Самоконтроль

Акутагава слегка рвано выдохнул, когда Ацуши подкрался сзади и крепко обнял со спины, беспардонно вжавшись в неё твёрдой грудью. Это было совершенно невинное объятие и никак не помешало Рюноске продолжить протирать помытую минутой ранее чашку, однако внезапный поцелуй в загривок спустя пару секунд отвлёк, выводя его из омута спокойных мыслей. Акутагава нахмурился. — Я занят. — Ты всегда так говоришь. Накаджима буквально промурчал ответ ему на ухо, захватывая зубами хрящ, и чуть прикусил, игриво лизнув после ушную раковину. Кожа покрылась мелкими мурашками, и Рюноске захотелось ударить эту наглую кошачью морду полотенцем и вытолкнуть вон из кухни. С трудом сдержался, лишь вкрадчиво вздохнул: — Ацуши. Совсем не повинуясь чужому сопротивлению, руки тигра-оборотня проскользнули в передние карманы брюк чёрного цвета, которые Рюноске на днях подарила заботливая Гин. Ему не очень-то хотелось обновлять гардероб, потому что вещей хватало сполна, но не принять столь щедрый и приятный подарок он не смог. Обычные штаны, тем не менее, не принесли ему особой радости, гораздо важнее было внимание сестры, однако Ацуши от новых брюк мафиози был в настоящем восторге. Акутагава не любил смотреть на своё отражение и избегал зеркал, хоть и ничего не имел против своей внешности; Накаджима же готов был любоваться парнем двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю. А подаренные Гин штаны лишь усилили желание оборотня — ткань будто липла к телу Рюноске, соблазнительно обтягивая все самые красивые места и части. Тот бы громко фыркнул и настучал по беловолосой голове за такие мысли, узнав, о чём Ацуши думает, когда незаметно пялится на его бёдра, но чужие чувства, как и собственные, до него всегда доходят несправедливо долго. Иными словами, Акутагава посчитал брюки неплохим дополнением к привычному повседневному образу вне работы, в то время как Накаджима почти сходил с ума. Его светлый взгляд то и дело возвращался к узкой талии и не очень аппетитной, на самом деле, заднице, но именно для него Рюноске являлся практически божеством, совершенным во всём, и далеко не идеальное тело — не исключение. Даже исполосованное шрамами, с тёмными синяками, оставшимися от жёстких боёв на коже и глубокими ранами возле сердца и в душе — Акутагава по-прежнему выглядел сильным, непревзойдённым соперником, безупречным партнёром и невероятно привлекательным мужчиной. Будь у человеческой формы Ацуши хвост — он бы с радостью поднялся и провёл пушистым концом по острому подбородку и обнял Рюноске вокруг поясницы, выражая крайне тёплые игривые чувства. Сейчас же, вместо кошачьих ласк, Накаджима лишь плотнее вжался в тело перед собой, невозмутимо держа руки в чужих карманах и жарко дыша в висок. Эти действия не несли в себе ничего развратного, но Акутагава отчего-то ощутил, как к лицу постыдно приливает кровь. Подобная близость, хоть и случалась у них нередко, до сих пор часто вводила в краску. Будто каждый раз как первый. — Расёмон сейчас откусит тебе язык, если не перестанешь, — Рюноске крайне недовольно рыкнул, когда Ацуши бесстыже лизнул его в родинку за правым ухом и непринуждённо улыбнулся. — Как страшно. А без него ты, значит, со мной справиться не можешь? — Его пальцы в карманах пошевелились, словно нарочно намереваясь потрогать бёдра через тонкую ткань, и это заставило Акутагаву напрячься. Недолго думая, он аккуратно отложил чистую посуду на место и неожиданно развернулся, собираясь то ли ударить, то ли оттолкнуть — этого он и сам ещё не решил, однако оборотень по части скорости оказался куда быстрее. Одним ловким движением скрутил худые руки и поднял над головой, опрокидывая Рюноске спиной на пустой стол и непробиваемой стеной нависая сверху. Акутагава часто задышал, и его взгляд за дрожащими ресницами стал тяжёлым и злым. — Эй. — Да, Рю-чан? — Я же просил… — Я знаю, даже твоя сестра так тебя не называет. Но почему мне нельзя? Я твой парень, в конце концов, — Накаджима нахмурился, явно слегка обиженный на подобный запрет и не собирающийся ему следовать. Его пах оказался прижат к промежности Акутагавы, потому что он встал буквально вплотную, и бёдра Рюноске невольно сжали бёдра первого. А ведь он мог бы вырваться из его захвата, если бы приложил усилия и воспользовался физическими навыками. Но по неведомой причине решил не делать этого. Пока. — Потому что. Нельзя. Неужели до тебя не доходит смысл такого простого слова, тигр? — Как и до тебя, видимо, никогда не дойдёт, что у меня есть имя, Рюноске. Ацуши наклонился к его лицу, и Акутагава с замиранием сердца ощутил на себе тёплое дыхание. Запах свежего кофе со сливками и шоколадного печенья. Иногда Рюноске казалось, что он и сам пропитался всем этим с ног до головы, потому что Ацуши лез к нему обниматься чересчур часто, особенно после еды. Иногда от него пахло супом, иногда — сладостями. Недавно он выпил заваренный руками Акутагавы кофе, слишком крепкий и горький на вкус, из-за чего постоянно хотелось запить его водой, однако оборотень чудом сдержался. Не было желания таким образом как-то задеть или обидеть Рюноске, чьи вкусы просто отличались от его собственных. И хотя тот ненавидел, когда ему потакают, Ацуши всё равно боялся заставить его чувствовать себя нехорошо. Не хотел, чтобы он решил, что его старания напрасны. Акутагава ведь и сам совсем как этот кофе — чёрный и специфичный, к нему привыкаешь долго и с трудом, поглощая маленькими, но верными глотками. И все ради того, чтобы после упорного пути и принятия наконец прочувствовать это приятное послевкусие и понять, что даже в ненавистных вещах можно найти нечто цепляющее. Рюноске — весь и полностью по-настоящему цепляющий. — Я и без твоих напоминаний зову тебя по имени. Но моё мне не нравится, как ты не поймёшь? — Он устало выдохнул и прикрыл глаза на мгновение, что сделал очень зря. Потому что из-за секундной слабости так позорно пропустил момент, когда его свитер задёрнули вверх, обнажая впалый живот и вынуждая поёжиться от холода. Повезло (вовсе нет) иметь сверху тёплую и почти шерстяную грелку в виде Ацуши, но Рюноске всё равно захотелось его хорошенько и с чувством пнуть. Что он и попытался сделать, однако не вышло. Накаджима поймал его под коленом и стал уверенно держать навесу, пока второй рукой расстёгивал ширинку брюк. Янтарные глаза затуманила похоть, и Акутагава почувствовал небольшой страх за свою тощую задницу. — Ты меня вообще слышал? — Я не буду называть тебя по фамилии, — тигр ответил весьма спокойно, но таким тоном, что Рюноске раздражился ещё больше. Только теперь он вдруг понял, что его запястья уже ничего не сковывает, и из-за охвативших весь разум эмоций он этого даже не заметил. Пытаясь отстранить от себя назойливого Накаджиму, Акутагава низко прохрипел, едва не зайдясь в громком приступе кашля, подступившем столь вовремя: — Ты невозможный. — Ну прямо два сапога пара. Ацуши весело улыбнулся, внезапно затыкая его рот своим, и Рюноске ничего не осталось, кроме как обнять его за шею. У него были другие планы на вечер, и тигр в них не входил, но противостоять его настойчивости было действительно непросто. А мягкие прикосновения, дарящие сладостные ощущения, подкупали так сильно, что даже Акутагава тут оказался бессилен. Точнее, силы у него были. А желания на самом деле прекратить это — нет. Как бы он колюче ни ворчал, но в ласковых руках Ацуши всегда было поистине спокойно и легко, их хотелось чувствовать всем телом, раскрыться перед ними целиком и позволить захватить себя в плен. Накаджима понятия не имел, насколько продвинулся в подчинении себе этого человека. Но тем лучше. Рюноске бы не выдержал его самодовольной ухмылки. — Не здесь, — их взгляды встретились, и Акутагава облизнулся, слизывая слюну Ацуши со своих губ и без задней мысли глотая. — В прошлый раз у меня болели лопатки и стёрлась кожа на плечах из-за твоего бешеного усердия. Он цокнул и закатил глаза, на что оборотень виновато улыбнулся. Его невидимые уши, словно прося прощения, опустились, когда он поднял Рю на руки, крепко удерживая поперёк спины, а второй рукой обняв под коленями. — По тебе и не скажешь, что ты такая неженка. — Я кину в тебя тапочкой. — Понял. Уже оказавшись на постели, Акутагаву посадили сверху, а сам Ацуши продолжил его обнимать. Их поцелуи были неспешными, тягуче-мягкими, языки мягко встречались и расходились, чтобы сплестись через секунды вновь, пока оба медленно избавляли друг друга от одежды. Рюноске закончил расстегивать пуговицы белой рубашки ровно в тот момент, когда брюки на нём самом резко приспустили вместе с бельём. Кожи коснулся прохладный воздух, и Акутагава невольно прижался ближе к своему личному источнику тепла. Ацуши от такого чуть не потерял самообладание, но удержал себя в руках, хотя на его лице почти что словами ярко высветилось: «ты, блять, слишком». Просто слишком. Рюноске не возражал, когда его уложили на подушки головой. Волосы сразу же разметались по поверхности в милом беспорядке, и Накаджима потянулся за новым поцелуем — губы Акутагавы, часто сухие и обветренные, сейчас были зацелованы настолько, что припухли и увлажнились. Их краснота и очаровательно приоткрытый рот приводили Ацуши к одной ужасно шальной мысли, которую в итоге волей пришлось отгонять, и вместо исполнения своего грязного желания он просто стянул с Рюноске остатки одежд. Тот остался полностью нагой, и на его лице мелькнула тень смущения. Но он довольно быстро сменил выражение лица на нетерпеливо-неудовлетворённое; серые глаза смотрели с вызовом, а бёдра покачнулись, когда Рюноске поёрзал ими на кровати. Накаджима чуть не умер. И снял с себя последние вещи, являя цепкому взору свой твёрдо-стоящий член. Акутагаву он постоянно пугал своим размером, и лучше бы он был маленьким и коротким, чем… вот так. Ацуши приходилось тратить очень много времени на подготовку задницы Рюноске, и тот, хоть и не был в восторге, но всё же ради него (и себя в первую очередь) терпел. И в этот раз вытерпел, лишь изредка всхлипывая и кусая губы. Пальцы кусать не стал — только до боли впился ими в лежащее под ним одеяло. Когда внутрь уже помещались четыре пальца, Ацуши наконец остановился и ласково поцеловал в плечо, будто хваля за выдержку. Рюноске уже был готов облегчённо выдохнуть, но его внезапно потянули в сторону и усадили на колени. Снова. Лицом к лицу. Акутагава почувствовал, как его щеки тронул румянец, а сам он с трудом вдохнул, кое-как додумавшись обнять Ацуши за плечи. Тот мягко погладил поясницу, покрывшиеся мурашками ягодицы и даже накрыл ладонью член, дразняще-ласково поводив пальцами вверх-вниз. Акутагава издал слабый стон, опуская голову и дыша ему в изгиб шеи. От одного возбуждения по виску Ацуши уже покатилась капелька пота, и Рюноске, поддавшись странному желанию, осторожно слизал её. Прикосновение вышло щекотным, но куда более будоражащим, и Накаджима просто не мог больше держаться. Эти порой робкие, но грязные прикосновения и действия, совершенно неожиданные со стороны закрытого и мрачного Акутагавы, каждый раз доводили до крайности. Ацуши просто не верилось, как этот человек вообще способен оставаться таким, какой есть. Терпеть его было воистину невозможно. Его хотелось оттрахать так, чтобы он сам начал умолять брать его дольше и глубже. Рюноске не стал сдерживаться — первый толчок встретил коротким стоном. Он сел на член сам, дрожащими руками пристроив к анусу головку, но двинулся Ацуши уже без его помощи — просто потому что ждать уже не мог. Это вызвало в Акутагаве волну недовольства, однако выразить это он так и не успел — за первым последовал второй, и вот оборотень уже набирает темп, почти забывая, что нужно позволить Рюноске привыкнуть, а для этого нужно время. Но он молчит, стиснув зубы, только царапает постриженными ногтями плечи и спину, чего Ацуши благополучно не ощущает из-за приятного телу удовольствия. Акутагава сам тянется и тычется губами в чужие губы, крадя мокрый глубокий поцелуй, пока чужой член полностью наполняет его внутри, двигаясь хоть и в темпе, но с осторожностью. Секс до сих пор кажется ему чем-то странным, и гораздо больше Рюноске возбуждает не член в заднице, а понимание того, насколько они с Ацуши сейчас едины. Никому, кроме оборотня, он не смог бы довериться настолько. Это говорило о многом. И Ацуши тоже это понимал. Его руки легли на бедра, раздвигая их шире, чтобы насадить на член сильнее, и Акутагава несдержанно вскрикнул — Накаджима нашёл, в каком направлении двигаться, чтобы сделать приятно. В уголках глаз выступили слёзы, медленно смахиваемые длинными ресницами, пока Рюноске неровно дышал, почти задыхаясь и беспомощно опираясь грудью об оборотня, крепко держась за него и принимая один страстный поцелуй за другим. Сердце гулко билось в горле, и его чуть снова не охватил кашель буквально в тот же момент, когда Ацуши завалил его на живот. Эта поза всегда сводила любые чувства к смущению, и Рюноске простонал именно из-за этого, однако Накаджима, решив, что тому понравились быстрые толчки, начал вбиваться в его тело все быстрее и яростнее, грубо схватив за обе руки и теперь держа их протянутыми назад. Перед глазами Акутагавы уже все плыло и прыгало — было чересчур дикое ощущение жара, словно задницу опалили огнём, и эта животная страсть в Ацуши искренне поражала. «Чёртов тигр, ты… и впрямь зверь» Стало легче, когда Ацуши додумался подрочить ему и сменить позицию — теперь Рюноске лежал на боку, а Накаджима — сзади. Его рука легла на изнывающий член, начав двигаться на нём практически в той же скорости, с которой Ацуши входил в растраханную дырочку, и Акутагава от обилия эмоций сумел разве что зажмуриться. Ему хватило совсем немного, прежде чем он излился в чужую ладонь. Голова шла кругом, хотелось пить, чтобы как-то убрать сухость в горле, и тут его голову внезапно грубо повернули в сторону — Ацуши поцеловал его, трахая рот языком, а в задницу продолжая долбиться членом. Акутагава ещё не отошёл после оргазма, поэтому вёл себя, словно тряпичная кукла, позволяя делать с собой все, чего тигр хочет. Но он даже не предполагал, что Накаджима захочет сделать последние решающие толчки прямо в его рот, вызывая рвотный рефлекс своей грубостью и глубоким проникновением. А затем беспардонно кончит на лицо, пачкая в сперме заалевшие щеки и прямой нос. Акутагаве захотелось откусить этому животному член, но он ощутил себя чересчур изможденным. Тело одолела усталость, и все, что осталось в его силах — улечься на спину и долго смотреть в потолок, медленно приводя в порядок дыхание. Ацуши тем временем осторожно обнял его и начал мягко расцеловывать незапачканные места на лице, ластясь совсем как настоящий кот. Ему действительно было стыдно из-за того, что он так глупо сорвался, пускай и совсем не жалел. Такой ребёнок в своих желаниях… Рюноске даже не верилось, как из ненависти к этому дураку он внезапно пришёл к тому, что любит в нем даже его дурацкий огромный член. И импульсивные поступки. Ужасно. Акутагава мягко запустил пальцы в растрепанные светлые волосы и бросил на Ацуши осуждающий взгляд. — В следующий раз я тебе хвост отрежу, если ещё раз так сделаешь. Ацуши сразу понял, что тот имел в виду незапланированный минет. И семя на лице. Но Рюноске выглядел так славно-восхитительно, удивившись происходящему, что Ацуши просто не мог не… — Ай! Да понял я, понял, положи тапочку на место! Акутагава тяжко вздохнул, но перестал его бить. Только ущипнул за бок, позволяя себя вновь крепко обнять и руками, и ногами. — Прости, Рю-чан. Было больно? — Голос Ацуши внезапно стал немного робким, и Рюноске захотелось треснуть его по голове снова. Но вместо этого он его погладил. — Терпимо. Но тебе бы не помешало себя хотя бы чуть-чуть сдерживать. Ты слишком яростный. — Ты прав… Я теряю весь самоконтроль, когда ты рядом, — Накаджима виновато выдохнул, прикрыв глаза. — Это моя вина. — Начнешь ныть из-за этого — я выкину тебя из дома. — Но ведь ты первый начал жаловаться! — Заткнись. Ацуши вздохнул снова, на этот раз возмущённо, но заткнулся. А затем его сердце будто перевернулось — Рюноске неожиданно мимолетно улыбнулся, и эта редкая эфемерная улыбка оказалась почти что ударом под дых. Сдерживаться стало сложно снова.