Маленькие чёрные субмарины

Слэш
PG-13
Завершён
30
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
7 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
30 Нравится 7 Отзывы 4 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
Когда Антон раздвигает плотные, колючие, ранящие листья разросшихся диких кустарников – тёмно-зелёных, с проступающими крепкими жилками, что наверняка крепче его собственных –он окунается в прохладный воздух и кристально чистую тишину, не гнетущую, как это бывает в последнее время, а спокойную, умиротворяющую, усыпляющую, дарящую покой и успокоение. -Ты опоздал, - говорит ему Влад настолько тихо, что будь у Антона слух чуть похуже, не был бы столь идеален и тонок, он бы ничего не разобрал из этой гаммы низких, рокочущих тембров, ласкающих слух своим звучанием. Когда они только познакомились – а было это в сквере недалеко от парка Вильмонт – стояла невыносимая, адская, удушающая жара. От давления, оказываемого Солнцем, Луной, приливами и прочими всевозможными метеорологическими заскоками было не просто сложно слышать свои мысли, дышать и прятаться от прохожих, было почти невозможно существовать в этом плотном, раскалённом воздухе, поэтому ничего не оставалось, кроме как опуститься на лавочку под раскидистым широким кедром, вздыхая запах зелени и раскалённого асфальта. Если бы у Антона были деньги, то он с удовольствием бы купил себе стаканчик мороженного – холодного, ванильного, с тонкой шоколадной крошкой, политого карамелью. И, возможно, жизнь бы стала чуть лучше, чуть легче, чуть идеальнее. Жаль, что у Антона нет денег. -Знаете, в детстве, вот в такие ужасно знойные дни, я всё своё свободное время проводил на озере. Оно было небольшое, но глубокое, прохладное, подводные течения подпитывали его, давая мне успокоение. Это было чудесное время, - улыбаясь, говорит мне мужчина с копной смоляных вьющихся волос, - мороженного не хотите? Краем сознания Антон вспоминает, что когда он садился, никого и ничего на скамейке не было, если не считать шелуху от семечек, которую он смёл рукой прежде, чем сесть. Странно, что вечно подозрительный ко всему окружающему Антон не заметил, как к нему подсел высокий, аскетичный и крайне подозрительный юноша, предлагающий мороженное и рассказывающий о своём детстве. Странно, что он ходит в тёмном, строгом пиджаке и тёмно-синей рубашке, когда температура превышает двадцать восемь градусов. -Не откажусь. Но что ещё более странно, так это то, что Антон соглашается. Сейчас же, через год после их знакомства, когда на дворе прохладная ночь и сверчки выводят свои тонкие ненавязчивые трели, а мгновение, как говорил Фауст, готово длиться вечность, в такт размеренных волн, создаваемых рыбами в морской глубине тёмно-синего, почти аквамаринового, озера, они постоянно рассказывают о своём прошлом, что-то придумывая, что-то приукрашивая, но никогда ничего не скрывая. В детстве Антон каждое лето проводил в деревне у бабушки. Забираясь по ночам на старый, пыльный, полусгнивший чердак, он ложился на матрас в самом углу у окна, поджимал к себе колени и сидел так до самого утра, слушая, как что-то стучит по крыше, стенам, половицам. Это был не обычный стук, который бывает от дождя, ливня, града. Складывалось ощущение, будто стая птиц, затерявшаяся на воле, рвётся в дом, царапая своими коготками деревянную поверхность покрытия, долбясь затупленными клювами в двери. Иногда, когда он находился в полудрёме, ему мерещилось, что на другом конце чердака стоит черноволосый тощий мальчик, пристально смотрящий на него. В его руках находился разорванный старый мишка, которого он с едва ли не с отчаянием прижимал к себе, пряча лицо в искусственном мехе. Антон спрашивал его, подзывал, но тот лишь ещё больше пугался звука его голоса, испуганно вздрагивая, и отступая в темноту, растворяясь в ней, когда Тони хотел подходил к нему. Но всё равно, неизменно, каждую ночь тот стоял подле него и смотрел блеклыми, почти стеклянными глазами на него под звуки рвущихся птиц. -Когда я был маленьким, у меня был брат,- начинает Влад, идя к озеру. У него замечательная походка, лёгкая, летящая - вы никогда не услышите его шагов, даже когда он подойдёт к вам и будет дышать вам в спину. Впрочем, даже дыхания его вы не почувствуете, словно его и вовсе нет, - я его терпеть не мог, он был во всё лучше меня: красивее, выше, умнее. Я отвечал сарказмом на каждое его слово, колол фразами и обижал сплетнями, но он всё равно любил меня, заботился, оберегал, а теперь, порой, мне ужасно стыдно за свои поступки и, если бы я мог, то непременно извинился перед ним. Иногда Антону кажется, что за Владом неизменно ходит две смутные, размытые тени, постоянно что-то нашепчивающие, поющие, стонущие... И ему снова вспоминаются те тоскливые ночи в деревне с океаном рвущихся птиц. -Хотя нет, вру, даже если бы весь мир рухнул я ни за что не признаю своих ошибок перед этим самодовольным наглецом, что в детстве по ночам таскал печенье с кухни. Не удивлюсь, если сейчас, смотря в зеркало, он бы проклинал эти ночи! - тут же противоречит Влад сам себе, но в его голосе на секунду проскальзывает нечто странное, горькое, едва уловимое чувство, которое Антон не успевает распознать. Сейчас довольно редко встретишь человека, который не погружён в себя, в свои проблемы. Ходящих по замкнутому кругу своего самолюбия, стремящихся не выслушать, а выговориться, нагрузить других своими пустыми проблемами, глупыми размышлениями, пустыми и никогда не осуществившимися надеждами. Таких, как Влад – единицы, но иногда его влюблённость в самого себя берёт своё, поэтому, увлекаясь, он порой забывался в своих детских мечтах, уносясь сознанием в совсем раннее, юные, невинные времена, когда каждый новый день был словно приключение, когда мир кончался за поворотом улицы, каждый человек был новым открытием - неизведанным, загадочным и непременно дружелюбным. -В детстве я мечтал стать пиратом, - говорит Влад, резко перескакивая с одной темы на другую, оборачиваясь и выкидывая руку в сторону Антона, как будто рапиру, - у меня была своя команда, моим кораблём была моя кровать, моими подчинёнными были мои игрушки, а капитаном, естественно, был я. Они никогда не говорят о настоящем или будущем, не следуют советам новомодных психологов смотреть только вперёд и жить настоящим. Антон может иногда забыться и начать рассуждать о насущном, но, в такие моменты, Влад перестаёт с ним разговаривать до тех пор, пока Тони не вспомнит об их негласном уговоре и не замолчит. Они – люди прошлого, ищущие пристанище друг в друге. Любители обсуждать моменты истории, горячо спорить о мотиве тех или иных людей, умерших сотни лет назад. Размышляют, что бы могло выйти, если бы Влад смог стать пиратом, а Антон его правой рукой. И можете поверить, в такие моменты глаза обоих полны искреннего счастья и радости, когда они рассказывают друг другу, какие истории могли бы приключиться с ними. -Мы бы бороздили океаны, Тони, в морской шторм, мы бы потягивали бутылку рома, рассказывая друг другу легенды о морском Дьяволе! Когда Тони впервые представил родителям Влада – они замерли, словно актёры в абстрактном театре, застыли, словно статуи, перекрестились, хотя никогда не были набожными людьми, а потом рассмеялись каким-то странным, нервным смехом. -Больше так не шути, Тони, - смеясь пригрозила мать, всё ещё бросая на него подозрительные взгляды. -Я никогда не шучу, - напомнил Антон ей не понимая, что происходит. Он и раньше представлял им своих друзей и любовников, и многие из них были намного эксцентричнее долговязого задумчивого Влада, что стоит за его спиной, и легонько, словно случайно, слегка касается рукой его позвоночника, но, однако, никогда ещё его мать так не бледнела. Она работала музыкантом в местном симфоническом оркестре, поэтому в любой ситуации она вела себя подобно своему инструменту – виолончели – с игривым достоинством, не переходя на выяснения, с лёгкостью выходила из любых трудностей, но сейчас, смотря на неё – худую, тёмно-русую, с удивлёнными глазами и смертельно бледную, Антону захотелось подбежать к ней, обнять и объяснить, что то, что она наверняка надумала про Влада - всего лишь враки её воображения в следствии переутомления. Антон бы ни стал дружить с плохими людьми. Антон бы ни стал огорчать мать. Антон бы ни стал… -Доверие похоже на красивую стеклянную фигуру, бережно огранённую, хранимую на гладкой чистой поверхности, бережно оберегаемую и бесконечно любимую. Но когда по огранке вдруг проходит трещина, процесс становится необратимым,- как-то сказал дед Антона чиня разбитую гравюру, что была найдена на чердаке. -Я хотел захватывать корабли, сражаться, искать сокровища и похищать прекрасных людей, - улыбаясь, рассказывает Влад, когда я отражаю его “атаку” и мы в шутку начинаем бой. Влад очень красив, черноволос и аскетичен. Когда они идут рядом и разговаривая, прохожие бросают на них удивлённые взгляды, ведь невысокий рыжеволосый Антон создаёт очень сильный контраст между ними. -Дорогой, мы записали тебя к психологу, - говорит мама Антона, неловко теребя край своего шерстяного свитера с забавным рисунком, изображающих бегущих оленей. Именно он приковывает взгляд её сына, поэтому он сначала долго смотрит, пытаясь понять, куда же бегут эти рогатые существа, в итоге, приходит к выводу, что они бегут по кругу. -Зачем? – устало и тихо спрашивает Тони, совершенно ничего не понимая, с чего это ему понадобился доктор. В последнее время он стал абсолютно глух ко всему происходящему во внешнем мире, спрятался, словно черепаха, в своей апатии, из которой вытащить мог только его новый друг. -Дорогой… - вместо ответа начинает шептать женщина, бросаясь ему на шею, начиная плакать. Наверное, думает Антон, ощущая как промокает футболка от слёз, это впервые, когда его мама заплакала. Наверное, именно из-за этого Тони согласился ходить к тому пижону в дешёвом костюме и липовой лицензии. Наверное, именно из-за этого он попытался следовать его советам, хотя в тайне относился к ним весьма скептически. Когда стеклянная фигура падает - разбиваясь надвое, а может от неё просто откалывается несколько крохотных осколков - такое починить легко. Несколько мазков клея, и все, что останется напоминанием – тончайшая трещина на блестящей поверхности. Прежней фигуре уже не стать никогда, но это и не важно, оно снова цело, насколько это возможно. -Да ладно, это будет весело, - говорил Влад, сидя на диване рядом с ним, вытянув свои длинные ноги в безупречно выглаженных брюках, когда психолог, ранее представившимся Дмитрием, начал рассказывать о причинах возникновения подобной ситуации, - самообразование и всё-такое. Влад никогда не меняет костюма. Создавалось впечатление, что он родился, взрослел, созревал, а в будущем даже и умрёт, никогда не разлучённый со строгим пиджаком марки Вествуд. -У вас бывают нарушения сна? – словно из тумана доносится голос психолога, - в болезненном состоянии сны отличаются часто необыкновенною выпуклостью, яркостью и чрезвычайным сходством с действительностью. Слагается иногда картина чудовищная, но обстановка и весь процесс всего представления бывают при этом до того вероятны и с такими тонкими, неожиданными, но художественно соответствующими всей полноте картины подробностями, что их и не выдумать наяву этому же самому сновидцу, будь он такой же художник, как Пушкин или Тургенев. Такие сны, болезненные сны, всегда долго помнятся и производят сильное впечатление на расстроенный и уже возбуждённый организм человека. -Берёте отрывки из Достоевского, - спрашивает Влад моим голосом, при этом умудряясь поигрывать со старомодным воротничком у своей шеи: то вертя его, то закручивая, а порой и вовсе впиваясь крепкими, коротко остриженными ногтями в саму ткань. -У вас хорошая память, но вы ещё не ответили на мой вопрос. В последнее время Антону постоянно снятся сюжеты книг – начиная от произведений древней Греции со своими мифами, легендами и зловещими приданиями, заканчивая современной прозой. Иногда, переплетаясь, они погружали Антона под неподъёмные пласты абсурда, заставляя тонуть в переплетение не прожитых судеб, заставляя задыхаться в недописанных романах. Он мог ехать домой по заметённой снегом дороге, с включённым на всё мощность обогревателем и не утихающим радио. Иногда, во сне, он звонил туда, и говорил: -Здравствуйте, это радио Микро-FM. Какую музыку вы хотите послушать в этот чудесный день? – спрашивал голос в трубке не обращая никакого внимания на – 32 за окном и холодные глыбы льда под колёсами, из-за чего создавалось впечатление, что машина не едет, а как бы скользит по дороге. -Здравствуйте, меня зовут Тони, я пират. -Вы не можете быть пиратом. -Почему? -Их теперь не существует. -То есть вы смеете утверждать, что говорите с пустотой? -Нет… -Так кто же я? -Дорогой человек, вы можете быть кем угодно, если захотите. Пожалуйста, закажите песню и ищите себя в одиночестве. Странно, думал Антон, даже в своих снах люди поражают своим хамством и безразличием. Даже собственное сознание считает его ничтожным, маленьким, незаметным. Словно он - маленький муравей, незаметно копающийся в своих веточках, листочках. Весь перемазанный в земле он снова возвращается к своей незримой королеве. Неужели он даже в собственном сне не заслужил капли уважения? -Каждый обладает уникальностью и красотой снежинки, - говорит Дмитрий. Однажды, после очередной ссоры с родителями, когда Антон пришёл и высказал всё, что он думает по поводу психотерапевта, очередной истерики матери, очередных усталых вздохов отца, Тони пошёл на ярмарку, проходившую недалеко от центра города; цветные, яркие, зазывающие плакаты, множество разнообразных конфет, даже от взгляда на которые начинал болеть живот, а во рту появлялось приторное, чуть горьковатое, вяжущее чувство, не остановили его. Радостные голоса и лица, окружающие его, ничуть не волновали. Одетый во всё цветное клоун на ходулях, словно ожившая венецианская кукла в сотни раз увеличенная в размерах, на пару минут он заинтересовал Антона: с опаской, переставляя длинные деревянные ноги, размахивая широкими, под три метра рукавами, с застывшей печальной маской на лице он тянул ко всем руки, пытаясь обнять, но люди лишь убегали, словно маленькие насекомые, во все стороны от этого разноцветного безумца. Почему то именно он, а не кто-то другой, заставил Тони подойти к нему поближе. -Простите, можно сфотографироваться? – сказал Антон, отдавая телефон в руки управляющего, что как хозяин следил за всем происходящим на площадке. -Пожалуйста, - радостно сообщает он, улыбаясь длинными тонкими губами, щуря узкие тёмные глаза, внимательно наблюдая за ним, заставляя поёжиться под этим острым, колким, изучающим взглядом. Антон подходит к длиннополому клоуну и тот нагибается над ним, расставляя широкие рукава вдоль него, слега приобнимая. -Улыбнитесь, - тихо просит Тони, обращаясь к клоуну. И он не улыбается. Когда тот узкоглазый управляющий отдаёт Антону телефон, на него смотрит невысокий рыжеволосый юноша с невероятно усталыми, измученными глазами, обнятый не менее печальным клоуном. Действительно, легче давать советы другим, чем пытаться следовать им самому. -Ох, - полной грудью выдыхает мужчина, когда Тони случайно врезается в него, - будьте внимательны, юноша. Когда он поворачивается к нему, Антон замирает, смотря высокого мужчину, представляющий из себя взрослую копию Влада, только волосы у него не чёрные, а каштановые, а на серьёзном лице россыпь веснушек -Вы, случайно, не старший брат Влада, - срывающиеся с языка Тони слова повисают в воздухе прежде, чем он успевает прикусить язык. В голове звучит голос психолога, внушающий ему, что нельзя говорить о Владе ни с кем, кроме него самого. Хотя, если слушать Дмитрия, пропуская мимо ушей бесконечный цитаты из книг, то он бесконечно призывает, чтобы все, в том числе Антон, говорили только с ним - и день, и ночь, и всю оставшуюся жизнь. Неизвестно, кому на самом деле из них двоих нужен психолог. -Кхм, да, - говорит мужчина, с интересом глядя на него, - вы, должно быть, его одноклассник? -Нет, друг, - разуверяет его наш герой, наблюдая, как взлетают вверх брови на лице его собеседника. -Надо же… Довольно странно, что я о вас раньше не слышал. -А я о вам много, Влад часто упоминает о вас, в частности о том, как вы в детстве таскали печенье с кухни, - смеётся Антон. -Упоминает? Вы, должно быть, хотели сказать “упоминал”. -Что, нет, он, как раз таки, в последнее время часто о вас говорит. -Молодой человек, мой брат умер восемь лет назад, - бледнеет мужчина, плотно поджимая губы и с подозрением смотря на Антона, из-за чего веснушки на его лице ещё больше выделяются, словно капли слабо заваренного кофе, случайно оказавшиеся на лице. Влад умело орудует своей левой рукой, словно рапирой, при этом правая рука у него строго за спиной, крепко прижата к телу. Его рубашка расстёгнута на половину, открывая взгляд на острые ключицы, об которые, внезапно думает Антон, можно порезаться : гладкие, чётко выступающие, фарфорово-белые. -Пошли покатаемся, - шепчет Влад своим тёплым, низким баритоном, от которого у Антона всегда пробегали мурашки по коже, - в кустах мальчишки оставили лодки. Авось, сегодня нам повезёт, мой милый друг, и именно сегодня мы отвоюем сокровище у морского дьявола! -К чему этот фарс, - фыркает Тони. -Ох, - картинно вздыхает Влад, откидывая голову и приобнимая Антона за плечи, - дай мне побыть ребёнком, хоть после… -После чего? -Да так, забудь, - смущённо улыбается Влад, пропуская Антона впереди себя, давая ему первым взобраться в лодку. Через некоторое время, когда лодка на достаточное расстояние отплыла от берега, Антон позволил себя откинуться на спину, удобно устроившись на краю лодки, слегка окуная пальцы в воду. Луна была необыкновенной в этой ночь. -Тони, - неуверенно окликнул его Влад, - ты же мой лучший друг? Тебе не бывает одиноко без меня? -Кхм, - протянул Антон, блаженно прикрывая глаза, подставляя тело под лунные лучи, - Мы видимся с тобой почти каждый день. Если бы я мог, если бы не было этого дурацкого психотерапевта и непонятного поведения родителей, то я бы проводил с тобой всё свободное время, но … Чтобы Влад не говорил, какими бы острыми фразами не оборонялся, прикрываясь иронией и сатирой, на самом деле он очень нуждается в любви и доверии. Когда во время их очередной прогулки Антон, подскользнувшись, падает с лестницы, разбивая руки, ноги в кровь, оставяя грязные разводы на асфальте, в неестественной позе лежа на земле, болезненно прижимая к себе раненные конечности, Влад смотрит на него и не двигается мгновение. Влад ничего не может дать ему кроме боли и разочарования, но, слыша как Тони зовёт его, он тут же оказывается подле него, успокаивающе держа за тонкую, израненную руку. Тони не успел ничего сказать, так как тени подле Влада - до этого разрозненные, мутные - вдруг слились в одну плотную, можно даже сказать осязаемую фигуру. Черные губы и черные пальцы впиваются в лицо Антона, тело, поглощающее свет, наваливается сверху, терзая, рассекая кожу, упиваясь его кровью и задушенными криками. Это больно, ужасающе больно сразу везде - внутри и снаружи, и от этого нет спасения. Тело Антона кромсают и рвут тонкие пальцы, темные волосы пропитываются его потом и кровью, безумные глаза горят надмирным слепым огнем, погружаю под толщи воды. -Мой брат утонул в озере В этот момент Антон ошарашено смотрит в тёмно-синие глаза Влада, всё глубже и глубже погружаясь на дно. Стекло бьется, разлетается миллион маленьких острых осколков. И, каким бы безупречным, прекрасным и дорогим не было то, что разбилось, все отчаянные попытки собрать воедино разлетевшиеся во все стороны обломки не дадут ничего. В лучшем случае получится безобразное, бесформенное нечто, состоящее из одних только незаживающих шрамов. А может, не выйдет и этого. Не стоит даже пытаться. -Дорогой, он всего лишь плод твоего воображения. Но разве может его воображение так сильно впиваться в него, смотреть с такой нежностью и страстью во взгляде. Нет. Осколки сметают в мусор. Сметают до того, как на них кто-то наткнется. До того, как они вопьются в босые ступни и застрянут в них острой крошкой, превращая порезы и царапины в воспаленные, болезненные раны, которые никогда полностью не затянутся. Виновные окинут взором стеклянное крошево, покачают головой, сожалея об утрате, и все уберут. И в какой-то момент покажется, что вовсе ничего и не случилось. -Если бы сейчас было средневековье, тебя с твоей шизофренией сожгли бы на костре, - как-то задумчиво говорит его доктор, нежно водя пальцами по его руке. -Извини, - читает он по губам Влада, по пузырькам, вылетающим у него изо рта. На следующий день Антон найдёт на своей кровати записку, написанную аккуратным, острым, калиграфическим почерком, явно принадлежавшему не ему. Никто не знает, кроме самих ребят, что было написано в ней, так как то, что было сожжено уже невозможно воскресить обратно. Спустя год, когда курс психотерапии закончится, когда родители будут радостно обнимать его со слезами на глаза - Тони обнимет их в ответ, тайно посматривая на своё отражение в зеркале, где Влад игриво подмигивает ему, заимствуя его голос и говоря: -Я рад, что я вернулся. Жаль, что разбившиеся вещи нельзя соединить вновь.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.