Телефон

Эмильен звонил ему каждый вечер. А учитывая то, что понятие «вечер» у него было растяжимое, он заставал Даниэля и в два, и в три ночи. Иногда утром. Таксист ругался и злился, пытался бросить трубку, объяснял раз за разом, что ему скоро опять вставать на работу и что он не может и не хочет каждый раз подолгу выслушивать эмильеновские излияния. Эмильен обиженно молчал, сопел, извинялся, а потом снова звонил. И Даниэль ничего не мог с этим поделать, и потому каждый вечер исправно внимал. А Эмильен рассказывал ему о раскрытых делах, о новом свитере, о возможном повышении и о том, как он скучает. Пункты разговора могли варьироваться, но последний оставался неизменным. И плевать, что всего лишь несколько часов назад он вышел из его такси. Даниэль сонно улыбался и как можно более строго просил его не вести себя, как ребенок. И, засыпая, думал о том, как это его угораздило влюбиться в такого идиота. В такого смешного, нелепого и солнечного идиота. Когда он не позвонил в первый раз, Даниэль почти обрадовался: в первый раз за долгое время у него выдалась спокойная ночь. Он ждал, что тот свяжется с ним в течение дня, но очевидно, тот корпел над каким-то заданием. Сам таксист тоже не сидел без дела, и день прошел почти незаметно в круговороте каких-то незначительных забот. А вечером он обнаружил, что не может заснуть. И, казалось бы, из-за чего? Из-за того, что не поговорил пару минут со своим любовничком? После полуночи, окончательно разворошив простынь и пересчитав всех баранов, каждый из которых неуловимо напоминал Эмильена, Даниэль набрал знакомый номер. Ответом ему было: «Привеееет! Вы имеете право молчать! Все, что будет сказано вами, может быть использовано нами в суде!» Чувство юмора у полицейского явно оставляло желать лучшего. Глубоко вздохнув, Даниэль дождался гудка и пробормотал неловко: — Эмильен? Привет, это я. Извини, если отвлекаю от работы, я просто… хотел узнать как дела. Может быть… тебя… подвезти нужно? — глупо, глупо, глупо. Как жаль, что нельзя стереть уже записанные слова. — В общем, до встречи. Даниэль зло отшвырнул телефон и накрылся одеялом с головой. Следующим утром он уже стоял на пороге полицейского участка. Каждое посещение этого места едва ли ассоциировалось у него с положительными воспоминаниями, и что-то неуловимо подсказывало, что этот раз не станет исключением. Хотя бы потому, что на этот раз его не остановили, не взяли под локти, не потребовали грозно имя-должность-цель-посещения, и за ним не выпрыгнул улыбающийся Эмильен, не взял его за руку и не увел с собой. В одном из кабинетов он нашел комиссара и Петру. — Ты уже знаешь? — спросила она, и сердце Даниэля сделало разворот по встречной. Через пять секунд он узнал, что Эмильен не мертв. Еще через пять – что, может быть, и мертв. Что он пропал прямо во время выполнения очередного задания. Как раз тогда, когда пятый баран Даниэля взмыл над воображаемой стеной. На улице он заставил себя вспомнить, что Эмильен — полицейский, а значит, его работа сопряжена с опасностью. Возможно, смертельной опасностью. Но он всегда был так весел, так наивен, что казалось, роль воспитателя в детском саду подошла бы ему куда больше. Они вместе и раньше сталкивались с опасностью, но та опасность была мимолетной, карикатурной, и забывалась так легко, словно ее никогда и не было. К тому же, Даниэль всегда был рядом. И сейчас было самое время признать, что случилось нечто более серьезное, чем падение Эмильена в мусорный ящик. И Даниэль, быстрый как молния, на этот раз не успел, не вписался в поворот, не дотянулся вовремя до коробки передач. Таксист достал из кармана телефон. — Привет, Эмильен. Не волнуйся, я тебя найду, — сказал он в трубку, чувствуя себя раздосадовано и немного глупо. И, помедлив, добавил. — Прости, что не позвонил тогда сам. Не только он искал Эмильена. Поисковый отряд уже прочесывал окрестности, в которых проводилась операция, но не находил следов. Ни преступников, ни полицейского. Никого. Даниэля всерьез не воспринимали. Пытались преградить ему дорогу, не пускали на огороженные участки. Смешно. Как будто он не найдет способа туда проникнуть. Сам он злился еще больше: на их медлительность и неорганизованность. Они как будто специально путались у него под ногами. А минуты и часы тем временем утекали. И помощи не было даже от служебных собак. — Эмильен. Не волнуйся, мы скоро придем за тобой, ладно? Как тогда. Я приеду за тобой в последнюю минуту, и все будет здорово, обещаю, — оставил он очередное сообщение. Мобильник стал липким в его вспотевших ладонях. Батарея стремительно разряжалась. День. Вечер. Ночь. Даниэль устало присел на бордюр, закрывая лицо руками. Эмильен умудрился пропасть в самом что ни на есть глухом месте. Склады и заброшенные здания. Идеальное место, чтобы оставить человека умирать без надежды на благополучный исход. Если, конечно, они не убили его сразу же, что было весьма и весьма вероятно. — Эй, я уже близко. Честное слово. Ты умудрился неплохо спрятаться, — горький смех Даниэля бесстрастно фиксировался автоответчиком. — Но я все равно тебя найду. Я же быстрее всех, помнишь? С каждым разом ему все труднее оставлять сообщения, потому что с каждым разом вероятность того, что последней услышанной от Эмильена фразой станет бодрое искусственное «Привет!», увеличивалась в разы. Даниэль понятия не имел, зачем он это делал. Наверное, пытался представить, что говорит с самим Эмильеном. Вот только он не отвечал. Четыре часа утра и бывший завод. Половина пятого и подсобка. Пять утра и котельная. Даниэль не мог искать слишком медленно, потому что прошло уже больше суток. Он не мог искать слишком быстро, потому что Эмильен мог где-нибудь тихонько умирать и не слышать отчаянных криков. И количество непроверенных зданий уменьшалось совсем не с той скоростью, с которой хотелось бы. — Черт, я знаю, что ты меня не слышишь, — пыхтел Даниэль, поднимаясь по очередной лестнице, прижимаясь губами к разогревшемуся от горячего дыхания пластику. — Но все-таки постарайся остаться живым, хорошо? Ответом ему было только гулкое эхо его собственных шагов. — Эмильен, паршивец, сколько можно прятаться? Мы тут с ног сбились. — Эмильен, клянусь, я заставлю тебя сменить запись для автоответчика. Ничего глупее я еще не слышал. — Эмильен, обещаю, я помогу тебе сдать на права, если ты найдешься. Тонкая ниточка, сигнализирующая об оставшейся в телефоне энергии, зажглась красным. Еще немного — и Даниэль потеряет эту связь, пусть даже она все равно односторонняя. И тогда все точно будет кончено. Он заметался в отчаянии по пустому подвалу. Ему не хватало руля, сиденья за спиной и педали газа под ногами. Он чувствовал себя беспомощным. — Да где же ты, Эмильен?! — рявкнул он, не жалея легких, и откуда-то послышалось затухающее «ен!» Даниель хищно развернулся. — Эмильен? — спросил он в трубку уже спокойнее, прислушиваясь к тишине, из которой снова выплыл его собственный голос. Эмильен сидел, вернее, полулежал в углу, прикованный к какой-то трубе, и в нескольких метрах от него — очевидно, в качестве издевки — лежал его мобильный телефон. Полицейский слабо пошевелился, поднимая голову. Рот у него был заклеен широким слоем изоленты, ноги сломаны, руки связаны сзади. А глаза испуганные-испуганные. И радостные, насколько это уместно.  — С тебя права, — простонал он, когда Даниэль снял с него повязку, и отключился, уткнувшись носом ему в плечо. Таксист не доверил его коллегам и демонстративно хлопнул дверцей автомобиля, устроив Эмильена на заднем сиденье. В конце концов, никто не домчится до больницы быстрее, чем он. Он снова был в своей стихии. — Значит, ты все слышал? — спросил Даниэль, когда Эмильен оклемался настолько, что уже был в состоянии клянчить поцелуи. — Ничего себе. Я нес редкостную чушь. Тот замотал головой. — Спасибо, Даниэль. Без этого я бы, наверное… откусил себе язык. Говорят, от этого умирают. — Дурак, — таксист прикоснулся губами к его волосам, заставляя умильно щуриться. — Ты точно умрешь без своего языка. И, кстати, — он откинулся на спинку стула, решаясь произнести давно вертевшуюся в голове мысль. — В свете недавних событий у меня развилась аллергия на телефоны, но я знаю, что ты не выживешь без своей ежевечерней болтовни, так что… тебе придется переехать ко мне. Что скажешь? Полицейский счастливо засопел. — Заодно ты больше не потеряешься так внезапно, — устало вздохнул Даниэль, прикидывая, что у него осталась неделя до выписки Эмильена — самое время начать убираться в доме.