Надежда

      Ей не позволялось выходить из дома. Ей всегда хотелось посмотреть, чему так радуются люди на площади, кто так задорно смеётся, если в небе висели целые флотилии самых опасных рас во Вселенной. Возможно, ей хотелось присоединиться и устроить занимательное побоище, но только где-то глубоко внутри. Иногда ей это снилось и снилась её озорная улыбка, когда она смотрела на горящие хижины и оторванные конечности. И эти сны и желания пугали её до безумия. В начале, ничего не понимая, она даже рассказывала об этом Мадам. И когда Мадам улыбалась своей дьявольской улыбкой — это был один из редчайших случаев, когда такая улыбка означала одобрение — она поняла, что лучше об этом молчать. Ей хотелось добиться расположения Мадам, она очень старалась, правда, но где-то в глубине души тёплый голос с укором твердил: «Маме бы это не понравилось».       И она бежала к окну, скорее посмотреть, как радуется народ. Пару раз дети подходили к дому достаточно близко, чтобы она могла слышать, почему они так веселы. Они обсуждали сказки, что рассказывал Смеющийся Человек. Она знала, что смеялся он здесь столетиями, так медленно старея. Ей очень хотелось посмотреть на него. И убить, самую малость. Ей хотелось убить всех их, чтобы они не смеялись, потому что Мадам не любила светлый детский смех. Мадам любила смех, от которого ей хотелось рыдать.       Ей хотелось поиграть с куклами и медвежатами, что таскали в руках городские детишки. Как-то она попыталась вырезать себе зайчика, каких Смеющийся Человек вырезал другим детям. Она прекрасно знала, что никогда не получит такого зайчика в подарок, потому что Мадам была ей не довольна. Мадам очень рассердилась, когда увидела неаккуратно обкорнанный кусок мягкого дерева, и ей пришлось соврать. Мадам выпорола её за плохую ложь и зайчика. Ещё сильнее ей досталось, когда она попыталась нарисовать Смеющегося Человека. Она нарисовала, как он сидел перед костром и рассказывал сказки. Ей хотелось послушать сказки и подарить ему этот рисунок. Потом она с неделю не могла взять в руки карандаш, за что от Мадам попадало в два раза больше. Она совсем запуталась, что хорошо, а что плохо. Только верила, что Смеющийся Человек сможет ей помочь. Он был старым, старее чем мир — так говорили дети, а ведь старые люди не станут смеяться, если всё плохо. Пока он смеялся, у неё была надежда.       Однажды Мадам отлучилась, и она набралась смелости сбежать к Смеющемуся Человеку. У неё было достаточно хитрости и смекалки, чтобы к этому неожиданно-хорошему моменту выяснить, где жил Человек. Она только не знала его имени.       Идти в темноте было страшно. Она не имела права бояться и всегда говорила Мадам, что она не боится ничего на свете. Но она вздрагивала от неровно падающих теней и звуков взрывов в ночи. Сейчас она больше не хотела встретить кибермена или далека, не хотела наконец показать язык Мадам или побить Доктора. Она подумала, что если бы она была уверена, что дурацкая будка Доктора висела среди прочих кораблей, готовых разорвать это место, то засыпать было бы чуть труднее от волнующего чувства предвкушения и страха. Мадам же была твёрдо убеждена, что всё происходящее было из-за Доктора, и она ей верила. Она заверяла Мадам, что когда подрастёт, то обязательно всё исправит, и Мадам оставалась довольна, как-то по особенному жутко поглаживая её по голове. Она знала, что так Мадам пытается быть доброй.       Но сейчас ей просто хотелось увидеть Смеющегося Человека и попросить прощения за свои желания. Мадам твердила, что в убийстве нет ничего плохого, если ты отчищаешь мир от трусов и разрушителей, но всё тот же мягкий голос нашёптывал на ухо, что убивать очень плохо. Она думала, что Смеющийся Человек её поймёт.       Двери часовни были открыты, и она несмело поднялась наверх.       — Можно?       Смеющийся Человек сидел в кресле, мастеря очередную игрушку. Он даже не оглянулся.       — Это ты, Барнабал? — она не решилась почему-то ответить, но Человек, помолчав, отложил инструменты. — О нет, нет, конечно ты не Барнабл. Ты же девочка, маленькая девочка, — он встал с кресла и направился к ней, опираясь на трость. У него было морщинистое лицо и лысина. Он не смеялся. — Я не видел тебя раньше. Как тебя зовут?       Она чуть помедлила. Её имя было написано на оборотной стороне маминой фотографии, но Мадам так редко называла её по имени, что иногда она считала, что его и вовсе нет.       — Мелоди Понд.       Смеющийся Человек застыл, трость выпала из его рук. Он сделал несколько неловких шагов и рухнул на колени, руки его тряслись. Она подбежала к нему; отчего-то захотелось помочь.       — Ну конечно, конечно, — бормотал он, быстро моргая, чтобы прогнать накатившие слёзы, — где же ещё быть их базе, как не здесь, где ты ещё могла быть, моя особая психопатка…       Она поджала губы. Смеющийся Человек назвал её своей. Мадам тоже часто называла её своей, и от такого контекста хотелось сбежать на край Вселенной. Из уст Смеющегося Человека это звучало по-домашнему, хотя она не могла с точностью сказать, как это. Сердце затрепетало как-то по-новому, особенно приятно, под рёбрами защекотало. Её понравилось это чувство, но в голосе зазвучала тревога.       — Вы знаете меня?       — Конечно, моя маленькая Мелоди… Мелоди Понд… Я обещал защищать тебя… — по его сморщенному лицу покатились слёзы. — Подай мне трость, пожалуйста, я должен сесть в кресло…       Она помогла ему добраться до кресла. Усевшись, он похлопал себе по коленям, и она забралась, устраиваясь поудобнее. Она хотела верить Смеющемуся человеку.       — Но почему вы плачете? — он грустно рассмеялся. — Ты же Смеющийся Человек!       — Так вот как ты меня теперь окрестила, — он провёл рукой по её голове и удивился. — Где твои волосы, Ривер? Твои пушистые кудри, где ты их потеряла? — почти сварливо спрашивал он.       — Я не Ривер, — покачала она головой. Смеющийся Человек выглядел очень несчастным и потерянным. — Почему вы плачете?       — Нет, ты ещё не Ривер… Ещё нет… Спойлеры!.. Они никогда не закончатся… — он взглянул на неё особенно внимательно, словно смотрел в душу. Она испугалась, что он может увидеть там зло и прогнать её. Пусть он не смеялся, она не хотела уходить. С ним было приятнее, чем с Мадам. Она подумала, что смогла бы сбежать раньше. Смеющийся Человек защищал городок так долго, он смог бы защитить и её. — Мелоди Понд, Мелоди… — он неожиданно крепко обнял её, поглаживая слабыми руками по спине. — Прости меня, дорогая, прости… Я обещал, но я старый, глупый Доктор!       Он всхлипнул, и она резко отстранилась, спрыгивая с его колен.       — Вы Доктор? — спросила она, ощущая, как внутри что-то рушится. Что-то очень важное, очень необходимое, что-то ценное и недосягаемое, абсолютно непонятное и необъяснимое.       — Доктор, да… Они тебе не сказали? — Доктор снова грустно усмехнулся. — Скажи мне, Мелоди, что они тебе сказали?       Она испугалась его отчаянного тона всего на долю секунды. Он старый и слабый, а она маленькая и хитрая, он не сможет причинить ей вреда… Почему он так тепло обнимал её? Она заплакала совсем тихо и внезапно.       — Ты монстр, демон, а я спасу мир. Ты плохой!       — Конечно спасёшь, ты же Мелоди Понд, супергероиня… Так говорила твоя мама, когда ты только родилась, — он потёр переносицу и простонал. Доктору было больно? Он боялся её?       — Я не знала мамы из-за вас, — с обидой прошептала она. Она впервые вслух говорила о маме.       — Да, ты права, это абсолютно моя вина… Моя вина…       Доктор, кряхтя, поднялся с кресла и пошёл к лестнице.       — Не смей убегать, когда я с тобой разговариваю! — крикнула она вслед, топая ногой. Сердце бешено стучало и тонуло в ярости и обиде.       — О Ривер, ты действительно, никогда не изменишься… — он остановился на секунду и обернулся. — Я не убегаю, больше нет. Скоро будет рассвет, тебе стоит увидеть это с башни.       Он начал подниматься выше, не дожидаясь её, и она пошла за ним. Она не знала, почему больше не хотела его убивать. Наверное, она боялась убить Смеющегося Человека, которому пыталась доверять.       — Я скажу тебе, кое-что, ты всё равно не запомнишь — они не позволят тебе помнить — поэтому я скажу, — начал Доктор, даже не обернувшись, как только она встала рядом с ним. — Хочешь послушать?       Она нерешительно кивнула, вспоминая, как хотела подарить ему рисунок и послушать сказку. Она называла Доктора Смеющимся Человеком. Её жизнь не была сказкой, и добрый волшебник оказался великим злом.       — На самом деле я не знаю, что тебе сказать. Я виноват в том, что с тобой происходит, я — причина всему этому, — восклицал он, ударяя кулаками о перила. Она инстинктивно отшатнулась, и он продолжил тише: — Но без меня тебя бы и не было…       Он посмотрел на неё, и, наверное, прочёл в её глазах что-то очень странное. Его лицо искривилось, старые, очень старые и бесконечно грустные глаза покраснели и заблестели в свете восходящего солнца, он присел на корточки. Она же смотрела на него с недоверием и непониманием. Нечто внутри продолжало рушиться, даже взрываться, образовывая пустоту, стремительно заполняющуюся паникой. Она хотела заполнить её чем-то тёплым, чтобы под рёбрами опять защекотало. Кровью?       — Что ты хочешь от меня услышать, Мелоди? Хочешь, чтобы я признал, что я монстр? Я Доктор, я пытался спасти жизни, я хотел победить, но я разрушал… — он взял её за плечи, его голос переполняло отчаяние и чувство вины. Смеющийся Человек извинялся, за то, что был Доктором. Страх стал сильнее. — Не бойся меня, прошу тебя. Ты не должна меня боятся, — шептал он со слезами в голосе. — Ты хорошая, ты такая Понд, ты не должна…       Она поняла, что хотела услышать, даже если это будет враньём.       — Расскажи, расскажи мне историю о маме и папе.       Доктор улыбнулся, широко и по-доброму, как Мадам не умела улыбаться. Она помнила, кажется помнила, что именно так улыбаются по-доброму, как Смеющийся Человек. Так шептал мягкий голос.       А потом небо наполнил металлический скрежет. Она уже слышала этот голос, голос далеков. Небо разразилось треском взрывом, огонь стремительно заливал всё вокруг. Она не успела о чём-либо подумать, только взглянуть вниз, когда внезапно наступившую темноту начали озарять вспышки смертоносных лучей. Солнце ещё не зашло.       — Пригнись! — закричал Доктор и толкнул её, накрывая её собой.       Занимательное «пиу» раздалось совсем рядом, и она кожей ощутила разряд. Но боли не было, попали не в неё. Доктор перекатился на пол, чуть припорошенный снегом, прерывисто дыша. Он махал согнутыми в локтях руками, будто что-то искал. Она взяла его за руки, и Доктор крепко сжал её маленькие ладошки.       — Вот и конец. Конец и… начало, — прохрипел он. — Твои мама с папой очень… а! Очень любили друг друга, — он сделал глубокий вдох и зашёлся в надсадном кашле. — И тебя. Девочка, которая ждала и Последний центурион, Мелоди… — его рассеянный взгляд задержался на её лице. Небо продолжало полыхать. — Самая хорошая сказка! Моя последняя сказка… о тебе и обо мне…       Доктор вздохнул почти спокойно и прикрыл глаза. Она подумала, что люди умирают очень красиво.       — На закате… Проживи эту сказку хорошо, Мелоди Понд…       Она кивнула, хотя он уже не видел. Его руки ослабли, и ей внезапно захотелось закричать, очень громко, чтобы все слышали. Вся Вселенная. Она завизжала. Её Смеющийся Человек умер, рассказав последнюю историю. Он перестал смеяться, он никогда больше не засмеётся, и у неё никогда не будет надежды. Доктор убил Смеющегося Человека ещё раньше, чем его сердце остановилось!       Она не решилась рассказать об этом Мадам, когда та нашла её у подножия часовни и отвесила несколько знатных пощёчин. Доктор сказал, что она об этом забудет, но она не хотела забывать. Это было хорошо — знать, что её обнимал Смеющийся Человек, что он рассказал ей историю, защитил её. А Доктор пусть болтается в своей синей будке, он не мог защищать планету. Ей хотелось это помнить.