Последняя капля для Мег

— Мег, твой выход через десять минут! — Да знаю я, не напоминай, — раздражённо бросила Мег, торопливо нанося макияж. Мама постарела, но оставалась все тем же распорядителем театра — только на сей раз другого. Мег казалось, что ее по-прежнему считают маленькой девочкой, и злилась. Солирующих партий в Mister Y's Phantasma видимо было недостаточно для того, чтобы мадам Жири видела перед собой взрослую дочь, не говоря уже о хозяине театра. Призрак не замечал ее — Мег была просто водевильной певицей и танцовщицей с нехитрым легкомысленным репертуаром. Она радовала публику, публика несла деньги. Маэстро никогда не относился к ней серьезно, и никогда не будет в будущем. Его сердце и разум до сих пор заняты Кристиной, она безраздельно владеет им даже спустя десять лет. После инцидента в опере мадам Жири последовала за Призраком и помогла ему организовать побег в Америку, и Мег отправилась с ними, бросив балет. Она не заметила, как с годами тоска по лучшей подруге сменилась злостью и обидой — чем глубже прорастали чувства к Эрику, тем сильнее была злость. *** До выхода пять минут. Последние штрихи — убрать выбившуюся из прически прядь, поправить помаду, добавить румян. Отражение в зеркале лишь отдаленно напоминало ту веселую и восторженную Мег, которая сутками практиковалась и мечтала солировать в балетной труппе Opera Populare. Она ненавидит Эрика с той же невероятной силой, что и любит его. Пора выходить на сцену, ослепительно улыбаться публике и петь. Может быть, он останется довольным. Останется, конечно останется — как и всегда. Не более того. Она может петь, но никогда в жизни он не сравнит ее с Кристиной и ее голосом. *** Несравненная Кристина. Лучшая подруга. Бывшая лучшая подруга. Когда-то они вместе, полные радостного предвкушения от очередного спектакля, надевали воздушные балетные пачки в гримёрной парижской оперы, освещенной десятками свечей в золоченых канделябрах. Кристина приехала в Нью-Йорк. Юная балерина внутри Мег рвалась встретить и обнять подругу детства, но ее голос был слишком слаб. Вся сущность Мег протестовала в отчаянии. Она отдала бы все за то, чтобы Кристина со своим проклятым чарующим голосом села на корабль и уплыла обратно в Париж, чтобы больше никогда не появляться в их жизни. Эрик одержим, влюблен в женщину, которая в страхе отвергла ее, и он не замечает ту, которая всегда рядом, достаточно протянуть руку — и она пойдет за ним. Но Эрик не протягивал руки. Вместо этого он пригласил Кристину выступить на его сцене. *** Петь на открытии очередного концерта перед выступлением Кристины — унижение, которое невозможно вынести. Кристина будет звездой, главным событием этого концерта. Публика ждёт ее, затаив дыхание, ее песня станет бриллиантом сегодняшнего вечера, а Мег… Разогрев для публики. Красочная картинка для привлечения внимания. Побочный эффект выступления Кристины. Для Призрака она — не более, чем очередная актриса из его обширной труппы. *** Она подслушала разговор за сценой. Невозможно, немыслимо. Густав… Похоже, история в опере закончилась для Эрика и Кристины несколько позже, чем ей казалось, и думать об этом было сродни сумасшествию. Если Кристина споёт, она воссоединится с Эриком. Густав останется с ними. Ей придется быть простой актрисой в их владениях, и ей придется уйти. Остаться она не сможет. *** Кристина поет — божественно, безупречно, и Мег никогда не думала, что пение может вызывать столько боли. Она импульсивно хватает Густава, который ждёт мать за сценой, и бежит, бежит, сама не зная, куда. Ребенок не успевает. — Мадам Жири, я не могу так быстро бежать, куда мы идём? Она не отвечает, потому что сама не знает, куда идёт и зачем ведёт ребенка за собой. Струи дождя хлещут по скользкому мосту. — Мадам, я не умею плавать, — в панике кричит Густав. — Давайте вернёмся? Мег бежит по мосту сквозь пелену сумасшествия. У нее в кармане револьвер, который ждал своего часа в ящике гримёрной — она сама не знала, зачем, и видимо настал тот самый час. Она не собиралась направлять его на кого-либо из них, но тяжесть оружия в кармане необъяснимо успокаивала. *** Ливень застилает глаза. — Ты чувствуешь себя преданной, обманутой, ненужной, использованной… Она стоит под дождем и плачет, схватив за руку перепуганного Густава. Наконец у нее есть шанс привлечь его внимание — в последний раз. Эрик осторожно подбирается ближе. — Ты в отчаянии, Мег, отпусти его. Отпусти. Тебе больно. Отдай мне оружие вместе со своей болью. Дай мне шанс увидеть тебя чистой и настоящей, прямо сейчас. Нет. Вспышками мелькают мысли — отпустить руку Густава? Застрелить Эрика за всю боль, которую он ей причинил своим равнодушием? Она поднимает пистолет и прикасается дулом к виску. Закончить все это прямо сейчас. Она проиграла. — Красота иного, красота изнанки, Мег. Отдай мне пистолет. Кристина… Мег взрывается отчаянием и ненавистью. Кристина, Кристина, всегда только Кристина! Сквозь слезы она импульсивно вскидывает руку, запоздало слышит оглушительный выстрел. Пара мгновений, чтобы понять, что она нажала на курок. Ещё пара мгновений, чтобы отпустить руку ребенка, который бросается с криками вперёд. Мег с ужасом понимает, что все забыли о ней — даже сейчас, в ее чудовищном отчаянном преступлении. Кристина в объятиях плачущего Эрика, Густав обнимает своего настоящего отца, Рауль медленно разворачивается, покидая мост… Мадам Жири нигде не видно, Мег в панике оглядывается. «Мама, мама, хотя бы ты сейчас не оставляй меня», — мысленно кричит она, но в ответ слышит только шум дождя и приглушённые крики. *** Призрак ни разу не заговорил с ней более. Он проходил мимо так, будто она была пустым местом, невидимкой, тенью, которой никогда не существовало. Если бы он в ярости убил её, было бы легче, но он оставил ее жить с тем, что она сотворила. Она просто исчезла, стала живым трупом в театре. Мертвые не испытывают боль, и она почти перестала ее чувствовать — недоставало лишь пары штрихов для того, чтобы картина была дописана. Занавес закрылся. Мост в утренней дымке окутан тишиной. Гладкая и неподвижная, словно стекло, поверхность воды. Тяжёлая зеленоватая тишина смыкается над ее головой. Больше никакой боли. *** Мадам Жири в черном дорожном платье сидела на перроне вокзала Гранд и ждала поезда. Никто не гнал ее из театра, но она решила уйти вслед за Мег — не из жизни, нет. Но настало время уйти из мира Призрака, которому она посвятила слишком большую часть своей жизни. Она не смогла вовремя заметить, как ее маленькая дочь, как веселая и беззаботная Мег стала такой, и теперь все, чего она хотела — это покинуть Нью-Йорк. *** — Отец, не надевай больше свою маску, — попросил Густав, стоя подле Эрика на балконе театра. — Я постараюсь, — кивнул тот. — Постараюсь.