Стоять и смотреть.

Федерико заебался. Они были знакомы до того, как в чрезмерно гениальную голову Роналду пришла идея о «вызовах», и желание поменять одну страну на другую. И если многие колебались, — разумеется, [почти] добровольный уход из клуба, которому отдал столько лет, подобен прыжку в неизвестность, — то в случае с самоуверенным Криштиану такого произойти не могло. И если Федерико мог сказать, что «встречался со своим кумиром (дотрагивался до него, стоял рядом, дышал одним воздухом и чувствовал его ладонь на своей талии)», то отсвечивающий любезной улыбкой Роналду вряд ли мог похвастаться такими воспоминаниями. Бернардески смотрит на него с несмываемым восхищением в глазах и проклинает себя за невозможность реагировать как-то иначе — как-то равнодушно, словно перед ним — рядовой футболист, ничем не приметный трансфер, а не тот, кому он пожимал руку и просил «сфотографироваться», когда ещё был щуплым пацаном. Так бы и въебать по этой блядской вычурной идеальности, неожиданно думает Федерико, наблюдая за элегантной — не иначе — перекаткой мяча с одной руки на другую. Роналду выгибается подобно грациозной кошке, улыбается, демонстрируя ровный ряд белых зубов, составляя конкуренцию всем кошачьим «Animal planet», и смотрит на него снизу-вверх, гипнотизируя потемневшими глазами. Федерико смотрит в ответ, задерживая дыхание, и осознаёт: заебался. Заебался вестись на чужие игры без очевидного финала; заебался выискивать среди одноклубников знакомую фигуру; заебался отпечатывать на черепной коробке каждый совместный момент; заебался чувствовать (не)понятное жжение в груди и пытаться найти ему какое-то логическое объяснение. Заебался от Криштиану Роналду. И это слишком похоже на диагноз, думает он, наблюдая за подлетевшим к португальцу Пауло, который нагло спихивает мяч на газон и заливисто смеётся, пихая отвлёкшегося на него футболиста в бок. Криштиану фыркает, сгребает даже не пытающегося удрать Дибалу в охапку и ерошит влажные волосы; Федерико чувствует оседающий между лопатками чужой взгляд, когда отворачивается и возвращается к прерванной тренировке. Грядёт решающий матч с «Атлетико», и он обязан сосредоточиться на том, чтобы попасть в старт, а не на подбивающем его душевное равновесие Роналду. (Не зная, что цепляющийся сейчас за его футболку аргентинец пытается сделать то же самое).

* * *

Они трахаются, и Федерико это известно. Это известно, наверное, всей команде и руководству клуба, глазастым болельщикам и пронырливым журналистам. Пауло сияет рождественской ёлкой чуть ли не каждый день, не отводит от Криштиану соловьиного взгляда и пытается прикоснуться к нему при любой возможности, получая в ответ насмешливое фырканье и сильные руки, подтягивающие его ближе. Пиздец. Роналду оставляет невесомый поцелуй на волосах, пока все наблюдают за хаотичными движениями Аллегри и вслушиваются в его наставления; Дибала прикрывает глаза, устраивает голову на плече и шлёт, видимо, к чёрту какие-то советы тренера на контрольную игру. Бернардески впивается короткими ногтями в ладонь, когда ловит на себе чужой взгляд.

*

— Сладкий мальчик устал, а тебе не терпится? — Мы только начали, а ты уже выдохся? — Криштиану вжимает его в кровать, опасно нависает сверху, словно готовится напасть в любой момент, и Федерико знает: на ближайшую неделю придётся познакомиться с баффом, чтобы скрыть фиолетовые кляксы на шее от посторонних глаз. — Я тебя ненавижу, — неуверенно сообщает Бернардески сиплым голосом, который тонет в хриплом смешке вместе с его обещанием «никогда больше», данном самому себе. Роналду склоняется ближе. — Я надеюсь, Феде, — доверительно шепчет он, не позволяя ему хоть как-то возразить на это. И в голове становится абсолютно пусто.

*

Он смотрит в ответ с идеально отрепетированным «ничего не было» и улыбается уголками губ. Они же просто одноклубники. Они же просто лучшие друзья. Они просто. (проебали момент, когда всё это можно заменить на «так себе» и перестать ломать комедию). Пауло тычется носом в смуглую шею, и Федерико переводит взгляд обратно на Аллегри.

* * *

Его не хватает даже на привычные колкости, когда Криштиану обнаруживается за дверью в этот же день. Он просто возвращается внутрь, не говоря ни слова, потому что прекрасно знает: Роналду следует за ним по пятам. Безмолвно и тихо — так, как он умеет, но это каждый раз разрывает всё вокруг, словно прицельные снаряды со знакомой маркировкой, сброшенные туда, где ему суждено появиться в следующий раз. Федерико слышит, как сердце разбивается о рёбра, и думает, что ему осталось совсем немного до «finita la», чтобы в следующую секунду почувствовать чужое дыхание на своей шее. Пауло наверняка видит десятый сон или проводит время с Орианой, не подозревая, что тот, на кого он разменивает свою спокойную жизнь, стоит в чужой квартире, намереваясь остаться в ней до следующего утра. Бернардески жаль, потому что Дибала не заслужил. И он сам, наверное, тоже. И Федерико мог бы рассмеяться: это слишком похоже на «Санту Барбару» на выезде, вот только ему нихуя не смешно, потому что главный герой затянувшегося пиздеца — он сам. И это не Пауло будет давиться очередным «ничего не было», когда откроет глаза. Они настолько «так себе», что Бернардески хочет забыть об этой жалости и рассказать аргентинцу правду, вот только есть что-то, что скручивает его стальными тисками; что-то, что заставляет его обернуться и посмотреть на замершего в центре комнаты Криштиану, который наблюдает за его борьбой с самим собой так пристально, что хочется удавиться. Он чувствует лопатками твёрдую стену, ловит знакомый тёмный взгляд и выдыхает хриплое: — Отпусти. В этой просьбе скрыто намного больше, чем можно представить, но это всё так зря, думает Федерико, потому что когда Криштиану в очередной раз окажется на пороге его квартиры, он сделает шаг назад, позволив ему войти. (Снова обещая себе, что это — в последний раз).