***
Осенняя прохлада потихоньку возвращала Лейлу к жизни, придавала ее мыслям и чувствам небольшую, но такую нужную в эти минуты долю свежести и свободы. Они с Санем сидели на скамейке недалеко от офиса, молча глядя на то и дело проезжавшие мимо машины. Блондинка сжимала в руках чашку крепкого черного чая с сахаром — сестра не поленилась вернуться в агентство на некоторое время, чтобы приготовить для нее этот бодрящий напиток. — Тебе лучше? — спросила брюнетка. Лейла кивнула и сделала еще один глоток. — Немного, — протянула она задумчиво. — Наверное, я и вправду заработалась, и мне в самом деле нужно отправиться домой, сделать так, как сказал господин Эмре. — И почему ты не ушла, раз он отпустил тебя на сегодня? — Санем удивленно подняла бровь. Старшая Айдын лишь пожала плечами. В глубине души она все еще надеялась, что недомогание, преследовавшее ее с самого утра, вскоре отступит и позволит ей с чистой совестью вернуться к работе: некоторые проекты из тех, что Дивит просил подготовить на сегодня, еще не были доведены до безупречного состояния. Дел в офисе у девушки было по горло: она едва ли успеет подтянуть все хвосты до конца этого чертовски долгого рабочего дня, который за делом пролетит в одно мгновение. Но ее организм, как назло, работу продолжать сегодня не желал, и вскоре перед глазами у блондинки вновь потемнело. — Санем, — испуганно начала Лейла, и ее дыхание от волнения участилось. — Позови врача, Санем! Брюнетка сверлила ее испуганным взглядом и, казалось, пыталась взять себя в руки и действовать хладнокровно. Но из двух сестер хладнокровно действовать умела только Лейла, и потому Санем, подскочив на ноги, принялась растерянно крутиться на месте. — Сейчас, сейчас, — тараторила она, усаживая блондинку обратно на скамейку. — Ты только никуда не уходи, хорошо? Поняв, что Лейла вряд ли сможет куда-то в таком состоянии уйти, Санем осознала, что сморозила глупость, и пулей бросилась в агентство, слабо представляя себе, к кому она сможет обратиться за помощью. К ее счастью (и к несчастью Лейлы), спасение нашлось довольно быстро: на входе бегущая сломя голову девушка на всей скорости врезалась в Эмре. — Санем? — удивленно спросил парень, приходя в себя. За несколько месяцев ее работы в офисе, определенно, не все сотрудники успели привыкнуть к ее потрясающему таланту переворачивать с ног на голову всех и вся. — Господин Эмре, — торопливо начала брюнетка, переводя дыхание, — Мы были на улице… Лейла… — Что с ней? — по спине Дивита побежали мурашки. — Ей плохо? Санем кивнула и потянула его за рукав в сторону выхода, на ходу бросив одному из охранников что-то про скорую и про врача. Лейла, сидя на скамейке, испуганно глядела перед собой, стараясь дышать как можно глубже, но перед глазами все равно все плыло, а земля понемногу уходила из-под ног. Блондинка не хотела признаваться себе самой, но ей было вправду страшно от незнания того, что именно с ней происходит. Давление? У нее никогда не было таких серьезных проблем. Усталость? Что ж, возможно. Но чем тогда объяснить постоянную тошноту? Отравлением? Айдын нервно усмехнулась: нет, определенно, ничего из того, что могло бы нанести ее здоровью такой удар, она сегодня не ела, собственно, так же, как и вчера. Однако отчего-то ее физическое состояние не улучшалось, а наоборот, с чудовищной скоростью менялось в противоположную сторону. Сквозь какую-то странную дымку, окутавшую сознание, блондинка вдруг ощутила, как теплые руки Санем коснулись ее ладоней: сестра забрала у нее чашку с чаем и отставила в сторону. Лейла попыталась подняться на ноги, но равновесие удержать не сумела и наверняка упала бы, если бы не чьи-то сильные руки, вовремя подхватившие ее. — Все будет хорошо, слышишь? — успокаивал ее голос, похожий на голос Эмре. — Ты видишь меня? Посмотри на меня, Лейла, давай же! Айдын собрала в кулак последние силы и на несколько мгновений разлепила налившиеся свинцом веки. Последним, что она увидела перед собой, было взволнованное лицо Дивита и его глаза, полные тревоги. Дальше была темнота.***
Она ненавидела звук сирены скорой помощи и суматоху, царящую в госпитале. Она ненавидела этот странный, пугающий цвет больничных стен, который отталкивал и нагонял панику, ненавидела напряженную тишину в пустынной палате. Но больше всего на свете сейчас Лейла ненавидела саму себя. — Вы в порядке, госпожа Лейла? — спросила медсестра, молодая девушка, на вид не старше ее самой. — Такое случается. Нет. Только не с ней. Это ненормально — проводить полчаса в обнимку с унитазом, будучи не в силах подняться на ноги. Ненормально — падать в обморок на глазах у всего агентства, да еще и в объятия собственного начальника. Ненормально — несколько раз за день чувствовать, что желудок сейчас вывернется наизнанку, а ноги, того и гляди, подкосятся, и ты вот-вот плюхнешься на землю с высоты собственного роста. — Это нормально. «Нормально», — эхом отдалось у нее в голове. Потому что она беременна. Медсестра протянула ей черно-белый снимок УЗИ. Девушка взяла его дрожащими руками и поднесла к лицу, но не увидела ничего, кроме маленькой точки. — Это… — начала было она, но тут же замолчала, не в силах озвучить столь пугающую ее фразу до конца. — Да, — кивнула ей собеседница. Блондинка потянулась за сумкой, которую ей заботливо принесли в палату, и спрятала снимок внутри, не очень понимая, что именно потом будет с этим делать. — Я могу идти домой? — с надеждой спросила она у медсестры, откинув в сторону простыню, которая все это время укрывала ей ноги. — Только если будете осторожны. Следующие несколько дней Вам лучше провести дома, организму нужен отдых, постарайтесь сейчас не тревожить саму себя. Лейла, до глубины души шокированная всем произошедшим, аккуратно поднялась на ноги. — От каблуков тоже придется отказаться, — вздохнув, заметила врач. — Иначе придется несладко. Айдын кивнула и, прежде чем уйти, прошептала: — Ничего не говорите моей сестре. Она не должна узнать. Скажите, что проблемы с давлением, что угодно скажите, но только не правду. Никто не должен знать, прошу Вас! Девушка кивнула, и в ее глазах Лейла прочла не то жалость, не то сочувствие. Интересно, скольких таких же, как она, принимают в госпитале каждый день? От этой мысли ей вновь сделалось дурно, и блондинка, покачав головой, направилась в сторону выхода. Из больницы ее встречали взволнованные Санем и Осман, который приехал по просьбе сестры забрать их обеих на машине. — Как ты? — спросил парень, коснувшись ее руки. — Нормально, — прошептала она в ответ. — Лучше. Сказали, что из-за давления. Я действительно много работаю последние несколько дней. — Потому что твой начальник совсем тебя не жалеет, — фыркнул Осман, отвернувшись. Его безличное «начальник», как и всегда, оцарапало Лейлу. — Эмре, Осман. Господин Эмре. Моего начальника зовут Эмре. Ее начальника. Ее тайную, невзаимную и невозможную любовь. А теперь, по совместительству, еще и отца ее будущего ребенка. Она усмехнулась: уж этот пункт точно не входил в ее обязанности безупречной секретарши. Такого и врагу не пожелаешь. Парень закатил глаза в ответ и молча открыл перед ней и Санем дверь автомобиля, приглашая сесть. Брюнетка запрыгнула на заднее сиденье первой. Лейла поспешила последовать ее примеру, но, сделав несколько шагов по направлению к машине, уронила маленькую сумочку, все содержимое которой тут же оказалось рассыпано по тротуару. Подбирая многочисленные помады и другие мелочи, Айдын не заметила, как Осман поднял с нагретого солнцем асфальта квадратик плотной бумаги. — Не знал, что ты с собой распечатанные фотографии носишь. Она не успела даже закричать: слишком быстро парень, улыбаясь, перевернул снимок в надежде увидеть там все, что угодно, но никак не это. Он застыл на месте, как вкопанный, а улыбка моментально исчезла с его лица. — Ты… — тихо начал он, переводя взгляд с фотографии на подругу и обратно. — Это… — Что там у вас? — крикнула Санем, выбираясь из машины. — Ничего, — торопливо ответила Лейла, выхватив из рук Османа снимок и спрятав его во внутренний карман легкого осеннего плаща в надежде, что сестра не успела рассмотреть, — я потом тебе скажу. Возможно. У меня ведь могут быть свои секреты. Брюнетка закатила глаза и, развернувшись, забралась обратно в машину. Старшая Айдын повернулась к Осману и прошептала одними губами: «Не делай». Парень, замешкавшись, кивнул и, дождавшись, пока блондинка сядет в машину, осторожно закрыл за ней дверь.***
Они сидели вдвоем на кухне, точно так же, как когда-то давно, в детстве. Осман принес ей ее самый любимый плед, заварил тот чай, который она обожала больше всего на свете. Казалось бы, все было так, как прежде. Но Лейла больше не чувствовала себя собой: за прошедшие сутки она будто бы родилась заново и сразу сделалась какой-то слишком взрослой. Она была для самой себя чужой. — Почему ты не скажешь им? — тихо спросил Осман, отставив в сторону свою кружку. Айдын подняла на него глаза. Неужели он и в самом деле не понимает? — Как ты себе это представляешь? Родители сойдут с ума, а Санем… — она вдруг сделала паузу и задумалась, после чего продолжила. — Мне хотелось бы, чтобы в мире еще остался человек, который будет помнить меня прежней Лейлой, а не той странной девушкой, которой я теперь стану. — Ты в любом случае останешься собой, Лейла, и у тебя всегда будут люди, которые будут ценить тебя несмотря ни на что, обещаю, — произнес в ответ Ишик, но девушка перебила его. — Я все равно больше не стану такой, какой была прежде, глупо это отрицать. Как же хотелось повернуть время вспять и все, все изменить! Не провожать Эмре домой в тот злосчастный вечер, не слушать его пьяные речи или, еще лучше, вообще никогда не приходить на эту работу, чтобы не знать его и жить спокойной жизнью. Такой же, какой жили все, кого она знала. Холодными кончиками пальцев Айдын время от времени касалась гладкой поверхности стола, за которым они сидели, и молча глядела в пустоту. Как она ненавидела все это. Ненавидела себя за то, что отдалась, и ненавидела Дивита за то, что он сделал. — Ты не скажешь остальным, но можешь сказать хотя бы мне, — прошептал парень, коснувшись ее руки. — Кто отец этого ребенка? Лейла покачала головой и отвернулась от него, спрятала глаза так, что Осман сразу же обо всем догадался. Они знали друг друга всю жизнь и здорово научились понимать друг друга без слов, которые иногда казались лишними. — Нет, — тихо, но уверенно сказал он. — Ты шутишь. Блондинка испепелила его взглядом. — Конечно, готовлю стендап для очередного унылого запуска кампании, в этот раз его поручили мне. Такими вещами не шутят, Осман! Ишик смотрел на нее с какой-то смешанной эмоцией, которую Лейла не смогла бы передать и описать словами. — Клянусь, если это было против твоей воли, я… — Нет, — резко прервала она его гневные речи, не желая впитывать в саму себя не первую за сегодня порцию ярости, и потом чуть мягче повторила. — Нет. Он бы никогда такого не сделал. Осман пожал плечами. Судить о моральных качествах Эмре ему явно не доставляло никакого удовольствия, особенно в сложившейся ситуации. — Он знает? Айдын покачала головой и поняла, что самое трудное ждет ее впереди: она не сможет скрывать этого ребенка вечно, и через некоторое время ее положение, безусловно, станет заметно окружающим. — Он не помнит, — уточнила она, в который раз за вечер отведя взгляд. — Во всяком случае, я так думаю. Наткнувшись на непонимающий взгляд собеседника, девушка поспешила добавить: — Позволь мне не вдаваться в подробности того, как это произошло, хорошо? Я оставлю это при себе. Парень понимающе кивнул и сделал глоток давно остывшего чая. Чуть позже, когда Лейла уходила, он задержал ее на пороге и сказал ей негромко на прощание: — Для меня ты навсегда останешься той Лейлой, какой я увидел тебя впервые. Той маленькой девочкой с большими, всегда сияющими глазами. И Айдын, тепло улыбнувшись другу в ответ, почувствовала, как на душе стало чуточку легче.***
Следующее утро, определенно, не было добрым и началось с тошноты, к которой, Лейла знала, теперь придется привыкнуть: ранний токсикоз хоть и не являлся обязательным спутником ее «интересного положения», но пройти мимо, конечно же, не смог. Блондинка даже не спустилась к завтраку, успокоив семью тем, что сидит «на диете». Диета была привычным словом из ее уст для всех окружающих, поэтому никто из домашних беспокоиться не стал. На работу пришлось одеться совершенно по-другому. С тяжелым сердцем задвинув в самый дальний угол шкафа свои любимые туфли, девушка принялась зашнуровывать белые кеды, которые в обычные дни носила редко. Хотелось плюнуть на все советы медсестры и одеться так, как положено ассистенту финансового директора, однако перспектива потерять равновесие где-то по дороге в агентство, упасть и снова загреметь в больницу ее совершенно не радовала. Что же, блондинке не оставалось ничего, кроме как принять то, что теперь все будет по-другому. Совсем по-другому. Застыв на пороге кабинета Эмре, Айдын, как и всегда, робко постучалась, после чего вошла внутрь. — Господин Эмре, я не смогла вчера закончить то, что Вы просили, и надеюсь, что у Вас не было из-за меня проблем, — начала она, но парень ее перебил. — Разве ты не должна была остаться дома? Зачем ты пришла сегодня? Он выглядел обеспокоенным. Лейла отчаянно принялась придумывать наиболее правдоподобную ложь: сейчас, определенно, не стоило говорить ему всей правды о том, что на самом деле с ней произошло. — В больнице сказали, что это из-за давления. Разрешили работать, но не сверхурочно. Дивит кивнул, оторвал глаза от лежавших перед ним бумаг для того, чтобы взглянуть на ассистентку, и замер. Привычное строгое платье чуть выше колена заменили светлые джинсы и хорошенькая блузка, а на ногах — неужели? — вместо шпилек, к которым он так привык, красовались удобные кеды. Она была, несомненно, хороша, но чересчур не похожа на саму себя. — Лейла? — удивленно спросил он, повторно окинув ее взглядом с ног до головы. — Господин Эмре? — Почему ты… Почему ты так одета? Айдын натянуто улыбнулась и пожала плечами. — Захотелось, господин Эмре. Если это не соответствует дресс коду, то я… — Нет-нет, — торопливо перебил ее Дивит. — Ты выглядишь отлично. В смысле, твоя одежда… Она соответствует. Просто не привык видеть тебя такой, — он отвел глаза. Лейла хотела было что-то ответить, но шум, раздавшийся в коридоре, отвлек ее внимание на себя. Санем спорила с кем-то из работников прямо посреди прохода и указывала пальцем на нее. Видимо, решила блондинка, у девушки что-то случилось, и ей нужно срочно с ней поговорить. — Господин Эмре, Вы позволите… — осторожно начала она, взглядом указывая на Санем в дальнем конце коридора. Парень кивнул и, поднявшись на ноги, открыл перед Лейлой стеклянную дверь. К брюнетке, вокруг которой уже успело столпиться немало людей, они подошли вместе. — Санем? — удивленно спросила старшая Айдын, коснувшись рукой ее плеча. — Что произошло? И тут сестра, вопреки всем ее ожиданиям, кинулась на нее с обвинениями. — Произошло то, что ты держишь меня за полную идиотку, и мне это надоело! — крикнула брюнетка. — Какое, к черту, давление? Ты думала, я не пойму, когда увижу снимок? Осознание всего происходящего понемногу приходило к блондинке, и она отчаянно замотала головой из стороны в сторону, надеясь прервать тем самым раздраженную речь сестры, но слова, ударившие ее в самое сердце, слишком быстро слетели с ее губ. — Хватит делать из меня дуру, ты беременна, Лейла! Бе-ре-мен-на. Слово, которое она с ненавистью и тяжестью на сердце произносила самой себе весь вчерашний вечер и все утро, так легко и громко было произнесено Санем. В ту же минуту сотни взглядов — осуждающие, счастливые, любопытные и полные сочувствия, — впились в нее, будто острые лезвия, и Лейла впервые в жизни пожелала самой себе провалиться сквозь землю. В противоположном конце холла уже шепталась о чем-то группа молоденьких девчонок. И Айдын знала, о чем. Вернее, о ком. На ватных ногах она повернулась в сторону и тут же встретилась глазами с Эмре. — Что? — чуть слышно спросил он ее, не обращая внимания на то, как в его памяти вдруг начали всплывать, одно за другим, воспоминания о той самой ночи чуть больше месяца назад. Лейла взглянула на него испуганно и отчего-то виновато, хотя ее вины в случившемся, само собой, не было. Дивит изучал ее пристальным взглядом и постепенно вспоминал, как снимал с нее то самое узкое черное платье, как целовал ее дрожащее, обнаженное гибкое тело, и по растерянности в его глазах Айдын поняла, что он все вспомнил. Прорвавшись сквозь толпу обступивших ее коллег, девушка быстрым шагом покинула помещение, отчаянно желая остаться наедине с самой собой и никогда, никогда больше не видеть никого из них. А в особенности — Эмре Дивита.