёпот выходит болезненным, недосып сказывается на органах чувств, — Алой чудятся чьи-то шаги позади.       Головы поворачивать не стоит, чтобы знать, кто посмел нарушить их с Пьетро шаткое состояние тишины.       — Расскажи нам, — просит Лорна, присаживаясь рядом. В её руках изумрудная корона, почти такая же, какой владела Алая.       Ванда шмыгает носом, утирает слёзы рукавом красной куртки, которую Пьетро нашёл для неё средь барахла базы перед битвой здесь, в Заковии. Усмехается.       — Он был весёлый. Задорный. Носился всегда, не остановить. Заботился обо мне, как и я о нем, потому что никого другого у нас не было. Мы были преданы друг другу. Вместе пошли на опыты к ГИДРЕ, присоединились к Альтрону, вместе сбежали. Помогли Мстителям.       Замолкает. Рвано дышит. На камне нет фотографии, но она отчётливо ловит его образ.       — Я осталась у триггера, — хрипит она, а глаза наливаются алым. — Роботы наступали, их было много. Я едва успевала отбиваться.       Ладонь Лорны мягко ложится на её плечо. Справа взгляд, до краёв полный сожаления. Питер выдыхает где-то поодаль, прикасаться не решается. Боится спугнуть, оттолкнуть, остаться без неё.       А она вязнет в воспоминаниях, плачет. Сжимает кулаки, разжимает, разводит руками алый туман над могилой и сеет картинками их прошлого.       В прошлом она, слабая, разбитая, словно с перерезанными сухожилиями, опадает на колени. А магия плещет, будто алое море из крови, опаляя врагов лишь жалким металлом.       Питер взгляда отвести не может, хоть и смотреть не хочется. Картинка меняется, и он, не сдержавшись, плачет.       — Я ведь на двенадцать минут тебя старше, — в забвении шепчет Ванда, не глядя в день, который навеки варварски разорвал её жизнь на «до» и «после».       Картинка, поддавшись дрогнувшей руке хозяйки, исчезает. Ванда поворачивается в сторону Питера и, сглотнув подступивший ком, спрашивает.       — Кто из нас действительно старше?       Осторожно, нервно, болезненно. Она глядит на него, пытается состыковать Питера и Пьетро. Пусть и не говорит об этом вслух, но для Питера этого и не нужно. Всё и так ясно, как день, но что-то больно колет где-то внутри. Руки холодеют, но это стрессовое.       — Я, — шепчет он, избегая, — на двенадцать минут.       К удивлению Лорны и Питера, Ванда воспринимает эту информацию стойко. Дейн отдалённо ловит её облегчённый вздох, но идентифицировать его уместность не может. Потому что сложно понять то, что чувствует её сестра.       Лорна теряла, но никогда не была настолько привязана к умершим друзьям или членам семьи, а, следовательно, воспринимала их гибель менее болезненно и, иногда, даже безучастно.       Они не вспомнят, сколько просидят у могилы светловолосого мальчишки, ставшем для Ванды центром её собственной вселенной.       Но Питер запомнит на всю жизнь, как Алая Ведьма — Ванда Максимофф, его сестра — прильнёт к нему в осторожных, но тёплых объятиях и обретёт целостность впервые за несколько долгих и мучительных лет.