Поле цветущих гладиолусов

— Возьми свой меч, Творящий Богов, Титан, и будь его достоин, — произносит Сатурн, и Титан становится на колени, склоняет голову, глядя на гладкое голубоватое лезвие, нежно, словно женской кожи, касаясь пальцами трех изумрудов в рукояти. Этот меч — сильнейшее оружие из всего, которым он владел, и Титану не терпится наконец-то взять его в руки, испытать его мощь. Кажется, именно этого меча не хватает ему, чтобы самому стать сильнейшим из Королей, чтобы наконец-то найти свое место среди богов и людей. Позади насмешливо фыркает Гиперион, и Титан сжимает губы. Пусть завидует — ерунда. Когда настанет время, Творящий Богов победит Повергающего Вселенную в Хаос. А до тех пор пусть себе смеется. В той, прошлой, смертной жизни, от которой он отказался ради новой, его часто называли идеалистом. Пожалуй, Титан действительно был им. Он восходил на трон, будучи полным мечтаний о новой прекрасной стране, которую построит. Он сражался за эту страну и ее будущее, он проводил политику, которая — как ему казалось — приближала эти райские дни… …жаль, что в реальной жизни идеалисты часто заканчивают с кинжалом в спине. Когда Сатурн поднял его из мертвых и нарек Титаном, он пообещал себе больше ни во что не верить и сражаться лишь за своего бога. Сражаться ради самих сражений, напоить Творящего Богов кровью допьяна. Он успел побывать королем-идеалистом; может, Королем-циником у него получится лучше? Он — Король, он между богами и людьми. Его Творящий Богов не знает пощады, и Титан не знает пощады тоже. Сатурн считает его сильнейшим, и Титан готов ежесекундно подтверждать это, драться с кем угодно — богами, героями или другими Королями. Они четверо — не друзья, а в лучшем случае сторонники. У каждого из них есть по мечу, и, однажды уже получивший кинжал в спину, Титан не собирается опять поворачиваться к кому-то спиной. Доверять можно лишь мечу, и Творящий Богов становится единственным свидетелем любых его сомнений. Эта богиня — маленькая оголодавшая девочка в драном, грязном платье, но опасностью от нее несет за полмира. Эта богиня нужна Сатурну, поэтому Титан сжимает зубы и опускается перед ней на колени. «Убей ее», — шепчет меч позже, когда умытая и накормленная Паллада спит, крепко прижимая к себе куклу. Титану действительно хочется убить ее, устранить эту неведомую, но давящую опасность, но он не решается. У Сатурна есть план; Сатурну нужна Паллада, чтобы использовать ее как приманку, а потом принести в жертву. И если Титан пойдет против него, его голова покатится первой. Остальные Короли с радостью расправятся с ним, да и сам Сатурн вряд ли пожалеет. Поэтому пока не время. Даже несмотря на ощущение опасности в груди. «Когда-нибудь», — обещает Титан мечу и уносит его подальше от спальни. — Титан, Титан, а что это за цветы? Я хочу, чтобы в моем дворце росли такие же! В саду, мимо которого они проходят, растут гладиолусы: алые и розовые. Паллада перелезает через забор — он не успевает ее остановить — и рвет целую охапку, огромный букет чуть ли не больше ее самой. — Поставим это в зале рядом с троном, — Паллада сияет, прижимая букет к груди. — А когда я стану богиней всей Земли, ты насажаешь для меня целое поле таких, правда ведь? Титан смотрит в ее вдохновленные глаза и подавляет вздох. Еще не хватало ему, сильнейшему из Королей, садовником служить. «Где нянька, там и садовник», — ехидно шепчет Творящий Богов голосом Сатурна, и Титан мысленно велит мечу замолчать. Его время еще не пришло; да и кто тут, в конце концов, чей хозяин? Паллада через забор подает ему букет, и Титан берет всю эту охапку цветов у нее из рук, надеясь, что его хотя бы Гиперион в этот момент не видит. Паллада улыбается. Когда начинается война против Святых, Титан с одной стороны беспокоится за Палладу — а на самом деле, конечно же, за возможный провал плана Сатурна — а с другой рад тому, что наконец-то сможет вернуться к тому, что умеет лучше всего: сражаться. И Творящий Богов поможет ему в этом. Он просит низкоранговых Палласитов оставить немного Святых ему, но вскоре понимает, что мог обойтись и без этого приказа: почему-то Святые, эти глупые пацифисты, невероятным чудом раз за разом умудряются побеждать. Короли выставляют против Святых все более и более сильных воинов, но те, даже с абсолютным преимуществом, все равно проигрывают. Это неправильно, и Титан проводит не одну бессонную ночь, ломая голову над этим парадоксом. Это всяко лучше, чем думать о том, почему он больше не ощущает исходящей от Паллады опасности. Паллада украшает волосы цветами и поет. Титан наблюдает за ней, стоя за колонной. Ей, богине любви, слишком тесно в этом темном затхлом замке. Он начинает понимать, почему в детстве она грезила о поле гладиолусов: там она сможет вздохнуть полной грудью, сможет жить полной жизнью, не думая о войне, об опасности, о Святых. Паллада оборачивается и замечает его. Улыбается светлой, нежной улыбкой, берет его за руку и вовлекает в свой танец. Спасибо, хоть цветы в волосы не втыкает. Но Титану приходится признать — кружась с ней по тронному залу, он действительно чувствует себя лучше. Странное, давно забытое ощущение. Надежда? Он бы поверил в это, не будь это так невероятно. — Самый очевидный ответ: они побеждают, потому что у них есть что-то, чего нет у нас, — Эгеон наиболее из всех четверых склонен копаться в психологии людей, поэтому загадку Святых в конце концов поручают ему. — Может быть, «дружба», «взаимопомощь» и «верность» — не такие уж пустые слова? Гиперион фыркает, и на сей раз Титан склонен согласиться со своим вечным соперником. — Их верность не сильнее наших мечей, — Галлия криво усмехается, покровительственно треплет Эгеона по щеке и величаво выплывает из зала. Эгеон смотрит ей вслед с таким видом, словно представляет, как укоротит ее на голову. — Это слишком глупо-идеалистично, — говорит Титан. — Нужно что-то более существенное. Эгеон пожимает плечами. Худенькая светловолосая женщина сидит на троне, смотрит на него странным глубоким взглядом, и Титан думает, что когда она была маленькой девочкой, с ней было проще. Сейчас он не понимает, о чем она думает. Она все еще нужна Сатурну — но просчитать ее действия становится намного труднее. А что, если она откажется становиться безмолвной жертвой, агнцем на алтаре интриг Сатурна? Тем более, нравом Паллада похожа на кого угодно, только не на агнца. — Вы будете сражаться за меня до конца? — требовательно спрашивает она, и Титан, вслед за другими Королями, произносит слова клятвы. И, как и другие — лжет. Когда-то он пообещал Творящему Богов ее кровь, и когда-нибудь исполнит обещание. Когда-нибудь. После того, как низкоранговых Палласитов не остается в живых, приходит очередь Королей. Трескается меч Гипериона. Гибнет Эгеон в бессмысленной схватке против бессмертного Святого. Нисходящий Бог Войны Галлии ломается пополам, а вслед за ним ломается и сама Галлия — привыкшая полагаться только на меч, она оказывается беспомощной без него. Титан не скорбит ни по кому из них. Король с возу — оставшимся проще. А в себе и Творящем Богов он уверен: ни один Святой не победит их. И тогда план Сатурна наконец-то воплотится… …план Сатурна. Положить Палладу на алтарь. Титан не спит ночами, потому что если засыпает — ему снится поле, засаженное гладиолусами. Он вступает в бой последним, держа Творящего Богов в опущенной руке. Голубоватое лезвие сияет, напитавшись его Космо, и перед этим сиянием меркнет даже золотая броня его противника. Святой смотрит ему в глаза, и в этих глазах нет пощады — но и ненависти нет. Словно он предпочел бы не сражаться, но раз уж выбора ему не предоставили… За его спиной — Афина и кучка ее Святых, и все держатся друг за друга, все — словно единый организм. «Дружба», «взаимовыручка», и что там еще Эгеон говорил? Титан поднимает меч и нападает первым. Позади него испуганно вскрикивает Паллада. Он сражается, но перед глазами его — маленькая девочка с букетом гладиолусов в руках, хрупкая женщина на троне. Титан думает о ней, и Творящий Богов в руке становится тяжелее с каждым ударом. Если он победит, план Сатурна воплотится, и она умрет. Она умрет. Умрет. Он, Титан, победит. Он будет идти по залитой кровью земле, держа в руке Творящего Богов… и ради чего все это? Не лучше ли идти по полю гладиолусов? Золотой Святой пользуется его мгновенным колебанием и бьет. Бьет изо всей силы, самой сильной своей атакой — но бьет не по нему, а по стоящей в стороне Палладе. Она не успевает ни отшатнуться, ни защититься. Она вообще не боец: она богиня любви, а не битвы. Ее глаза изумленно распахиваются: кажется, Паллада не может поверить, что сейчас умрет. Меч — не щит, но может задержать атаку, и Титан, бросившись наперерез, вонзает Творящего Богов в щель между плит пола. Атака Святого сталкивается с лезвием: меч гудит, резонируя с Космо, и этого мгновения задержки хватает Титану, чтобы сбить Палладу с ног, отшвырнуть в сторону, подальше от удара. В следующую секунду меч ломается пополам, и украшенная тремя изумрудами рукоять со звоном падает на пол. Атака Святого ломает стену в пыль. Титан смотрит на потускневшее голубое лезвие и чувствует на запястье тонкие женские пальцы. Когда-то в той, смертной жизни, из него не получилось короля-идеалиста. Следует признать — Короля-циника из него тоже не вышло. Что ж, может из него хотя бы получится неплохой садовник?