Преданные

Песня Billie Eilish "Lovely"

      Было уже давно заполночь, когда Лео пробрался в бункер. Мысли мошкарой разлетелись в сознании, сменяя друг друга с поразительной скоростью. Не успевал Лео зацепиться за одну, на её место тут же вставала другая. Всё это тяготило юношу, что сказалось на состоянии здоровья. Вальдес заметно исхудал. Во время разговора мог случайно заснуть. Лицо стало бледнее, а глаза смотрели будто сквозь. Его поддерживали только энергетики в огромных количествах и огромная тяга занять себя каким-нибудь делом.       Раздраженный и уставший физически, но полный сил морально он вышел из домика и почти интуитивно добрел до бункера.       В последнее время только там он чувствовал себя на своём месте. Тишина помещения никак не тяготила, а наоборот обволакивала, дарила ощущение покоя и умиротворения. Здесь не было его кошмаров. Здесь он не видел самые ужасные моменты своей жизни: со смерти мамы и до падения друга в буквальном смысле в ад. Здесь до рассвета не душили страхи, а после он мог забвенно отдаться воле Морфея.       Лео уперся руками о деревянный стол и стал рассматривать чертежи для нового проекта.       Как полукровка он усвоил, что без должной защиты в обычном мире не выживешь. Но о какой безопасности может идти речь, если люди так и шарахались при виде меча? На эту мысль его подтолкнул Анаклузмос Перси. Ведь по теории, если снабдить каждого жителя лагеря подобным замысловатым оружием, то вопрос безопасности хоть и частично, но решался.       Правда, Лео хотел создать нечто свое, а не обычную копию меча-ручки.       Достаточно обкусав конец карандаша, он чиркнул им по схеме и убрал лишний пункт. А рядом дописал напоминание: «Одолжить у Джексона меч». Мысли, мешавшие спать, по ходу работы потихоньку разбирались по полкам. Зная себя, Лео мысленно подсчитал, через сколько уснёт прямо за столом. Ужасная привычка, из-за которой он выглядел, мягко говоря, никак.       Со стороны входа послышался шорох, на что Лео тотчас среагировал. Зачем кому-то приходить в бункер так поздно?        Но вопрос отпал сам собой, когда Вальдес увидел на пороге Аннабет.       На секунду воцарилась абсолютная тишина, — или так показалось только сыну Гефеста— пока карандаш из его рук не выпал. Тихое соприкосновение предмета со столом измотанному организму было сродни удару по огромной колокольне, и Лео слабо дёрнулся.       — Не мешаю? — начала Чейз, плотнее укутавшись в висевшее на плечах одеяло.       — Нет. Нет, конечно нет. — скороговоркой произнёс Лео, вернувшись в реальность. Или все же сон? В последний раз Аннабет ступала порог бункера ещё во времена постройки Арго II. С тех пор он видел лишь отголосок её присутствия в тех схемах, что они чертили вдвоём, и прочих вещах, созданных благодаря совместной работе.       И вот теперь она стоит прямо перед ним, улыбается уголком рта, но смотрит как-то страдальчески. Лео часто видел этот взгляд, чтоб перепутать.       — Над чем работаешь? — возобновила диалог Чейз, подходя к столу.       — Да так. Идея одна есть. Думаю воплотить её, — в непринуждённой манере ответил сын Гефеста, нервно пройдясь пятерней по кудрям.       Серые глаза пристально осматривали чертежи, а светлые локоны прикрыли часть лица, словно напрашивались, чтобы их заправили за ухо. Вальдес отошел, делая вид, что собирает инструменты. На самом же деле он боролся с желанием коснуться солнечных прядей.       Тишина сиропом пробивалась в лёгкие, заставляя задержать дыхание. Пришлось зажечь дрова в печи, чтоб их тресканье разбавило обстановку. Лео заметил, что начинает чувствовать себя неловко и удивился: раньше такого не было. Да они никогда даже не оглашали свои встречи. Аннабет просто появлялась на пороге по вечерам, а он, принимая её визиты за нечто само собой разумеющееся, продолжал работать. Сейчас же все было так странно, но в тоже время так  естественно. Как после амнезии. Вроде забыл все, но организм то помнит. И Лео помнил, как сидел с ней плечом к плечу перед печью. Говорил о чем только не лень, а порой нёс абсолютный бред. Но и всей этой фантасмагории Аннабет умудрялась  придать смысл. Взаимодополняющие детали. Вот и все.       — Неплохая идея, — произнесла Чейз, продолжая изучая чертежи. — Только я бы не стала добавлять примеси других металлов. — она слабо сморщила нос, будто вспомнив о чем-то.       — Но так будет практичней.       — Смотря кому. Откуда знать, как обычный металл будет реагировать. Это же не небесная бронза.       — Ты ж знаешь, что я все равно поступлю по-своему, — усмехнулся Лео, поймав её взгляд.       Аннабет широко распахнула глаза, удивившись словам друга. Раньше Лео охотно принимал её поправки, даже если до этого они спорили часами. А сейчас он  лишь пытался  спрятаться от глупой неловкости, что грозилась вцепиться в глотку.        Освещение в данный момент было идеальным. Свет от настольной лампы покрывал лицо Аннабет, позволяя Вальдесу разглядеть каждую черту. Даже мельчайшие голубые звёздочки в крупных глазах. На самом деле этот голубоватый отлив у самых зрачков не так уж явно выделялся. Только при тщательном рассматривании и хорошем освещении. Лео до одури нравилось, что глаза Чейз не чисто серые, как у других из домика Афины. Это делало её не такой как они, выделяло  из массы заурядных чад богини мудрости. Хотя Вальдесу больше нравилась версия, что эта незначительная деталь делала Аннабет скорее не такой уж идеальной, как любят думать другие, как бы доказывая, что  совершенства просто не существует. Что невероятная Аннабет Чейз обычный человек, у которого есть чувства.       — Ты как-то неприлично долго пялишься, — ворвался в омут мыслей отрезвляющий голос.       Лео смущенно отвёл взгляд, молясь, чтобы ничего вокруг не загорелось.       Огонь в печи уже буйствовал оранжевато-красными и синими красками, заполняя собой  пространство железной тюрьмы.       Аннабет села на пол перед источником тепла, позволяя мелким искоркам тянуться к тонким пальчикам. Поддавшись некоему сентиментальному порыву, сын Гефеста присел рядом. Совсем как в старые времена.       — Почему ты пришла? — наконец задал главный вопрос Лео.       Девушка прикусила нижнюю губу, будто боясь взболтнуть лишнего.       Тяжкий вздох. А ним тихое «я не знаю»       Слишком просто.       — Сладкая ложь? — слабая улыбка затронула лицо Чейз от его слов.       Сладкая ложь с горькой правдой. Так называлась игра, которую они придумали как-то раз. Суть в том, что чаще всего выбиралась сладкая ложь. У кого-то из них могло быть плохое настроение, или какие-то мысли, которые хотелось бы скрыть. Что-то, что не позволяло быть честным ни с другом, ни с самим собой. И «сладкая ложь» служила напоминанием, что лучше пусть будет горькая правда, чем попытка сбежать от неё, замкнувшись в себе.       — Сладкая ложь, — ровно повторила Аннабет, не отрывая взгляда от огня.       — Дай угадаю, кошмары?       Дочь Афины печально улыбнулась, бросая взгляд с сторону. Как всегда не хотела признавать, что ей нужна помощь. Как всегда упрямствовала даже после разоблачения. Как всегда она слишком Аннабет Чейз.       — Анни, — Лео рефлекторно накрыл её руку своей. — Что было в Тартаре?       Воцарилась тишина. Аннабет облизнула потрескавшиеся губы и плотнее укуталась в одеяло. Внутри клокотало дикое желание высказать тревоги сердца, что причиняло боль, будто на его месте в груди слепили кусок стекла. Хотелось выбраться из омута мыслей и переживаний, даже если на это ушли бы сотни лет. Но гордость и привычка решать все самой алой нитью зашивали рот, не позволяя вымолвить ни слова. Аннабет думала, что теперь, когда все проблемы позади, и Перси снова рядом с ней, она  нашла выход. Только вот раздирающие душу мысли и воспоминания вторили, что никогда не исчезнут, и дочери Афины придётся остаться с ними.       — Не важно.       — Нет, важно! — Резче, чем предполагал, воскликнул Вальдес. — Иначе бы ты не пришла.       На подобный выпад лицо девушки приобрело хмурый вид.       — Не важно, что было в Тартаре, Лео. Тебе все равно не понять.       Вальдес сморгнул. Тёмные глаза недоуменно уставились на девушку. Слова девушки показались Лео каким-то дикими. Его Анни никогда бы стала говорить подобное, к тому же прекрасно зная, через что он сам прошёл. Его Анни… А его ли? После смерти Геи их реальность изменилась. Рассыпалась осколками одиночества.       — Ты издеваешься надо мной? — схватив Чейз за плечи, он развернул её лицом к себе. — Аннабет, тебя не было тут уже несколько месяцев. Месяцев, черт возьми! И сегодня ты приходишь как ни в чем ни бывало, а на все мои попытки хоть как-то помочь  заявляешь, что я не понимаю?! Думаешь, раз я не был там, то не понимаю, что такое чувствовать страх? Я каждую ночь вижу смерть матери, Аннабет. Её кровь на собственных руках! Каждый раз я вижу все свои ошибки. Каждый раз я переживаю твоё падение. Снова и снова! — На одном дыхании выпалил юноша и продолжил бы, если бы кончик носа не вспыхнул. Нервно смахнув пламя и чувствуя как щеки алеют, сын Гефеста смущённо отвёл взгляд с мыслями, что взболтнул лишнего.       — Ты раньше не говорил об этом, — виновато произнесла дочь Афины.       Вальдес встал и направился к столу. Тонкие пальцы судорожно дергали пуговицу на рубашке.       — Это не важно. — В голосе обида.       Позади послышался шорох, а через мгновение вокруг талии обвились девичьи руки. Тело юноши напряглось от подобного действия. Он чувствовал чужую голову на плечах. Тихий шепот, который, казалось, проникал сквозь рубашку. Тепло. Так непривычно и в то же время так правильно.       Не отдавая себе отчёта, Лео накрыл ладонь Аннабет своей, вычерчивая пальцами разные вычурные узоры. Тонкие губы тихо  выдохнули «Анни».       Аннабет не знала, что делать. Кажется, что она вот-вот упустит нечто важное. Интонация, с которой сын Гефеста произнёс её имя, отозвалась в душе дрожью, отчего она сильнее прижалась к Вальдесу. Как тогда на корабле, когда мысли, что юноша исчезнет, стали невыносимы. Аннабет Чейз не знала, что делать. Какие слова подобрать. Несколько месяц она убегала от самой себя, утверждая, что справится, что для неё нет невозможного. Что никто не нужен ей кроме Перси, который не меньше неё затерялся в собственных кошмарах и не желал признаваться. Обычно общая проблема должна помочь справиться, пережить ужасные моменты жизни, ведь от осознания, что тебя могут понять, становится чуть легче. Но в итоге они лишь засыпали в обнимку с мыслью, что всё нормально, ведь они рядом, позже посредством кошмаров один из них просыпался и приходилось смотреть в полные ужаса глаза, прекрасно зная, что-то же самое отражается на твоём лице. Они оба выглядели измученными и являлись живым воспоминанием всего, что случилось в Тартаре. Смотря на Перси, Аннабет все чаще стало казаться, будто её вновь окружали воды Кокитоса, чья печаль наполняла лёгкие, а кожу саднило от одного лишь раскалённого воздуха. Чем больше они успокаивали друг друга в ночной тишине, тем больше вшивали эти события в кожу чёрной нитью. Думали, что идут дальше, продолжают жить, а на самом деле лишь падали назад. Боролись со страхами бок о бок, в то время как надо было разделиться. И в этой битве она забыла о человеке, который мог помочь ей. Продолжая обнимать юношу, дочь Афины стала медленно покачиваться, словно убаюкивая. Тихо шептала что-то в плечо и шею Лео. То ли извинения, то ли правду. Вдыхала запах гари и масла. Позволяла себе вспомнить умиротворение, что грело её долгие ночи в компании друга.       Они оба устали. Устали от сложности этого мира. Хотелось уйти от времени, отдаться вечности и стоять так. Разве это не прекрасно — делить тишину с кем-то? Они всегда искали место, где можно спрятаться. Но оказалось, что это не точка в пространстве, а человек.