Goodbye man

— Я был твоим ровесником, когда мой отец умер. Я так и не успел сказать ему… — Это не прощание, пап. — Ты чертовски прав, это не прощание. Каждый раз, закрывая глаза, я вспоминаю наш с тобой разговор. Мы с тобой стояли возле трассы и, казалось бы, виделись в последний раз, но он не был последним. Тогда я это знал наверняка. Там посреди пустынной дороги было чертовски холодно и темно, а ещё я помню, что мне было страшно. Но ты был там, рядом со мной, и страх отступил. Тогда ты обнял меня, и в тех объятьях я снова почувствовал себя семилетним мальчишкой, который прибегал к своему отцу каждый раз, стоило мне разбить коленку, лазая по деревьям с Джагхедом и Бэтти, или упасть с велосипеда, гоняя на перегонки с Рэджи. Я всегда прибегал к тебе, и ты всегда находил слова утешения. Я знал, что в твоих руках мир безопасен, что с тобой мне ничто и никто не угрожает. Но я вырос и теперь уже я должен тебя защищать и оберегать. Но я так слаб. Папа, я такой слабый. Ранее я думал, что сила мужчины в действии, настоящий мужчина никогда не будет стоять в стороне и бездействовать. Но теперь я вспоминаю и другие твои слова. И то ощущение, что возникает у меня, когда я вспоминаю их, вызывает у меня чувства беспомощности и беззащитности. — Папа, нам пора действовать! Никто в этом городе не хочет бороться, они все чёртовы слабаки! — Сынок, своей войной ты ничего не изменишь. Ты ничего не исправишь. — Ну я хотя бы попытаюсь, кто-то же должен это сделать! — Знаешь, какая война самая эффективная? — Какая? — Та, что не началась. — Я тебя не понимаю. — Арчи, силён не тот воин, что идёт с пушками на перевес, а тот, кому удалось избежать конфликта, не доводя его до войны. — Ты считаешь, что в Ривердейле такой исход возможен? — Не знаю, возможен ли, но, сынок, вот, в чём я уверен наверняка. Пока наш город населяют такие парни, как мой сын и как его друзья: Бэтти Купер, Джагхед Джонс, Вероника Лодж — наш город точно не безнадёжен. Ты был прав, пап. Я могу избежать войны, могу наладить мосты. Но я мог всё это с тобой, а теперь, когда тебя не стало… Чёрт, мне нужно было быть серьёзнее, нужно было быть взрослее. Ты так много работал, так уставал. А я не обращал на это внимания. Ты столько всего перенёс за эти пару лет. И я доставлял тебе немало забот и хлопот. Вот твоё сердце и не выдержало. Мне нужно было быть более внимательным и более благодарным сыном. Но я думал обо всех, кроме тебя, кроме нашей семьи. Был чёртовым эгоистом. Какой же я идиот. Завтра твои похороны, а я не могу сомкнуть глаз. Они ужасно болят из-за слёз. Завтра буду похож на помойную панду. Вот уж мистер Лодж порадуется. Лицемерный ублюдок. Надо было пристрелить его в той больничной палате. Уже за полночь, нужно попробовать поспать хотя бы пару часов.

I said Good bye Man, I can't do this again. (1)

Тишина, а потом звонит будильник. Я открываю глаза, мою комнату окутывает яркий солнечный свет. Я встаю с кровати, потягиваюсь, причёсываю рукой волосы и встаю. Я не чувствую тяжести в сердце и боли на душе. Мне как-то неожиданно спокойно. Я натягиваю свои спортивные штаны и подхожу к окну. Странно, ложился я, кажется, в начале весны, а сейчас за окном разгар лета. На улице вовсю светит солнце и деревья такие сочно зелёные. Бэтти машет мне рукой из своего окна, я улыбаюсь ей и машу в ответ. Что за чертовщина тут происходит. Я беру со стула футболку и надеваю её. Надо во всём разобраться. Три месяца за одну ночь явно пролететь не могли. — Арчи, спускайся уже. Завтрак готов. Я слышу такой родной голос, он доносится с первого этажа. Без раздумий я пулей лечу на этот голос. — Пап? Я останавливаюсь возле лестницы на первом этаже и вижу его силуэт в тёплом солнечном свете. — Сынок, у тебя что-то случилось? Он говорит так размеренно, так… по-домашнему. Словно ничего и не происходило. — О, папа. Я так рад, что ты здесь. Я подхожу к нему и крепко сжимаю его в своих объятьях. Я вдыхаю запах его старого одеколона и просто стараюсь как можно дольше сохранить ощущение его тёплого тела. — Эй, парень, с тобой точно всё в порядке? Я чувствую его улыбку, просто не знаю как, но чувствую. Он хлопает меня по спине и неловко так отстраняется от меня. — Да-да, я в порядке, просто соскучился по тебе. — Сын, мы виделись с тобой перед сном. — Точно, но я же могу соскучится по своему отцу?! Так ведь? — Конечно. Садись давай, а то твой завтрак остынет. И придётся снова отдавать его этой прожорливой собаке. Мимо нас пробегает довольный Вегас, и папа наклоняется к нему, чтобы погладить его по лохматой голове. Мы садимся за стол и начинаем завтракать. Папа открывает газету и с серьёзным выражением лица что-то там вычитывает. Я стараюсь не спускать с него глаз, чтобы запомнить его таким… настоящим. Мне всё ещё не верится, что это всё взаправду. — Ну что такое? Папа закрывает газету и смотрит на меня, кажется, он меня поймал. — Ты о чём? — Арчи, ты весь завтрак глаз с меня не спускаешь. Вы с Джагом опять меня в чём-то подозреваете? — Что? Нет-нет, конечно нет. — Тогда что не так? — Просто… — Просто что? — Мне сон такой странный приснился. Ладно, забудь, это глупости. — Нет уж, будь любезен поделиться со своим стариком. — Я не хочу об этом говорить. — Опять кошмар? — Хуже. — Что может быть хуже кошмара? — … — Я в нём умер, не так ли? — Пап, это всего лишь сон. — И как? — Сердце… У тебя остановилось сердце. — Что ж, рано или поздно это должно было случиться, не правда ли? — О чём ты говоришь, пап, ты меня пугаешь. — Сын, люди умирают. — НО НЕ ТЫ. Я снова психанул, разозлился. Встал со своего стула, взял свою тарелку и с звонким звуком опустил её в раковину, а затем, как обиженный мальчик, побежал наверх в свою комнату. Я упал на кровать, уткнул лицо в подушку и начал громко плакать. — Слёзы — это не признак слабости. Слёзы — это признак того, что ты был сильным слишком долго. Я поворачиваюсь на голос отца и вижу, что комната уже в привычных серых тонах, а за окном стучит дождь, словно в знак поддержки и солидарности. Я лежу в той же одежде, что засыпал, а папа такой уставший, худой и с синяками под глазами стоит посреди моей комнаты такой серой, полупрозрачной тенью. Он смотрит так ласково, так по-отцовски терпеливо и смиренно. — Папа, не уходи. Я прошу тебя, не уходи. — О, Арчи, если бы я только мог. Я подхожу к нему, он протягивает ко мне свою тонкую полупрозрачную руку и прикасается ею к моей щеке, пытаясь утереть мои слёзы. Но рука не тяжелая, она как дуновение ветерка, легкая, невесомая. Её как бы и нет, но я ощущаю её на своей коже. Слёзы не останавливаются. — Как же я буду здесь без тебя? Кто теперь меня защитит? К кому мне обратиться за советом? — Малыш, теперь ты — мужчина и ты сам можешь постоять за себя, за маму и за своих друзей. И у тебя всё ещё есть ЭфПи. Он далеко не глупый парень, не глупее меня. — Ты никогда не был глупым. — Сын, я люблю тебя и я всегда буду рядом с тобой и твоей мамой. Теперь ты глава семьи, нужно соответствовать этому статусу. — Да, я обещаю тебе. Я буду. — И если тебе хочется поплакать, плачь. Не стоит этого стыдиться. Хорошо? — А что, если, начав, я уже никогда не смогу остановиться? — Это пройдёт. Не сразу, со временем. Скорбь никуда не денется, но боли станет меньше. И однажды ты сможешь вспоминать обо мне с улыбкой, а не со слезами. Это я тебе обещаю. — Правда? — Разве я тебя когда-нибудь обманывал? — Нет. — До скорого, сынок. И помни, что я люблю тебя. — Я тоже люблю тебя, папа. После нашего диалога он медленно растворился в моей комнате, исчезая, на его губах была улыбка. Я знаю, что это прощание не навсегда. Оно не продлится вечно. Но грусти от этого осознания меньше не стало. Я лёг обратно в кровать и закрыл глаза. Я не видел снов, лишь пустоту, но я чувствовал на языке вкус папиных блинчиков, а ещё чувствовал запах его старого одеколона, что так отчётливо въелся мне в память. Я плакал сквозь этот до боли родной и любимый запах. А блинчики больше никогда не войдут в мой рацион.

I said Goodbye Man, it seems the lines are drawn and I'm on the other side. (2)

На утро я проснулся, как и предполагалось, с видом помойной панды, о своём «видении» призрака моего отца я никому не рассказывал. Не хватало ещё самому в психушку попасть. Как ни странно, но Хирам Лодж всё же знает о чести и уважении. Он всю церемонию держался в стороне и так и не рискнул подойти к нам с мамой и высказать свои соболезнования. Я продолжал плакать, тихо, чтобы не привлекать к себе ещё большего внимания. Но мама… Она была убита горем, кажется, ещё чуть-чуть и сердце остановится и у неё. Но ЭфПи был рядом, он поддерживал её и успокаивал. А ещё мама Бэтти, миссис Купер. Она тоже от неё не отходила. — Эй, Арчи. — Да, мистер Джонс. — Ты как? В норме? Прости, странный вопрос в таких-то обстоятельствах. — Смерть моего папы — не обстоятельство! — Да, чёрт, пацан, прости. Просто. Я… Господи, чёрт бы побрал эти слёзы. Я не ожидал такой реакции от мистера Джонса. Он плакал. Нет. Кажется, у него была самая настоящая истерика. Он дышал с тяжелым надрывом, слёзы текли ручьём, а ещё руки так тряслись. — Я любил этого идиота. Чёрт, я так его любил. — Мистер Джонс, мне позвать Джага? — Нет, не надо. Арчи, я так сожалею. — Да, я тоже. Я тоже сожалею. — Парень, ты же знаешь, что это не твоя вина? Никто не мог предсказать такого. — Знаю, но легче мне от этого всё же не становится. — Арчи, твой отец был мне как брат. Даже больше, чем брат. Чёрт, я не знаю, как это описать. Он столько раз вытаскивал мою задницу из всякого дерьма, столько раз поручался за меня и заступался. А я был таким эгоистом. Я благодарен ему за всё больше, чем ты себе можешь представить. — Вы говорили ему об этом? — Я не успел. — В последний наш с ним разговор, мы поругались. — Арчи… — Нет. Мистер Джонс, я должен… Должен это сказать. — Ладно. — Я был в депрессии и не мог найти себя после возвращения в Ривердейл. Я пил… И в целом вёл себя как неблагодарный, глупый мальчишка. И я... Я так злился на себя и на него. Мы… Мы поругались, он хотел, чтобы я собрался с мыслями, привёл их в порядок. Я на эмоциях крикнул, что ненавижу его за то, что он поучает меня, а я ведь уже не ребёнок. — Иди сюда… Я говорил и говорил, из моего сердца вылетали все эти слова и воспоминания, почему-то сейчас вспоминалось всё самое плохое. Я не мог вспомнить ничего хорошего. Кажется, теперь истерика началась уже у меня. Мистер Джонс притянул меня к себе, и я уткнулся лицом ему в рубашку, продолжая плакать уже в его руках. — Для родителей дети всегда останутся детьми, сколько бы лет им ни было. Арчи, ты для моего сына, как Фред был для меня. Мы с тобой семья. И что бы тебе ни понадобилось, сынок, я здесь. Я всегда помогу тебе. — Спасибо, мистер Джонс. — Слёзы — это… — Признак того, что ты был сильным слишком долго, да, я знаю. — Твой отец любил это повторять в особо драматичные моменты. После мы простояли на могиле отца ещё несколько минут, я положил на неё цветы, и мы вместе пошли в дом Куперов на поминки. У них было больше места, и мама Бэтти любезно согласилась всё организовать. Ни я, ни мама, были не в состоянии обо всём этом думать, а миссис Купер хотела выдать дань уважения. Когда все друзья, родственники и коллеги по работе разошлись по своим домам, в дверь Куперов позвонили. — И кого там принесло в такой час. — Миссис Купер, я открою. — Спасибо, дорогой. Мы пока с твоей мамой отнесём посуду на кухню. Я подошёл к двери и посмотрел в глазок, на пороге стоял мистер Лодж. Я открыл дверь. Гнева и злости я больше не чувствовал, лишь усталость и пустоту. Так что открыть ему дверь не было проблемой. — Арчи, я знаю, скорее всего, ты хочешь меня видеть в самую последнюю очередь, но я не мог не высказать тебе своих соболезнований. Неважно, какая между мной и твоим отцом была вражда, но я его уважал. Он был настоящим мужчиной, который мог без страха прийти в логово зверя, дабы защитить своего сына. Я уважал его за эту храбрость, за его любовь к тебе. — Спасибо, мистер Лодж. — Арчи, если ты позволишь, то я хотел бы внести пожертвования в компанию твоего отца. Это наименьшее, что я могу сделать для тебя и твоей мамы. — Я не стану Вам этого запрещать. — Спасибо, ещё раз примите мои соболезнования. — До свидания, мистер Лодж. — Доброй ночи, Арчи. Я захлопнул дверь и прошёл в гостиную, где прилёг на диван. Меня вырубило моментально, последнее, что я помню, так это как мама накрывает меня каким-то пледом и как в доме Куперов гасится свет. Засыпал я с полным пониманием своего будущего в Ривердейле. Теперь я буду жить по заветам своего отца. Предотвращать войну до её начала.

You said you'd lay your big pride down for me

What happened to I will follow you, what happened to I will follow you. (3)

***

(1) I said Good bye Man, I can't do this again. Перевод: «Я сказал, прощай парень. И я не могу повторить это снова». (2) I said Goodbye Man, it seems the lines are drawn and I'm on the other side. Перевод: «Я сказал прощай, парень. Кажется, линии нарисованы, и я на другой стороне». (3) You said you'd lay your big pride down for me Перевод: «Ты сказал, что очень мною гордишься». What happened to I will follow you, what happened to I will follow you. Перевод: «Чтобы не случилось буду следовать за тобой, чтобы не случилось я буду следовать за тобой».