Между завтра и никогда

В половине восьмого закатное солнце почти скрылось за горизонтом. Питер выпустил паутину и перелетел на другую крышу. Зима наконец сдалась, уступая место весне, и на улицах царила прохлада. Голые деревья постепенно зеленели, жители переодевались в более просторную одежду; дышать стало легче. Все промежуточные контрольные были написаны, выпускные экзамены далеко впереди, и всем — по крайней мере, большинству студентов — казалось, что никаких проблем в мире сейчас нет и быть не может. Все плохое существовало словно где-то далеко, за чертой Нью-Йорка, а сам он был накрыт невидимым куполом. На улицах до сих пор толпился народ — ещё бы, Нью-Йорк никогда не спит. Питер огляделся и стянул маску. Под ногами хрустнул песок, как-то залетевший на крышу небоскрёба. Цепкий взгляд парня выхватил фигурку на соседней крыше, сидевшую к нему спиной, на самом краю. Его сердце быстро забилось, паучьи чувства обострились: тот человек был здесь не затем, чтобы полюбоваться закатом. Что-то подсказывало Питеру, что он очень расстроен. Это выдавала и поза, зажатая и совсем понурая, словно на него направил ружья свод солдат, и взгляд, устремленный вниз. Если Питер и знал что-то о самоубийцах — по большей части из книг и фильмов — так это то, что именно так они и выглядят. Он натянул обратно маску и мягко приземлился рядом. — Хэй? — его голос сорвался на последнем слоге, когда мозг наконец перестал сопротивлялся и осознал, что этот человек — его одноклассник. Единственный человек в мире, кого Питер действительно ненавидел. Тот, кто вставлял ему палки в колеса, кажется, всю жизнь. Флэш резко обернулся, услышав смутно знакомый голос. — Мне не нужна помощь. — Это прозвучало гораздо более грубо, чем он хотел. В конце концов, Человек-Паук не был виноват в его проблемах. Но зная характер героя, Флэш подумал, что, возможно, так он поймёт, что сейчас не лучшее время для задушевных бесед. — Привет, — кивнул Питер. Да и пожалуйста, почти сорвалось с языка, но он себя пересилил. Он супергерой, должен помогать людям; даже если эти люди противные и отравляют ему жизнь. Томпсон фыркнул и отвернулся, тоскливо смотря на город. Питер присел рядом, решив не отступать. — Давно ты здесь? — модулятор голоса, не без помощи Тони, стал гораздо лучше. Теперь он звучал естественно, подстать его возрасту, и не вызывал у собеседников приступ неконтролируемого смеха. Да и сам Старк, скрипя зубами, признал, что тот вариант был не лучшим. — Часа два, — Флэш подтянул к себе колени, надеясь, что если он будет отвечать односложно, Человек-Паук уйдёт. Его не покидало чувство, что он где-то слышал этот голос, но в голове — как и обычно — крутилось слишком много мыслей. Сосредоточиться на чем-то одном, особенно сейчас, казалось невозможным. — Почему? — Питер подавил желание хлопнуть себя по лбу. Отличные вопросы для человека, который думает покончить с собой. Флэш покосился на него и ничего не ответил. Он ещё помнил ту встречу с героем, когда последний забрал у него тачку. Да и из вырезок новостей Томпсон прекрасно знал и понимал, что Паук был мальчишкой. Упрямым мальчишкой со слишком обостренным чувством справедливости. И если он сам не захочет, то его никаким фумигатором не выгонишь. — Не хочешь поговорить? — этот вопрос показался Питеру гораздо более удачным. — Я не собираюсь прыгать, — Флэш едва заметно поморщился и уткнулся подбородком в колени. От поднявшегося прохладного ветра в голове немного прояснилось, он стал понимать, зачем Человек-Паук здесь. Питер недоверчиво посмотрел на него. А может и правда? Ну его, но он тут же закопал эти мысли подальше. — Ты ведь не скажешь, что пришёл сюда посмотреть на закат? — Не скажу, — согласился Флэш. — Но и кончать с собой тоже не буду. Питер замолчал. А что он мог ещё сказать? Начать тараторить, сбивая с толку, не казалось хорошей идеей. Да, он мог без проблем утащить одноклассника с крыши, но смысл? Тот может прыгнуть под машину или сделать другие глупые вещи; как бы Питер ни ненавидел Флэша, он ловил себя на мысли, что не хочет этого. Так, надо собраться, подумал он. — Может расскажешь, что тебя беспокоит? — после этих слов Питер тут же отпрянул. Флэш резко обернулся к нему, смотря с яростью. — Не смей говорить таким тоном, — произнёс он сквозь зубы, сжимая кулаки, но не чтобы ударить. Ногти врезались в кожу, боль отрезвляла. По правой ладони потекла струйка крови, но Флэш этого не заметил. — Не смей говорить, как они. Питер не знал, кто такие они, но кивнул. — Я просто хотел помочь. — Я же сказал, мне не нужна помощь.— Томпсон вернул свой взгляд, смотря в пропасть. Сейчас она и правда казалась бездонной. Уже стемнело, на улицах зажглись фонари, в зданиях включили свет. Это создавало ощущение некой таинственности, словно там, внизу, и правда могло быть что угодно. — Не думаю. — Твёрдо произнёс Питер. — Слушай, я… Я ведь не психолог, просто… Просто подумай о Бетти, — закончил он про себя. С ней, Питер знал точно, Флэш действительно дружил. И, по словам ЭмДжей, она была единственным человеком, которому он доверял. По крайней мере, из известных ей. Разговоры с Мишель были странной вещью, на самом деле. Питер не любил сплетни, но это таковым и не чувствовалось. Они словно обсуждали личности, совершенно беспристрастно, не осуждая и не хваля. — Просто подумай о родителях, — произнёс он наконец после долгой, как ему показалось, паузы. Флэш, казалось, не слушал его, но Питер заметил, как он напрягся. — О родителях… Обязательно, в первую очередь, — он криво улыбнулся, хотя это скорее походило на оскал. — Проблема в них? — Питер ухватился за это, не желая, чтобы между ними повисла тишина. — Проблема во мне. — Голос Флэша, негромкий и вдумчивый, заставил Питера передернуться. — Не думаю… — А тебе и не надо. Ты хоть представляешь, сколько в мире сейчас подростков, у которых есть проблемы? Задумайся, на самом деле неплохая тема для размышлений. Я ничем не выделяюсь среди них, так что можешь гулять. — Но я могу помочь хоть кому-то. — Питер понимал, насколько неубедительно это звучит, но ничего не мог с собой поделать. — И что тебе от этого? Ты получишь какой-то приз? — Флэш усмехнулся. — Если нет, то грош цена всем твоим начинаниям. — Кто-то должен помогать всем бескорыстно. — Кто-то должен… — он задумчиво протянул это, словно уже был взрослым. И сидел сейчас на кухне вместе со своим коллегой, распивая портвейн. — Но ты ли? Питер не нашёлся, что ответить. Ему нравилось то, что он делал, и он старался поменьше задумываться. Правильно-неправильно — какая разница? — Я не знаю, что у тебя случилось, — тщательно подбирая слова, — но думаю, что ты уж точно не должен делать что-то с собой. То есть, не пойми неправильно… Я не могу тебя судить… И не хочу, просто хочу сказать, что.. Эх… Всегда стоит подумать, прежде чем делать что-то непоправимое, понимаешь? Потому что у нас всех есть друзья и родные или хотя бы планы на будущее и глупо упускать это из-за одного плохого дня… — Это не один плохой день, — перебил его Флэш. Болтовня обычно раздражала его, но сейчас это было чем-то необходимым. — Не один. Но я уже смирился с этим, знаешь. Да-да, мне стоит жить дальше, абстрагироваться ото всех. Легко сказать, но трудно сделать. Я пытаюсь, ладно? Но не особо получается. Питер молча кивнул. Спустя несколько минут тишины он хотел было что-то сказать, но Флэш продолжил. — Раз ты так хочешь влезть в чужие проблемы, то давай. Пожалуйста! Я уже делал глупости и повторять не собираюсь, — он рассеянно кивнул на свои руки. Питер опустил взгляд и почувствовал, как неприятный ком встал в горле. Шрамы. Несколько уже белых шрамов пересекали обе руки Флэша по вертикали, словно следы от самолёта в небе. Тупее сравнения не придумал?, одернул себя Питер. Они явно были глубокими, но уже зажившими. Паркер не мог сказать точно, сколько им было лет. Может, год, а может и все пять. Такое, он знал, не стирается временем. Метки остаются навсегда, если только человек, конечно, не захочет избавиться от них. Но большинство оставляли, и Питер думал, что, наверное, просто не испытывал то, что они. В каком отчаянии надо быть, чтобы оставить напоминание о таком? — Я не хочу умирать. Я знаю это. Но так было не всегда. Точнее, я не всегда знал, что не хочу умирать. Я просто пытаюсь, правда пытаюсь справиться со всем этим. Эмоциями, что не дают тебе расслабиться. Они.. Они захватывают тебя, понимаешь? Ты пытаешься сделать что-то, но тебе твердят, что этого недостаточно, надо быстрее… Если у меня что-то не получается — значит, я не достоин своей фамилии. Всего, что у меня есть. Я ведь не оправдал ожиданий. Логично, правда?? Если я делаю что-то хорошо — то слышу лишь о том, что надо ещё лучше. «Ну вот почему ты не можешь, как твой брат?». Если ты выигрываешь, выкладываешься на полную, отдаёшь всего себя — хорошо. Мы этого и ждали. Ты не сделал ничего особенного. В следующий раз старайся больше. И это убивает тебя, когда ты ребёнок. Это вообще убивает тебя, понимаешь? Все видят лишь промахи, где и когда ты ошибся. Никому и дела нет до побед. Ведь твой брат может лучше!! А потом хоп — и ты перегораешь. Наконец задумываешься, а ради чего ты вообще пытаешься? И бам! оказывается, в твоей жизни и другого смысла-то нет. Не завезли. А какая это жизнь так-то, получается? Поэтому ты делаешь глупости. Очень большие. Но вот ты все же жив, и тра-ля-ля! Всем и правда было бы без тебя лучше! Знаешь, эти сопливые мелодрамы, где все обнимаются и говорят слова любви? Ан, нет! Но хэй! Что же будет, если общественность узнает, что сын самого Октавиана Томпсона покончил с собой?? Поэтому ты должен жить. И ты пытаешься поговорить об этом, просишь помощи — потому что это не книга. Здесь тебе никто сам, по своему желанию, не поможет. А они говорят, что у них нет времени, и запихивают тебя к психологу!!! Который говорит что??? Правильно! Тебе надо поговорить с родными!! Круг замкнулся! — Флэш говорил громко, едва ли не крича. Активно жестикулировал, и в его голосе Питер слышал — или ему просто казалось — настоящую ненависть. Но, немного подумав, он решил, что принял за нее все то отчаяние, сквозившее в каждом слове Томпсона. — И это будет продолжаться и продолжаться! Пока меня не собьет грузовик или я «не перерасту», ведь «это просто период»! А кто сказал, что я не хочу?? Период? Длинною в жизнь? Ладно! Но как мне его перерасти? Легко сказать, но знаешь, очень трудно сделать! Просто ждать? Я занимаюсь этим почти шестнадцать лет!! Почему никто не может просто сказать как?? Если они и сами не знают, то почему я должен?! Питер напряженно слушал, ловя каждое слово. Флэш распалялся все больше, и под конец в его голосе явственно зазвенели слезы. Паркер боялся одного — и нет, это была не попытка суицида — что это перерастет в истерику. Он знал, что такое не заканчивается ничем хорошим. Но Флэш внезапно успокоился, словно придя к какой-то мысли, и замолчал. — Стало легче? — спустя долгое время молчания спросил он. — От того, что это узнал. Питер вздохнул. В голове закрутилась фраза, которую он, думал, давно забыл. Никто не становится злым просто так. — Да. — Твёрдо ответил он. — Стало. И тебе должно. — Спасибо, мне есть, кому излить душу. — Вот теперь Питер узнавал его. Все тот же Флэш Томпсон. Язвительный гад, не дающий прохода только ради веселья. Флэш встал, подхватив с покрытия крыши толстовку и тёплый жилет. Питер только сейчас понял, что тот всегда носил длинные рукава. — Надеюсь, не увидимся. Питер проводил взглядом одноклассника до самого выхода на крышу, даже не думая останавливать. А после все же спросил: — Ты сказал, что не хочешь умирать. Но хочешь ли ты жить? Флэш сжал ручку двери, за которую уже взялся, помолчал мгновение, а затем вышел. Питер и не ждал ответа. Снова поднялся ветер.