***
— Ты пахнешь страхом… — говорит женский голос, пытаясь скрыть насмешливые нотки. — Еще бы! — с гордостью отвечает мальчик, выпятив грудь и оскалив зубки. В верхнем ряду темнеет небольшая прореха, а в нижнем заметно шатается резец, — Я ведь и сам страшный! Бойся! Г-р-р! И через секунду оба заливаются смехом. Малыш — детским и звонким, а голос — женственным и красивым. Идилию прерывает резкий окрик другого голоса: — А ну, немедленно спать, молодой человек! — этот более жуткий и хриплый, но ребенок не боится. Наоборот, он пытается протестовать, при этом все еще смеясь: — Ну можно еще чуть-чуть? — то, что его мгновенно переносит в ванную комнату, явно означает, что никакого «чуть-чуть» он не получит, — Ну и ладно… Не очень-то и хотелось… Через десять минут он уже лежит в кровати. Но уснуть все равно не может. Не помогает ни мягкий матрас, ни теплое одеяло. Тогда он с улыбкой обращается к кровати: — Покатай меня! И еще через десять минут он, утомленный веселой поездкой по этажу, наконец, засыпает.***
— Я не хочу кашу! — канючит малыш, отодвигая овсянку подальше и пытаясь дотянуться до конфет. Но вазочка отодвигается словно сама по себе, и голос, тот самый, скрипучий, строго произносит: — Так ты себе здоровье испортишь! Хочешь быть как отец? Одно только упоминание этого человека с взлохмаченными волосами, осунувшимся и изможденным лицом, заставляет налечь на овсянку так, словно это не ненавистная каша, а что-то невероятно вкусное. Отец… Мальчик еще слишком мал, чтобы понимать, что с его отцом творится. Тот совершенно его не замечает, днем делает всякие записи и исследует природу, а ночью… Ночью зажигает лампу или свечу и бродит по дому, зажигая в каждой комнате свет и что-то бормоча под нос. Хотя ребенка этот человек и не волнует. Он не совсем понимает, что значит «отец» и каково его предназначение, потому что всю работу выполняют Они. Невидимки с ним играют, кормят, одевают (пусть и в весьма странной, средневековой, манере) и укладывают спать. Мальчик даже не знает, что среди таких как он, это выглядело бы странно. Если уж на то пошло, он вообще не знает, что где-то есть такие, как он… Здесь о нем заботится Лес…***
— А как меня зовут? — вдруг спрашивает мальчик однажды. Он узнал из какой-то библиотечной книги, что каждого должны как-то звать. И тут же вспомнил, что сам не имел никакого имени… — Эм… — на удивление неуверенно произносит Невидимка, — Э… Наверное… Ну… А ты как хочешь, чтоб тебя звали? — Жилец! — с готовностью вспоминает малыш слово, значение которого даже не знает. Просто прочитал где-то… Когда-то… — Отлично! — по звуку можно догадаться, что Невидимка хлопает в ладоши, — Если у тебя есть имя, значит, я вожу! Прячься!***
Лес помнит ту страшную обиду, нанесенную ему Жильцом. Мальчиком, которого он растил чуть ли не с самого его детства, во всем помогал, по крайней мере, старался помочь. Просто, в один день уже взрослый Жилец совершенно перестал обращать внимания на Лес. Не слышал (или не слушал?) ничьих голосов, не видел видимых в темноте Гостей, не замечал никаких изменений, когда те что-то передвигали и убирали в его доме. Забыл о Лесе также, как когда-то отец забыл о нем… И Лес обижен. Лес страшно обижен на Жильца. На его слова про галлюцинации и никудышную память. На то, что тот закрылся в своем мире и забыл про то, что было совершенно сокрыто от других и открыто ему одному. И Лес хочет отомстить! Каждую ночь Жильца мучают кошмары, бессоница, Гости, которых они когда-то создавали со смехом, пытаясь придумать наиболее страшную внешность, теперь ходят по пятам, отнимая время. Пытаясь вернуть все назад… И только одна маленькая девочка не сдается. Она хочет, чтобы Жилец жил. На то он и Жилец. И она готова давать ему подсказки, подбрасывать фрагменты той реальности, от которой он закрылся и помогать. Она готова бороться за его жизнь! Даже с самим Лесом…