***
Фредерика не могла свыкнуться с мыслью, что её мама позволяет себе бить собственную дочь, раздавая ей пощёчины. Какое-то внутреннее чувство, скорее всего, обида, горячая и злая, не давали ей понять поступки матери. Что она себе позволяет? Разве она не понимает, что за это Фредерика начинает её ненавидеть ещё больше? От отца проку тоже мало. Он не любил конфликты, не ввязывался в них, но Фредерика была благодарна ему за то, что он любил её. Пускай, эта любовь и выглядела так, будто он вымаливал прощение за мать, но отец и правда любил её. Она же, в свою очередь, любила приходить к нему, плакаться перед ним и обнимать его. Отец являлся для неё единственным источником тепла и света, она тянулась к нему и понимала, что хочет быть на светлой стороне; быть, как отец, любить, как любит отец. Для неё папа стал ориентиром, и она не хотела этого менять. Однако, все её привязанности по отношению к кому-либо не особо и скрашивали её одиночество и тоску. Погода была слишком пасмурная, как и настроение Фредерики. Её душили стены этого замка, душила нищета, душило то, что она никто. Отец старался её переубедить в этом, но она не могла смириться со своим положением. У неё не было друзей, потому что её считали нищей и терпеть её не могли. У неё не было должного образования, поскольку денег на дорогих учителей не было. Она даже поесть не могла нормально! Из-за чего слишком исхудала и стала ещё страшнее, чем была до этого. Фредерика подошла к зеркалу, рассматривая свою внешность. Боже, как она уродлива! Разве кому-то может понравится такое чудовище? Девушка резко отпрянула от зеркала, презирая себя за появившиеся слёзы. Мать всегда проклинала её за внешность, не смотрела на неё, просила убрать это убожество. Когда Фредерика была маленькая, она слышала, как мама плакала на плече у отца и сетовала, что ребёнок настолько уродлив, потому что не дитя божье, а дитя божье, как бы то ни было, оно прекрасное, как сам Бог. Дверь отворилась, являя девушке облик матери, которая величаво вошла к ней в комнату, а за ней, твёрдой поступью, прошествовал тот человек, из её детства, которого она уже практически забыла. Но как только увидела, как только поняла, что это он, сразу же как-то сникла. Её пугали эти визиты, а человек этот особенно. Фридрих подошёл к ней вплотную, рассматривая её лицо. Одна его губа приподнялась в какой-то скорбной улыбке. — Вы всё также уродливы, Фредерика, — Фредерика могла бы огорчиться, но поскольку ей это говорили каждый день, то это стало своего рода, как незначительное напоминание. Он протянул руку к ней, но она отшатнулась от него, словно он хотел дать ей пощёчину. — Вы боитесь меня? В детстве вы даже сидели у меня на коленях, что изменилось? — В детстве вы не называли меня уродиной. Ну, или я была глупа и не придавала этому значения. — А теперь вы, значит, умны? — Теперь да, — Фридрих с трудом сдержал смех, имитируя серьёзное лицо, но маска трещала по швам, и он позволил себе едкий смешок. — Вы помните своё обещание, Фредерика? — Помню, — отрывисто прошипела она, видя, как мать бледнеет у неё на глазах, вот-вот и грохнется в обморок. — А меня вы помните? — Фредерика вгляделась в это лицо, понимая, что и не забывала его никогда. Что оно преследовало её всегда, когда она хотела спрыгнуть с окна, понимая, что по ней никто тосковать и не будет, кроме отца. Ну, поплачет день, два, мать позаботится, чтобы он забыл своё уродливое детище. — Я помню вас, — честно ответила она и продолжила, — Что вам от меня нужно? Перейдём к делу. — Разумно, — дал оценку её словам Фридрих и не стал мельтешить. — Вы должны поехать в Россию, чтобы понравится наследнику престола, ну, разумеется, и остаться там. — Я уродлива. Обратитесь к другой,— произнесла она, вспоминая своего кузена, что любил наведываться к ним и играть в солдатики. Они не были друзьями, общались по необходимости и оба презирали эту необходимость. — Он тоже не красавец, — скептически произнёс Фридрих. Фредерика припоминала внешность своего кузена, отмечая, что он был слишком худ и бледен, как ребёнок, и присутствовало в нём всё от ребёнка, этим он ей и приглянулся чем-то, таким она его и запомнила. — Вы пришли пообсуждать со мной его внешность? Извольте, — Фредерика слабо улыбнулась и покачала головой. Этот разговор забавлял её, как любительницу шуток. — Нет. Я пришёл обсуждать вашу преданность к государству. — Я должна доказать это своей женитьбой? Боже! Отправьте меня на войну. Там я докажу всю свою преданность. — Вы женщина! И от вас требуется лишь обольщение. Сделайте всё, чтобы наследник влюбился в Вас. И меня не особо волнует, согласны Вы или нет, — Фредерика опустила глаза в пол. Мама наблюдала эту сцену, притаившись, но Фредерика слышала её дыхание и ненавидела в данную секунду за это. — Хорошо, я соглашусь. Только у меня условие: отныне моя мать будет подле меня, обучать меня и... Прислуживать мне, — мама чуть не упала на пол, но не рискнула это сделать. Под пристальным взглядом Фридриха, она устаяла на месте. Он терпеть не мог слабых людей. — Хорошо, я принимаю условия, — он потянулся к ней, желая поцеловать её руку, но Фредерика не дала. Не сильно сжала пальцы, давая понять, что эти лобызания ни к чему. На её губах появилась игривая улыбка. Игра обещает быть весёлой. Даже слишком. И Фредерика сделает всё, чтобы насладиться ею вдоволь.Часть 1
20 февраля 2019 г. в 23:20
Фредерика слушала и восхищалась его умению говорить столь непонятные для неё вещи. Будучи ещё совсем ребёнком, который сейчас сидит на коленях у этого человека, она слушала его и не понимала, что ему нужно. Для неё его речи были слишком отрывисты, резки и звучали страшно. Была бы её воля, она бы не задумываясь слезла с его колен, но грубые руки держали её крепко и прижимали к себе, а глаза смотрели непроницаемо. Малышке Фредерике показалось даже, что у этого человека нет цвета глаз, они у него серые и блеклые, какие бывают у крыс, которые бегали по их старому замку, пугая девочку.
— Ты - очень ценное сокровище, понимаешь это? — Девочка отрицательно помотала головой. Она совершенно не понимала, что от неё хочет этот человек. Мужчину её ответ сильно разочаровал, руки ослабли, но девочка не спешила покидать его, всматриваясь в его лицо и спрашивая:
— Вам не понравился мой ответ? Вы явно огорчены, — мужчина оторвался от собственных дум, разглядывая девочку, сидящую у него на коленях. Какое некрасивое дитя, однако! Самый некрасивый ребёнок! Горе её матери, родившей на свет такое чудовище! Но это чудище сейчас так пристально смотрит ему в глаза, явно огорчается, когда видит, что на неё не смотрят в ответ. Это дитя слишком несчастное, чтобы кидать её в огонь своих бесноватых интриг, но выхода нет. Возможно, что с возрастом она станет намного прекраснее, возможно, что нет. Всё это было неважно, когда этот ребёнок смотрел так, как смотрят дети, которые хотят стать взрослыми: пронзительно и проникновенно.
— Нет, что вы! Пока вы не понимаете меня... Но обещайте, что когда придёт время, то вы постараетесь это сделать? — девочка как-то странно на него посмотрела, по-взрослому, и кивнула. Фридрих рассмеялся, и прижал это дитя к себе. Испытывал он какие-либо чувства, когда этот ребёнок протянул ручонки, чтобы обнять его в ответ? Наверное, нет. У Фридриха было каменное сердце, он никого не любил, но был готов научиться в данную секунду, когда эта девочка дала ему обещание. Возможно, что она потом и забудет о нём, но Фридрих ей напомнит. Обязательно напомнит.