bury a friend, i wanna end me

Just when you've had enough it's really getting tough I'm ready for that hit between the eyes. Someone get me out of here alive I'm ready for that hit between the eyes. Can't you see I'm much too young to die? [1]

Наруто сосредоточенно черкает на кипе документов, если в них нет изъянов, свои кривые и непонятные обывателям подписи, от усердия даже высовывая кончик языка и залихватски прикусывая его зубами. Химавари от такого зрелища тихонько хихикает в кулачок: давно она не видела своего папочку чем-то так увлечённым. Обычно, когда она приходит, у него яркие чёрные тени под глазами, вымученная улыбка в её сторону и всклоченные больше обычного светлые волосы, вопящие об отчаянном положении дел. Аврал на работе главы деревни — стандартная ситуация. Но не в этот раз. В этот раз папочка куда более энергичный и совсем-совсем не уставший (наверняка каким-то образом смог свалить большую часть работы на дядю Шикамару; Шикадай недавно ныл Боруто о том, что отец почти ночует на работе; Химавари фыркает: какие-то они слабые и требующие к своим великолепным персонам больше внимания, чем заслуживают, и явно больше, чем могут позволить им трудящиеся на благо Конохи родители). Плащ Хокаге висит на спинке кресла, немного помятый из-за того, что Наруто, видимо, часто притирается к ткани спиной, откидываясь назад. Наверняка, чтобы создать очередного теневого клона и отправить по новым срочным делам. Усталости от больших трат чакры через эту технику он не ощущает от слова совсем уже давно, но развивающаяся в последнее время бюрократия грозила угробить Седьмого Хокаге быстрее, чем когда-то Оотсутсуки Кагуя. — Химавари, уже пора? — он улыбается и разминает руки, лениво потягиваясь. Химавари по привычке скользит взглядом по забинтованной руке и почему-то неожиданно для себя серьёзно спрашивает: — Папочка, а что будет с Курамой, когда… когда ты умрёшь? Наруто вздрагивает, но вопреки холодному страху, скрутившемуся в животе (как раз там, где печать), лучезарно усмехается в попытке усмирить внезапно вскинувшегося на этот вопрос Кураму. А ведь они с Лисом уже давно обсудили этот вопрос. — Когда постарею и буду на все сто миллионов процентов уверен, что Коноха в хороших руках, то постараюсь уйти из деревни куда-нибудь далеко, куда никто из вас не сможет добраться и… выпущу Кураму. Думаю, он сможет жить, как жил до того, как его запечатали в первый раз. Девятихвостый изнутри благодарно рычит в попытке скрыть свою печаль: встретит ли он когда-нибудь после всего хотя бы капельку похожего на Наруто человека, если даже его сын, Боруто, практически полная копия джинчурики по внешности и по характеру, существенно не дотягивает? — Ты не скажешь, куда направишься, даже тёте Сакуре? — Химавари не спрашивает о себе, о брате и мамочке, о его семье, понимая наперёд, что наблюдать за смертью отца не сможет спокойно даже вечно надутый на него Боруто. Не сможет, в общем-то, никто. — Нет, — Наруто щурится, предвосхищая её следующий вопрос: — И Саске тоже не возьму. — Почему ты так уверен, что умрёшь раньше меня? — Саске появляется бесшумно, но не скрытно: Наруто знатно поднаторел в выслеживании конкретно этого человека. Химавари давно ушла домой, забрав с собой часть документов, которую он отложил, чтобы почитать перед сном. Она не стала тревожить его, спящего в невероятно неудобной позе. Узумаки бездумно делает круг вокруг своей оси на кресле, смешно поднимая ноги и пялясь в вертящийся белый потолок. Потом встаёт, смахивая незаконченные бумаги в ящик стола, и чуть криво напяливает на плечи плащ Хокаге. Всё — в исключительной для него тишине. — Ты джинчурики. К тому же, Узумаки. Скорее всего, если извлечь из тебя Девятихвостого, — он упорно не зовёт биджу по имени; Лис в ответ недовольно бурчит «Учиха», объясняющее всё, — то ты наверняка… — Саске, — обрывает его горячую речь друг, держась за перебинтованную руку. Первый раз за последние лет десять он выглядит таким уязвимым. — Не надо. Дверь закрывается с негромким скрипом; Саске скребёт ткань на груди, чувствуя злость и обречённость. А ещё — слёзы на поседевших от старости ресницах. В этом году ему исполнилось шестьдесят восемь. В этом году Наруто решает, наконец, оставить его одного.