***
— Собираешься с нами? Паранойя замучила? — Джеффри был другом отца Джареда, поэтому их отношения слегка выходили за рамки «посол — капитан крейсера». — Не думаю, что нам что-то грозит. Рэптонианцы мирный народ. — Прослежу, чтобы тебя не украли в рабство туземные леди, впечатлившись твоими сладкими речами, — отшутился Падалеки, застегивая последние пуговицы на парадном кителе, предписанном для подобного рода мероприятий. Однако строгая форма мало помогала ему выглядеть хоть сколько-нибудь официально: не с его большим ростом, непропорционально крупными ладонями, вечно встрепанными волосами и глазами побитого щенка, как говорили про него недоброжелатели из Корпуса Межзвездных Капитанов. — Твои помощники тоже вырядились в такой балахон? — спросил он, указывая на мантию благородного пурпурного оттенка, сменившую привычный невзрачный серый комбинезон — самую удобную одежду для дальних перелетов. — Нет, — рассмеялся Морган, — только я поклонник ретростиля. И он был прав, так как помощники посла и те военные, которые должны были сопровождать их на сегодняшней встрече, напялили на себя все самое блестящее, что смогли найти в своем гардеробе. Будто хотели впечатлить не вполне себе высокоразвитую расу, а толпу необразованных дикарей. У трапа их встречал рептонианец Марк Пеллегрино, через которого и велись переговоры о прибытии землян на планету. И Джаред был крайне рад, что у того не обнаружилось ни щупалец, ни клешней, ни еще какой студенистой массы ниже шеи — он почти ничем не отличался от обычного человека. А ведь Пеллегрино во время сеансов видеосвязи никогда не показывал ничего, кроме своего лица! Падалеки вздохнул с облегчением — похоже, сложностей с решением поставленной задачи будет меньше, чем они боялись, и отряд из пятнадцати человек, возглавляемый капитаном, с Морганом за плечом, вышел наружу к встречающей их делегации. Оптимистичное настроение Падалеки продержалось недолго. Спустя несколько минут прогулки по Рэптону и наблюдения за окружающей обстановкой и местными жителями, он понял — просто не будет. Перебирая впоследствии первые впечатления, Джаред мог бы отметить дикую жару и множество голых задниц. Они были повсюду! И если Марк был одет в некое подобие сиреневой тоги (Падалеки ребенком любил ходить в музеи древней истории и знал, что это такое), то сопровождавшие его охранники, как и все местное население, были одеты лишь в короткие фартуки, прекрасно прикрывавшие переднюю часть, зато выставлявшие напоказ ноги практически по всей длине и, разумеется, многочисленные разнообразные голые попы. Джаред старательно отводил взгляд, делая вид, что любуется архитектурой, потому что в силу его предпочтений такое количество мускулистых, загорелых подтянутых задниц перед глазами выводило его из равновесия. Благо, и вокруг было на что посмотреть. Из немногочисленных (и непроверенных) доступных сведений было известно, что вся жизнь рэптонианцев связана с растениями, они считались непревзойденными земледельцами, потому как по слухам умели разговаривать с растениями своего мира. Именно поэтому они не вмешивались в экосистему родной планеты и строили свои города в воздухе При ближайшем рассмотрении оказалось, что город представлял собой множество соединенных между собой подвесными мостами-анфиладами прозрачных сфер, созданных из материала, поразительно напоминавшего стекло, внутри которых и располагались жилища и другие строения. На мостах же велась торговля и устраивались различные представления. Размеры сферы имели головокружительные. В самую маленькую из увиденных Джаредом можно было без проблем поместить всю «Импалу», а она была крупным межзвездным крейсером. Центром города была огромная сфера в десять раз превышающая по размерам любую соседнюю, в которой располагался дворец местного правителя. Именно туда делегация с Земли и направлялась на первый прием, от которого зависела судьба их миссии. Насмотревшийся по дороге на полуголых аборигенов, Джаред морально приготовился узреть полностью голого правителя, но во дворце все были одеты достаточно прилично с точки зрения землян. То ли здесь соблюдались другие правила, то ли хозяева озаботились, не желая шокировать редких гостей с другой планеты. Впрочем, Паделеки быстро отвлекся от фривольных размышлений, потому что тронный зал, если его можно было так назвать, поражал воображение своими размерами и необычным оформлением. Сложно было поверить, стоя в центре, что находишься в городе, для создания которого потребовалось применение самых продвинутых технологий. Казалось, они находятся в самом прекрасном саду, который когда-либо существовал, ведь для его убранства не пожалели цветов со всех уголков вселенной. Разнообразие оттенков и форм было столь велико, что авторам шедевра удалось создать удивительный, нежный и тонкий узор, мягко вписав в него представителей разных биотопов. Здесь были водные растения, воздушные и наземные, гигантские деревья соседствовали с миниатюрными водорослями, создавая единый ансамбль, который не оставил бы равнодушным никого. И все это великолепие дышало, благоухало, трепетало, шуршало и поскрипывало, находясь в гармонии, завораживая квинтэссенцией самой жизни. Гости все еще находились под впечатлением от увиденного, когда их подвели к небольшому возвышению, прятавшемуся в тени монументальных деревьев, где на троне сидел правитель этой планеты, а вокруг стояло его многочисленное окружение. И именно там Джаред, снова вернувшийся к сладким воспоминаниям об увиденных попках местных жителей, среди которых были только мужские, и ни одной женской, снова впал в прострацию, потому что увидел самого прекрасного мужчину, которого он только мог представить в своем воображении. У него еще успела мелькнуть мысль, куда же рэптонианцы спрятали своих женщин от пришельцев, но сразу пропала, так как, сраженный в самое сердце, он забыл обо всем, о чем думал минуту назад, и молча пялился на стоящего поодаль трона незнакомца, не в силах отвести взгляд, так что вся приветственная речь Моргана прошла мимо его ушей. Поэтому, очнувшись на мгновение от наступившей в зале тишины и тряхнув головой в попытке поставить мозги на место, Падалеки постарался сосредоточиться на ответной речи правителя, но все равно то и дело находил глазами предмет своей внезапно вспыхнувшей страсти — стройного зеленоглазого мужчину, с такими милыми золотистыми пятнышками на коже, что сердце заходилось от восторга. Теперь он сожалел, что во дворце все одеты, ему очень хотелось узнать, все ли тело красавца покрыто так заворожившими его пятнышками. Несмотря на постоянно уплывающее сознание, общую мысль Джаред уловил: встреча прошла хорошо, правитель доволен, теперь делегация с Земли допущена во дворец. А значит он сможет вновь увидеть того, кто грозил стать его наваждением. Уже завтра он вернется сюда и попытается найти и поговорить с так зацепившим его мужчиной.***
На следующий день им устроили экскурсию по главному саду дворца. На свой страх и риск Джаред улизнул от основной группы и отправился бродить в одиночестве, надеясь, во-первых, что его действия не повлекут за собой межпланетный скандал, а во-вторых, что его зеленоглазый незнакомец попадется ему навстречу. Ему повезло. В какой-то момент в шелест травы и листьев сада вплелся новый тихий и нежный звук. По мере приближения к его источнику звук насыщался новыми нотами, становился громче и мощнее и, наконец, заполнил все пространство, изменяя реальность, делая ее лучше и звонче. Все растения вокруг будто за один миг стали зеленее, налились соками, а аромат цветов раскрылся и загустел. Смятенный Падалеки осмотрелся вокруг и увидел того, на охоту за кем и отправился, отделившись от отряда. Герой его вчерашних снов стоял, прислонившись к толстому стволу странного светящегося дерева, и пел. И от его пения мурашки бежали по коже, сердце билось быстрее, а в голове становилось гулко и пусто, и Джаред подошел к нему как под гипнозом, надеясь дотронуться до этого чуда. Он боялся, что очарование момента разрушится, что мужчина уйдет, не позволит, и тогда только вниз головой с чертовых мостов, потому что Падалеки влюбился. Влюбился внезапно и навсегда. Наверное, в его взгляде читалось это сладкое сумасшествие, потому что увлеченный своим занятием мужчина словно очнулся, едва заслышав его шаги, замер на мгновение, а затем быстро скрылся среди деревьев. А ведь Джаред не мог даже позвать его, так как не знал имени! Оставалось только вернуться обратно к любимой «Импале» и отвлекаться от тяжелых мыслей интенсивными физическими нагрузками.***
На приеме было скучно. Закаленный предыдущими посольскими миссиями Морган мог бесконечно обсуждать цветы и экзотические саженцы, а Падалеки уже после десяти минут зеленел и чуть ли не покрывался листочками, мечтая сбежать к барной стойке. К его удивлению, алкоголь на Рэптоне был очень даже неплох, что несколько примиряло его с обилием зелени вокруг, среди которой, к его большому сожалению, не было той самой нужной, что светилась во влажных теплых глазах прекрасного незнакомца. Благо, прием был устроен все в том же саду, что позволяло, вооружившись большой дозой горячительных напитков, скрыться с глаз общественности за каким-нибудь особенно разлапистым кустом и уже там всласть пострадать. Маленькими глотками отпивая пузырящийся напиток из бокала, Джаред все дальше отходил от основного скопления людей, пока не дошел до границы сферы. И любовался сквозь прозрачную перегородку живописной долиной, раскинувшейся внизу, вздыхая о своей неразделенной страсти, пока в отражении не увидел, что был уже не один. Он едва не задохнулся от радости, поняв, кто рядом с ним сейчас. — Привет, — сказал он, не оборачиваясь. — Я Джаред, я с Земли. А ты? — Дженсен, — очень музыкально пропел желанный гость. — Очень приятно, — Падалеки лихорадочно пытался вспомнить лекции по инопланетному этикету, боясь опять спугнуть свое наваждение. Он осторожно повернулся и, выждав какое-то время, начал приближаться. — Ты здорово поешь, кстати. Прости, что напугал в прошлый раз. Не знал, что нельзя слушать. — Слушать можно, — очень тихо ответил Дженсен, не делая попыток снова сбежать, — просто это песня для деревьев. Не всем она нравится. — А зачем петь деревьям? — Джаред готов был слушать про что угодно, лишь бы оставаться рядом со своей недосягаемой мечтой. — Вибрация нужной частоты стимулирует центры роста, — заученно начал тот и замолчал, пристально всматриваясь в землянина. — Почему-то растения реагируют только на звук, издаваемый живым организмом, никакие инструменты не подходят. Так и появились дендрологи. Я всего лишь скромный дендролог, — как-то самоуничижительно закончил он. — А ты… Ты летаешь к звездам! — с жаром вдруг заговорил Дженсен, подавшись к собеседнику и поднимая на него заблестевшие глаза. — Ты сильный и смелый, — продолжил он. — Я бы никогда… Но ты так смотришь! У меня… У меня цветок от тебя распускается. От затопивших его чувств Джаред едва мог дышать, только следил за шевелящимися четко очерченными губами Дженсена. До него с большим трудом доходил смысл слов, слишком он был возбужден их первой близостью. — Цветок? — непонимающе спросил он, с трудом удерживаясь от того, чтобы сгрести свое чудо в объятия. Перед раскрасневшимся, со сверкавшими глазами и влажными чуть приоткрытыми губами мужчиной почти невозможно было устоять. — Какой цветок? — Я тебе нравлюсь? — несмело спросил Дженсен. Будто бы мог быть не свете кто-то, кому бы он не понравился. — Я никогда не встречал таких, как ты. И когда уже потерял надежду, что цветок распустится… Твои глаза цвета надежды, Джаред, цвета солнца, пробивающегося через сплетение воздушных корней королевских орхидей, — прошептал он, протягивая руки к лицу высокого собеседника, собираясь потрогать брови и скулы, ощутить, как подрагивают ресницы под пальцами, как бьется пульс на висках, отсчитывая ритм жизни. Все эти мысли и несмелые желания пронеслись в его голове за одно мгновение до того, как его крепко обняли, выбив весь воздух из легких. — Ах! Джа… Падалеки, честно говоря, не слушал, что ему говорили, потому что разговоры про растения ему уже осточертели, ему хотелось узнать, каковы на вкус прекрасные розовые губы напротив. И он не стал себе отказывать, поцеловав со всей страстью умирающего от желания молодого мужчины. Он был немного удивлен безучастности Дженсена. Тот покорно раскрылся, позволяя исследовать свой рот, но не предпринимал ни единой попытки поцеловать в ответ, лишь изредка выдыхая или восторженно ахая после особенно удачного движения языка. И как же Джареду нравились эти тихие вздохи! Как распаляли они его и без того неистовое желание! Он углубил поцелуй, все больше распаляясь. Забывшись, он одним движением расстегнул и стянул с себя китель, стремясь уменьшить количество слоев одежды между ними. И отпрянул, услышав протестующий крик. — Что ты делаешь?! — в ужасе Дженсен закрыл глаза ладонями, будто ему было невыносимо даже смотреть на голый торс, не то что прикоснуться. — Эм… — Падалеки в растерянности осмотрел себя. Вроде бы ничего ужасного у него на коже не было, мышцы пресса достаточно развиты. Он бы сказал, что ему есть, чем гордиться. — Дженс… Что случилось? Я сейчас оденусь, только не сбегай, прошу тебя, — он злился от того, что ничего не понимал, но злость прочистила мозги. И до него начинало потихоньку доходить, что, возможно, он сделал что-то очень неприличное по мнению рэптонианцев. — Расскажешь мне? Эй, уже можно смотреть. Ты мне очень нравишься. Я хотел… — «приласкать тебя?» — выразить симпатию. — Симпатию? — с надеждой переспросил Дженсен, убирая руки от лица. Машинально он потрогал горевшие огнем губы. То, что делал с ним Джаред, было безумно приятным, хоть и весьма необычным. Ему никогда не приходило в голову использовать губы таким образом. Хотелось еще и еще насыщаться такими ощущениями. — Пойдем! Джаред едва успевал за своим провожатым, постоянно спотыкаясь о невидимые в темноте корни, но все неудобства искупались крепкой хваткой теплой ладони на его запястье. Непродолжительная пробежка по темному саду закончилась в странном «дупле» — иначе и не скажешь — стены которого образовывал ствол гигантского дерева. Занятый осмотром нового места пребывания Падалеки не сразу заметил, что Дженсен чего-то напряженно ждал, пока в его губы не ткнулись чужие, а на плечи не легки робкие руки. Ободренный явным проявлением симпатии Джаред притянул мужчину к себе, ласково скользя крупными ладонями по спине. Если бы дело было на Земле, он бы уже давно раздел случайного любовника и вовсю готовил для себя. Но с Дженсом хотелось быть нежным и осторожным. — Можно? — спросил он, потянув за край узорчатого зеленоватого одеяния. — Ты такой красивый, такой желанный, хочу сделать тебе приятно. Направишь меня? Да? Дождавшись едва заметного кивка, он встал на колени и медленно обнажил гладкую кожу, покрытую золотистыми пятнышками, с восторгом убеждаясь, что все тело покрыто этими восхитительными «поцелуями солнца», нежил каждый миллиметр стройных, сильных ног, поднимаясь все выше, пока не дошел до промежности. И замер в нерешительности, потому что руки наткнулись совсем не на то, что он ожидал. Стараясь скрыть неловкость и безграничное удивление, Падалеки провел пальцами по гладкому лобку, пробираясь между ног к ягодицам, и не нашел там… ничего. Как у куклы мужского пола, которая когда-то была популярна на Земле. Только горячую, чувствительную кожу — Дженсен так сладко вздыхал, пока Джаред проводил свои исследования, что оторваться было невозможно. Когда Падалеки дотронулся до края плотного пояса, охватывающего живот, тот крупно вздрогнул и замер, почти не дыша, до сведеных судорогой мышц вцепившись в свое одеяние. Что прятали рэптонианцы под своими одеждами, что защищали с таким рвением? — Дженс? — мягкое прикосновение губами прямо над тазовой косточкой, удачно оказавшейся уже обнаженной. — Я доверяю, доверяю, — слова с трудом проталкивались через сведенное страхом и восторгом горло. Тело Дженсена жило собственной жизнью, выбивая из головы привычные установки о границах допустимого. Тело требовало чего-то, что могли дать только бесстыдные руки, собирающиеся лишить его последней защиты. — Тебе можно. Ты можешь. Как… Второй. Гаметофит. Джаред стянул последний предмет одежды и уставился на… цветок. Из плоти Дженсена вырастали лепестки, сейчас распластанные по твердому животу. И это было… красиво. Падалеки чувствовал себя чертовым извращенцем, но никакого отторжения увиденное у него не вызывало. Наоборот, ему хотелось потрогать розовые кожистые пластинки пальцами, провести языком, чтобы ощутить их мягкость, их вкус, попробовать, как пчела, нектар из сердцевины цветка. — Можно мне тоже? — простонал рэптонианец, едва подавляя желание привычно прикрыться и в тоже время впервые гордо и смело выпрямиться, ведь Джаред смотрел с таким восторгом. — Посмотреть? Падалеки немного смутился, но с готовностью снял одежду, потому что горячее нетерпение и немая просьба в зеленых глазах не могли оставить его равнодушным. И все-таки он, наверное, никогда в жизни так не стеснялся раздеваться, даже будучи высоченным нескладным подростком. Потому что у него-то цветка не было. Был только жаждущий разрядки член, который точно не мог сравниться по красоте с «украшением» рэптонианца. — Как мне выразить симпатию? — требовательно спросил осмелевший Дженсен, с любопытством рассматривая находящийся немного ниже и непривычной формы цветок Джареда. — Твой цветок еще не… — Потом про мой цветок! — резче, чем планировал, ответил он и вновь опустился на колени, кончиками пальцев едва уловимо проводя по верхнему лепестку. — Сначала я хочу узнать тебя. Говори, прошу тебя, только говори со мной, — сквозь зубы прошипел Падалеки, потому что на ощупь лепестки были еще лучше, чем он представлял. А вкус у них был таким восхитительным, что легендарная амброзия, наверняка, и рядом не стояла. — Джа-а-ред, — неестественно высоким голосом протянул Дженсен, почти теряя сознание от обрушившегося на него удовольствия. Чтобы хоть немного зацепиться за реальность, он с силой зарывался пальцами в волосы ласкавшего его мужчины, добавляя остроты их общему наслаждению. Плюнув на всевозможные трудности и неприятные последствия, Падалеки прижал желанного мужчину к себе спиной, ткнувшись членом ему между бедер, и стал осторожно двигать тазом, не забывая ласкать пальцами лепестки цветка. Быстро стало не до осторожности, потому что мужчина так ярко реагировал, стонал и выгибался в обнимающих его руках, впервые чувствуя соприкосновение с чужим цветком — обжигающее, выбивающее дух соприкосновение. Сладостные ощущения быстро нарастали, заставляя вскрикивать и, наконец, заполнили его до краев. И Дженсен запел, сообщая миру о своей радости, издавая такой высокий и чистый звук, что Джаред свалился в самый сильный оргазм в своей жизни. Он сполз на пол, увлекая за собой и любовника, и еще некоторое время просто лежал, наслаждаясь затихающим пением удивительного существа, которое по недоразумению, не иначе, оказалось в его объятиях. — Я люблю тебя, — прошептал Падалеки прямо в покрытое веснушками плечо. — Люблю, как гаметофит гаметофита, или что ты там говорил? Про доверие. В общем, красиво было… И уснул под серебристый смех Дженсена.***
Оказалось, что браков как таковых на Рэптоне нет, не возникало надобности в подобном институте. Все рэптонианцы были гермафродитами. Но способность к зачатию имели только те особи, у которых распустился цветок. Данный процесс запускался эмоциональной перегрузкой. Но в большинстве своем спокойные и уравновешенные рэптонианцы, к тому же сосредоточенные на любимых растениях, редко были способны на сильные чувства, так что прирост населения на их планете происходил медленно. К тому же, как выяснил Джаред, секса в привычном землянину понимании у них тоже не было. А значит, по его мнению, мотивация к поиску партнера становилась совсем низкой. Да, можно было назвать капитана «Импалы» похотливым козлом или не верящим в романтику закоренелым одиночкой, но его невозможно было переубедить, что отношения без физического влечения возможны. Впрочем, недостатка в этом у них с Дженсеном не наблюдалось. Особенно после того, как любопытный и готовый к экспериментам Дженсен научился ласкать Джареда ртом, старательно повторяя те действия, что тот проводил с его лепестками. Еще одним результатом их экспериментов и взаимного изучения стало то, что Падалеки обнаружил под лепестками небольшие мышечные колечки. И после долгих уговоров выбил из сопротивляющегося любимого информацию о том, что именно так устроена их система выделения. И что процесс того самого выделения считается очень неприличным. Именно поэтому рэптонианцы так тщательно прячут торс. Так что Джаред старательно приучал Дженсена, что в их доме ничего неприличного в голом теле быть не может. Пройдет пара лет и точно приучит. А там и о ребенке подумать можно было бы. С зелеными-зелеными глазами.