Mental hospital

Он попал в западню, и теперь расплачивается за это. Сколько он уже в этом месте? Месяц? Два? Полгода? Или больше? Он потерял счёт времени уже давно. Он начал терять связь с реальностью в то момент, когда пошёл в тюрьму и попал в ловушку Фиска. Его почти убили. Но ключевое слово "почти", — с ним поступили хуже: его заперли в карцере, дожидаясь действия эффекта нейролептика, что ему вкололи, а затем перевезли, бессознательного, в психиатрическую больницу на скорую руку оформив все бумаги. Фиск в последний момент передумал и посчитал, что просто смертью человек, угрожавший Ванессе, не отделается. Он поступил с ним куда хуже, оставив в живых, а не убив ещё там, в тюрьме. Мэтт вел свои серые будни в психиатрической клинике, уже не разбирая, где сон, а где реальность. Ему постоянно что-то кололи, и он не хотел подозревать, чтобы это был какой-то наркотик. Ему не хотелось потом лечиться от наркозависимости. Это если он вообще когда-нибудь выйдет из этого здания. С ним никто не разговаривал — все время он проводил в одиночной камере с мягкими стенами. Единственные, кто его посещали, были санитары, но и они никогда не отвечали на вопросы, а лишь молча выполняли свою работу. Поначалу Мэтт сопротивлялся. Он отбивался, прорывался на волю, но ему вкалывали седативные и в следующий раз он уже просыпался прикованным к кровати, абсолютно лишенный свободы действий. Он не знает, сколько прошло времени. Здесь даже окна не было, чтобы понять, что там, снаружи. Здесь была только урна, кровать, привинченная к полу, и железная дверь, которая открывалась только с приходом санитаров. Он не мог сказать точно, в чем он был одет, но это была футболка с коротким рукавом, лёгкие больничные штаны, носки, и время от времени смирительная рубашка с длинными рукавами, в которую его насильно облачали. Вначале он пытался ориентироваться по звукам в коридоре и здании, насколько хватало его слуха, но со временем что-то стало ему мешать. Словно дымка, почти не заметная, но она была, и мешала анализировать внешний мир. Хотя, если сказать честно, и анализировать-то было нечего: одиночество и пустота, что внутри, что снаружи, постепенно туманили его разум. Если он попал в клинику ментально здоровым, то сейчас он этого утверждать уже не мог. Значит ли это, что он стал психом? Или он сам внушил себе этот факт? Этого он сказать уже тоже не может. Со временем ему стали мерещится голоса знакомых и близких ему людей. Будто кто-то, Карен, Фогги, или иногда даже отец, приходили к нему и говорили, что все хорошо, что он может уйти. Но галлюцинация спадала, оставляя после себя пустоту и злость. Злость на себя и Фиска. Иногда он разговаривал сам с собой, просто, чтобы избавится от одиночества, не забыть, как звучит его голос и не разучиться говорить. Он сдался. Он уже ни во что не верил. Не верил, что кто-то поможет ему выбраться, не верил, что кто-то придёт за ним. Дверь вновь открылась с оглушающим скрипом, заставляя Мэтта поморщится и едва ли заметнее вжаться в мягкий угол, где он сидел в смирительной рубашке. Нет, над ним не издевались, но каждый приход санитаров стал вызывать неконтролируемый, подсознательный страх, — он подозревал, что дело в лекарствах, что ему постоянно колют, но помешать уже был не в силах. Скудное питание, постоянные уколы нейролептиков и затуманенный рассудок не делали погоды физической форме тела. Тем временем, кто-то подошёл к нему и провёл рукой по его скуле, нежно оглаживая черты: — Ты здесь задержался, Мэтт. Пора домой. — Раздался голос Карен совсем рядом с ним. Мердок не верил, что это по-настоящему, — привык сомневаться в видениях. — Я никому не нужен. И ты не настоящая, а очередная галлюцинация. — Спокойно ответил он хриплым от молчания голосом, опуская голову вниз. Видение исчезло, и он снова остался один в пустом помещении. Из-за того, что он перестал различать реальность и сон, его стали мучить кошмары. Кошмары, отголоски которых мучали его и наяву. Даже сон со спасением и покиданием этих застенок, с виду хороший, превратился в худший кошмар. Если после собственной смерти во сне можно быстро прийти в себя, то с хорошими кошмарами это не работает. Чаще всего его преследовала Карен, чуть реже — Электра. Они касались его, шептали слова утешения, уводили из этого места... От этого каждое пробуждение было куда болезненнее, чем когда его избивали до полусмерти. О да, он оценил ход Фиска. Он страдает сейчас так, как не страдал бы, если бы умер в тюрьме, ещё тогда, неизвестно сколько времени назад… В коридоре послышались крики и выстрелы, кто-то устроил перестрелку. На его памяти тут такого не было. Или было, но он не помнит? Он уже даже не уверен в собственном имени, не то, что в памяти. Дверь снесло с петель, и Мердок вжался в стену сильнее. — Это он. Забирайте его. — Сказал чей-то мужской голос. Мэтт удивился, — у него ещё не было таких галлюцинаций. А галлюцинация ли это? Его грубо встряхнули сильные мужские руки и повели к выходу. — Что? Куда? — Едва слышно прошептав, он вертел по сторонам головой, пытаясь понять, сон это или реальность. Вот они спускаются по лестничной клетке, сзади грохочут взрывы, спереди него идут двое бойцов, ещё двое ведут его по ступеням вниз... Звук распахивающихся дверей и... Что это? Ветер?! Он уже забыл о его существовании за стенами этого ада. Кто-то пригнул его к земле, закрывая щитом от шальных пуль, а затем быстро потащил в непонятном направлении. Мэтт был слишком истощен, чтобы поспевать вовремя, и его буквально волокли. — Поехали быстрее! — Его втащили в фургон, который на всех порах полетел по дороге, унося его все дальше и дальше от клиники. Мэтт очень боялся, что вот-вот, и он проснется, снова окажется в своей одиночке, окруженный голыми стенами. Но сон или реальность все не кончались, и это не вселяло уверенности. Скорее, навевало ещё больше страха. Он облокотился головой о железную стенку фургона и прикрыл глаза. Рядом с ним было ещё два молчащих человека. Мэтт снова потерял счёт времени. Хотя он его, собственно, и не обретал. Он понятия не имеет, сколько они ехали, но он ощутил новое, вернее, вспомнил забытое чувство, — ему стало холодно. Обуви на нем не было, из одежды лишь тонкие штаны. Он подтянул колени к себе, стараясь немного согреться, хоть немного заглушить холод. Один из бойцов, заметивших это, мягко произнёс: — Ничего, потерпи немного. Скоро приедем. — Мужчина постучал по стенке, и водитель отозвался на немой приказ, увеличивая скорость. Машина поехала ещё быстрее. Действительно, уже вскоре машина сбавила скорость и вовсе остановилась. Мэтт открыл глаза, стараясь понять, что его ждёт. Один из мужчин раскрыл двери, а другой взял под локоть и повёл к выходу. Вскоре подъехали и другие фургоны, а его повели к огромному особняку. Насколько мог судить Мэтт, они были за чертой города. Но какого города, все ещё было загадкой. — Пароль? — спросил ещё один мужской голос возле главного входа в особняк. — Чёрная роза. — Ответил его провожатый. Дальше процессия двинулась по винтовой лестнице вверх, по ступенькам которой Мэтт все время спотыкался, ведь рубашку с него так и не сняли. Они вышли в какой-то коридор, а мгновением позже раздался стук в дверь. В этот момент Мердок подумал, что если это сон, то определённо один из самых реалистичных в его жизни. А если не сон, то кому он, чёрт подери, вообще сдался? Не уж-то Фиску? Собственная догадка его чуть не доконала окончательно, а анализировать обстановку у него не было сил… — Войдите. — Из-за двери послышался приглушенный женский голос. Поверить своим ушам было трудно. Мэтт едва не подкосился на колени с криком отчаяния, что один и тот же сценарий повторяется с ним снова и снова. Когда же это закончится?! Дверь неслышно открылась, и провожатый провёл его вперёд в теплую комнату с мягким ковром. — Ох, Мэтт, наконец-то ты со мной. — Карен резво вскочила со своего кресла и подошла к мужчине, глядя на него с долей заботы. — Поговорим обо всем после. Можете идти. — Махнув рукой бойцам, она все так же смотрела на Мэтта. Мужчины ушли, закрыв за собой двери. — Это галлюцинация... Как же я устал... — из глаз Мердока пошли тонкой струйкой слёзы, а сам он осел на пол, едва не заходясь позорным плачем. А позорным ли? — Все по настоящему, Мэтт. — Карен присела рядом с ним, проводя рукой по сальным волосам, стараясь убедить его в реальности происходящего. — Я устал, Карен! Я больше не могу это выносить! Я схожу с ума! — В отчаянии вскинув голову к девушке, Мэтт замолчал. Все его положение выдавало в нем полное отчаяние и ужас. — Мэттью, я знаю, что ты не веришь, но есть один способ отличить сон от реальности. — Она стала развязывать рубашку, стягивая ткань вниз. Почувствовав свободу рук, Мэтт сразу же оперся ими о пол и опустил голову, уже почти уверенный, что сейчас проснется. — Только боль помогает различить сон и реальность. Она провела рукой по осунувшимся черно-синим рукам Мэтта, полностью исколотые медицинскими иглами, а затем взяла нож для конвертов и вновь подошла к мужчине. — Я не хочу просыпаться, Карен. Мне страшно... — прошептав куда-то вниз, Мэттью и не думал сопротивляться. Уже отвык. Сопротивление несет боль, и она ему не страшна. А вот кошмары, что преследуют его после седативных, это то, чего он научился бояться. — Ты и не засыпал. И вот доказательство. — Она со вздохом взяла его ладонь и сделала надрез на коже. От неожиданности Мердок дернулся и неверяще посмотрел на Пейдж. — Теперь ты мне веришь? — Она откинула нож подальше, зажимая рану своим чистым платком. — К-карен... — Выдохнул он и бессильно завалился в объятия девушки, что приобняла его и стала шептать успокоительное слова. Неужели его кошмар кончился? Неужели он теперь может вздохнуть спокойно и не бояться, что снова очнется в одиночной камере? Кажется, так и есть. — Сколько, Карен? Сколько времени? — Спросил он осипшим голосом. — Два года, Мэтт, два года. — Так же тихо ответила она ему. — Все закончилось.