the fallen ones

Неделя в ожидании пролетела незаметно. Вениамин Александрович был уверен, что мне ничего не грозит, если я выберу псевдоним, поскольку не в целях Громова устраивать шумиху в поиске журналиста. Да и волноваться он будет больше об утечке информации. Но псевдоним я все же выбрала. Феникс. Одна цыганка сравнила меня с ним, когда мне было семнадцать. Я была на вокзале, ждала девочек. Именно в тот день мы и собирались покинуть ненавистный нам город, в котором прожили детство, и начать жизнь заново, с чистого листа. Мама отлучилась за кофе. Как вчера помню: темнокожая высокая женщина средних лет. У неё была копна чёрных густых волос, заплетенных в длинную косу, правильные черты лица и большие карие глаза. Она была невероятно красивой и красота была таинственной, завораживающей. А какой стан. Она шла с высоко поднятой головой, расправив плечи, плавно. Присела рядом со мной. — Я вижу, что ты этот город покидаешь. Уходишь во взрослую жизнь. Позволь погадать, — Произнесла она. Я посчитала это обычными догадками. Немного молодых девушек сидят на вокзале с огромными чемоданами в середине лета, но все равно позволила ей сделать то, что она хотела. И в то время, как я надеялась услышать ближайшее будущее, цыганка начала говорить о моем внутреннем мире, — Ты необычная. Многое пережила, будучи ребёнком и переживаешь сейчас. Тебе свойственна глубина мысли, размышления. Ты думаешь слишком много и порой тебе кажется, что твои мысли тебя и убьют. Ты умна не по годам и есть в тебе то, чего нет у многих, — Она сделала паузу, бросив взгляд на подошедшего к нам мужчину, но после продолжила, заглядывая мне в глаза, — Ты способна к перерождению. Каждый год, какой-то определенный промежуток времени, ты открываешь для себя новые истины. Ты меняешься постоянно и будешь меняться на протяжении жизни. Ты — феникс. Боль и страдания будут убивать тебя до тех пор, пока ты не возродишься снова. Рука у тебя властная. Ты станешь высокой фигурой, у тебя будут деньги и успех, но тебе придется очень потрудиться. Ты видишь на три шага вперед, ты знаешь людей, но ещё многое тебе предстоит познать. От размышлений меня прерывает стук в дверь. Я не замечаю, как задумывалась и начала ногтем сдирать лаковое покрытие на белом рабочем столе из древесины, — Войдите. Девушка чуть старше меня с черно-синими дредами, что так идут её большими голубым глазам. Злата улыбается, ставя передо мной коробку пиццы, — А я с подарочком. Волнуешься? Мы познакомились недавно, когда Вениамин Александрович представлял меня коллективу. К слову, меня и правда приняли тепло, но Злата проявила больше внимания. И это внимание не раздражало, как раздражает внимание Даши. Тут больше искренности, мне кажется. — Черт, ты лучшая, — Я улыбаюсь, вдыхая аппетитный аромат, исходящий от моего любимого блюда, — Не волнуюсь, но спасибо, голодная до одури. Мы принимаемся поедать пиццу, болтая о простых вещах, не погружаясь в тяжелые темы. Злата была единственным человеком, с которым общаться мне легко и непринуждённо. Мне не приходилось с ней углубляться, думать и философствовать. Просто шутки и банальные разговоры, которые даются легко. Пускай мы общаемся неделю и я не могу назвать её своим другом, но с ней я отдыхаю. Проведя с ней около часа, я принялась писать новую статью. Сейчас необходимо было из готового материала, что пришёл из полиции, сделать хороший текст. К слову, с этим у меня хорошо, поэтому я быстро вхожу во вкус. Хоть, описание убийства в центре города, да ещё и с такими красочными подробностями, меня не очень вдохновляет на творческую работу. Мысли о том, что этим утром вышел журнал в печатном и электронном видах, где опубликована моя первая в жизни полноценная статья, не дают покоя. Поставив точку в тексте, я сохраняю документ на флешку и иду к редактору, дабы тот сделал статью полноценной. А после прощаюсь со всеми и выхожу на улицу, набирая подругам по звонку-конференции. Бодрые голоса раздаются на том конце линии. Вика, Лиза и Соня одна за другой произносят что-то из рода: «почтила нас своим вниманием» или «неужели вспомнила о существовании друзей», на что я лишь отшучиваюсь и говорю, что сегодня особенный день, который надо отметить. Те берут с меня обещание, что я все расскажу при встрече и я даю им слово. За все это время я действительно от них отдалилась, погружённая в работу, даже начала пропускать занятия в ВУЗе. И почему-то не стала рассказывать им о том, что работаю в издательстве. В любом случае, сегодня будет потрясающий вечер, хоть что-то внутри моей груди тревожно покалывает, словно бомба отсчитывает минуты до взрыва. *** Красное бархатное платье чуть ниже коленей, с V-образным глубоким вырезом, чёрные туфли и вишневая помада. Волосы я зачёсываю назад и фиксирую лаком. — Хорошо выглядишь, — Говорит Соня, — И это круто, что ты сейчас думаешь о своей внешности, но может все-таки расскажешь, как тебе удалось найти столько информации на такого влиятельного человека. — Это оказалось проще, чем я думала, — Проговариваю я, сбрызгивая себя духами Gucci bloom, — К тому же, Лиза мне очень помогла. — Что верно, то верно, — Не без скромности поддерживает Лиза и оглядывая Вику с Соней и поддаваясь их любопытным взглядам, начинает рассказывать о происходящем. Я же, в свою очередь, вызываю такси. В «Санрайз» не особо хочется ехать в силу недавних событий, поэтому мы отправляемся в другой, не менее престижный клуб — «Фог». С английского fog, переводится, как туман. И что самое любопытное, весь клуб представляет из себя огромное помещение с чёрными матовыми стенами и полом, зеркальным потолком и освещением из ярко-зеленого, фиолетового и синего света. И почти все пространство заполнено чем-то вроде дыма, какой-то обманкой, напоминающей туман. Все это мешает видеть дальше метра, огни всегда мелькают быстро, ярко, меняют цвета. Вика называет этот клуб «наркоманским», потому что в основном там действительно ставят громкую, бьющую по ушам музыку. Да она с басами, ритмичная, что и положено клубам, но есть в ней все же что-то замедленное и странное. А музыка очень дополняет атмосферу помещения. Мы садимся в такси, весело смеясь, слушая то, как Лиза рассказывает нам истории из своего детства. И я даже поверить не могу, что наша дружба все ещё крепка и жива. — Ну, мы с Настей и Надей его в детстве постоянно били. Это он потом вырос и крутой стал, а я вот до сих пор вспоминаю, — Говорит Лиза, — Пинаем мы его с девочками и видим бабушка его идёт. Мы в ряд встали, его закрыли, его бабушке улыбаемся, машем. Она в ответ тоже улыбается, здоровается кивком и в дом заходит. — А вы что? — Спрашивает Соня. — Ну, а мы разворачиваемся и давай дальше его пинать. *** В воздухе витает смесь из запахов фруктов, мяты, табака и тонкой нотки виски. Мы держимся вместе, двигаясь к барной стойке. Заказываем мартини, стараясь выпивать этим вечером так, чтобы не закончилось, как в прошлый раз. Чувствую вибрацию в сумке, достаю телефон. Звонит Злата, — Алло. — Алло, Влада, — Тревожным голосом произносит девушка. Музыка вовремя заканчивается, поэтому у меня есть немного времени, чтобы расслышать то, что она говорит, — Уходи оттуда. Ты слышишь меня? Уходи! — О чем ты? — Спрашиваю я, не понимая. Она говорит что-то, но музыка вновь играет и громче прежнего. Я говорю девочкам, что сейчас прийду и через толпу пробираюсь к дамской комнате. В туалете музыки почти не слышно, поэтому я перезваниваю девушке, но связь обрывается. Она недоступна. — Что за чертовщина? — Бурчу я себе под нос. Убираю телефон обратно в сумку и смотрю в зеркало. Тут никого нет, кроме меня. Подкрашиваю губы помадой, но все ещё не ухожу. В груди возникает странное чувство, будто кто-то наблюдает за мной. Но мне все равно. Я смотрю лишь в отражение своих глаз. И самое пугающее, что в них отражается зеркало, где также стою я, напротив. А позади меня кто-то ещё. Мысленно успокаиваю себя, говоря о том, что мистики мне и так в жизни хватило. Хочу вернуться обратно, но мои же глаза меня и завораживают. Мои глаза такие красивые. Хочется утонуть в них. Белая подсветка освещает лицо, отражается двумя огоньками в моём взгляде. Остальная часть помещения затемнена. Я не слышу музыки, слышу лишь редкие капли воды в кране. Слышу, как капли, одна за другой, ударяются о мрамор, Тот, кто стоит позади меня, в отражении моих глаз исчезает. Музыка снова слышна. Трезвость рассудка возвращается ко мне и я поворачиваюсь в сторону дверей, стремясь выйти отсюда, но возникший из ниоткуда Громов, перекрывает путь. — Далеко собралась? — Улыбается он, легким движением руки откидывая меня к стене. Резкая боль в затылке, я издаю слабый стон, чувствуя, как сознание покидает меня. Все темнеет в глазах, тело медленно сползает по стенке. — Мы ещё не закончили, — Егор улыбается и темнота отходит. Сознание возвращается ко мне, зрение снова становится чётким, хоть боль никуда не отступает. Чувствую, как по шее стекает тёплая струйка крови. Мужчина в миг оказывается напротив меня, склонившись. Белки его глаз налиты чернотой. Зрачки и радужка уступают место тьме. И это приводит меня в ужас. Человек не может одним взмахом ресниц надеть склеры. Тогда что, мать его происходит с его глазами? Вжимаюсь в стену, когда он оказывается ещё ближе. Его глаза чёрные и напоминают мне глаза ос, а я больше всего боюсь насекомых. — Скажи мне, что ты и не рассчитывала на то, что окажется безнаказанной, — Медленно произносит он хриплым голосом, ухмыляясь, — Не думала, что сделанное тобой сойдёт тебе с рук. Меня трясёт, — Что ты такое? — Ты знаешь, — Говорит он поднимаясь на ноги. Его голос становится громче, он взмахивает рукой ещё один раз и я чувствую, как неведомая сила, словно тряпочную куклу, поднимает меня в воздух и откидывает в другую стену. Ударяюсь о неё, падаю и пытаюсь сдержать слезы, чтобы не заплакать от боли, — Не строй из себя дуру. Ты очень хитрая, если смогла провернуть это, но зачем? Очередная шестёрка Авраама? Как ты не поддалась моему контролю? Ты человек, я вижу это. — Что ты несёшь? — Кричу я, игнорируя страх, который просит меня молчать, — Я жур… Резкий тяжёлый удар в челюсть заставляет меня умолкнуть. Я жадно хватаю ртом воздух, пытаясь угомонить боль. Боль повсюду, во всех частях тела. Она проникает в меня, ломает кости, но я не могу кричать. Я вижу, как мои пальцы выворачивает, чувствую этот огонь, испепеляющий изнутри. Необъяснимая, невыразимая дикая боль. В ушах стоит хруст собственных костей. — Не в моих правилах бить женщин, — Произносит Егор и я отчётливо слышу его голос. Хочется вопить, плакать, но не получается. Не получается даже пошевелить кончиками пальцев, — Но тебя убить мало. Не туда полезла. Мысленно молю Бога, чтобы эта боль остановилась, чтобы закончились эти муки. Чувствую, что не могу сделать вздох, огонь заполняет мои легкие. — Он тебя не услышит, — Говорит Громов, ухмыляясь, — Нет. Несколько секунд. Я чувствую, что у меня осталось всего несколько секунд, прежде чем мне останется сделать последний в своей жизни выдох. Издать безжизненный хрип и позволить телу остыть. Мои глаза останутся открытыми, а гримаса ужаса, словно гипсовая фигурка, застынет на моем лице. Мир погружается во тьму. Я больше не чувствую тепла, я теряюсь, пропадаю в уголках своего сознания. Я одна. В темноте. *** С трудом открываю глаза и оглядываю комнату, в которой нахожусь. Моя комната. В груди теплеет надежда на то, что произошедшее — страшный сон, однако пятна крови на моем платье говорят об обратном. Страх сковывает меня, обволакивает каждую клеточку тела, но вместе со страхом приходит и злость, непонимание. Комната, погружённая в темноту, освещается лишь поступающим через окно лунным светом. Полностью чёрные глаза. Егор одним лишь взмахом руки, не притрагиваясь ко мне, швырял мое тело из стороны в сторону, ломал мне кости и перекрывал дыхание. Я вспоминаю, когда невольно потянулась к его губам, когда он действовал на меня, как гипноз. Словно я встретилась с чем-то злым, страшным. Словно я связалась с самим сатаной. — Угадала, — Раздаётся справа от меня. Я подскакиваю на месте, отползаю на другой край кровати, замечая темный силуэт, — Я мысли читать не умею, но когда люди используют имя сатаны или взывают к богу, мои радары это определяют. Я слышу усмешку в его голосе и это пугает куда больше, чем, если бы он метался по комнате. Молчу. В прошлый раз, когда я говорила, мне хорошо досталось, но на удивление сейчас все кости целы и ничто не вызывает боли. Как мы попали в мою квартиру? — Позволю тебе говорить, — Произносит Громов, — Я, вероятно, поспешил с выводами. Все ещё не говорю ни слова. Громов устало вздыхает, двигается к окну, закрывая собой часть лунного света. Смотрю на него, не отрывая взгляд, пытаясь понять кто стоит передо мной. Неужели и впрямь настоящий дьявол? Меня немного знобит. Натягиваю на себя одеяло, стараясь согреться. Смотрю в спину Громова и наконец решаюсь начать разговор, — Почему я ещё жива? Я услышу усмешку. Громов оборачивается и медленно подходит ко мне, — Я не человек уже давным давно, но что-то человеческое во мне осталось. — Кто ты, если не человек? — Быстро спрашиваю я. Я вижу, что он удивляется такой моей смелости. Я, признаться честно, сама себе сейчас удивляюсь. Но голова моя разрывается от вопросов, которым нет ответа и все, что мне остаётся это разговор с Егором. — Ты же записывала наш разговор на диктофон, — Громов меняет тему, — Я переслушал все и понял, что ты много знаешь. Лучше бы ты интересовалась тем, что будет с тобой дальше. Он садится на кровать, визави. Делаю глубокий вдох. Снова чувствую страх, но стараюсь не подавать виду, — И что же? — Однозначно будешь под моим присмотром. Я выкупил все журналы с той статьёй, — Егор проводит большим пальцем по моей щеке, опускаясь ниже, переходя к шее, следующее он произносит полушепотом, обжигая горячим дыханием мои губы, находясь непозволительно близко, — Феникс. Я пытаюсь оттолкнуть его от себя, на что он лишь издаёт смешок. Одним движением, заставляя меня вскрикнуть, мужчина прижимает меня к матрасу, нависая сверху, прижимаясь ко мне всем телом, — Ты ответила за то, что позволила себе пробраться на мой банкет и узнать лишнее, но все ещё не поплатилась за статью. — Встань с меня, — Воплю я, нанося удары в грудь бандита и лицо, но мои руки в миг оказываются скреплены за головой. Страх. И странно, что чувствую я не страх оказаться изнасилованной и убитой, а страх унижения. Страх того, что я проснусь утром и посмотрю на себя в зеркало с отвращением и понимаем того, что меня сломили. Но ему будто достаточно того, что есть, хоть я и читаю в его глазах явное желание, — Узнав, что все происходящее твоих рук дело, я, признаться, думал, что убью тебя, но стоило мне начать, — Он на несколько секунд замолкает, вдыхая запах моих волос, — Я не смог. А это, моя хорошенькая, большая ошибка. И я буду за неё платить. — О чем ты? — Говорю я, глядя в его глаза. — О том, что теперь твоя жизнь полностью зависит от меня, — Отвечает Егор, — Не делай глупостей, не рассказывай о том, что знаешь, — Я буду тебя навещать. Егор приподнимается, притягивает мою руку к своим губам и оставляя на коже влажный легкий поцелуй, произносит, — До встречи. *** Холодный пот, ужас и что-то поистине невероятное, страшное чувство. Я подскакиваю на кровати, часы показывают шесть утра. Откидываю одеяло. То же платье и макияж. Хватаю телефон с тумбочки и звоню Соне, пытаясь сделать максимально спокойный голос, — Привет, подруга, спишь? Сонным голосом она посылает меня во всевозможные стороны. — Спишь значит, — Говорю я, — Напомни мне, что было вечером. — Ты че обдолбанная? — Спрашивает Абрамова и я слышу, что её голос пробуждается, — Я откуда знаю, что у тебя было? Ты подошла сказала, что вызывают срочно в редакцию и уехала. Мы уходить не стали, тусили дальше. Что случилось? — Ничего, Сонь, спасибо, — Отвечаю я, сбрасывая трубку, — Сон странный приснился, спать пойду. Но сон это или не сон — ещё предстояло узнать. Точно уверенная в том, что я ничего девочкам не говорила и что не была в редакции, я откидываю одеяло, осматривая тело. Ни синяков, ни ссадин. Что за чертовщина? Я уверена, что происходящее со мной не было сном. Громов был здесь и даже шлейф его одеколона все ещё держится в воздухе. Чёрные глаза. Когда я вспоминаю их, неприятное липкое чувство страха обволакивает все мое тело. Как я оказалась дома? Как уснула и проснулась? Может я схожу с ума? Встаю с кровати, иду на кухню. Ставлю чайник и сажусь за ноутбук. В одном платье дома прохладно, поэтому я накидываю на плечи кардиган. Включаю компьютер, когда щелчок чайника оповещает меня о том, что тот вскипел. Делаю кофе и возвращаюсь обратно. Хочется свалить это на страшный реалистичный сон. И воспоминание о звонке Златы вечером, помогает мне узнать наверняка. Я перезваниваю девушке, попутно открывая браузер в ноутбуке. Та долго не берет трубку, но все-таки отвечает. Не так грубо, как Соня, но голосом таким же сонным и недовольным. — Ты вчера мне звонила? — Спрашиваю я, смотря на пустую строку в Google. — Да, — Говорит она, — Ты успела уйти? — От чего я должна была уйти? От Громова? — Спрашиваю я, — Откуда ты знаешь, что он должен был прийти? — Он вчера был в издательстве. Я засиделась до поздней ночи. Клянусь, Влада, я не знаю что на меня нашло. Он просто зашёл в кабинет и я почувствовала так, словно все как надо и все правильно, словно я ему доверить ему абсолютно все. Спросил кто написал статью, — Она делает паузу, — Честно, я не знаю зачем сказала ему твоё имя. — Все нормально, — Отвечаю я, — Егор умеет манипулировать людьми. Перезвоню позже, хорошо? — Хорошо, — Говорит Злата, — Будь осторожна. Я бросаю трубку и кладу телефон на стол. То, что Егор не человек — это очевидно. Парень сам так сказал. Об этом говорят и глаза, и гипноз и телекинез. Ввожу в интернете эти понятия. Кто он, черт возьми, такой? Но не нахожу ничего толкового. Тогда в голове возникает идея углубиться в мифологию. Открываю первый попавшийся сайт: эльфы, полубоги, гномы, русалки, боги, вампиры. На последних заостряю внимание, но тягу к крови у Егора я не замечала, да и телекинез это не про вампиров, вроде. Читаю дальше. Внезапно заинтересовывает раздел «Демоны». В статье говорится о злых духах, посланниках Ада. Далее изучаю демонов Гоэтии, но не нахожу чего-то, что меня цепляет. К слову, я всегда интересовалась мистикой и гаданием. А кому не интересно сверхъестественное? Поэтому поверить в то, что Громов демон куда проще, чем в то, что я схожу с ума. Злата же подтверждает мои слова, а вместе люди с ума не сходят. Наталкиваюсь в википедии на текст: Француз, судья по делам ведьм Боден писал о демонах следующее (1580 г.): Дьяволы обладают глубочайшими знаниями обо всём. Ни один богослов не может истолковать Священное Писание лучше их, ни один адвокат не знает законов и установлений, ни один врач или философ лучше них не разбирается в строении человеческого тела или в силе камней и металлов, птиц и рыб, деревьев и трав, земли и небес. Далее идут классификации демонов по самым разным признакам. Это меня не интересует. Ввожу «чёрные глаза и телекинез у демонов». Гугл выдаёт сайт-форум, куда я перехожу. Просят указать логин и пароль. Я нервно вздыхаю. Быстро регистрируюсь на форуме, прохожу какой-то странный текст, содержащий в себе вопросы из рода «Ты хочешь пообщаться с демоном?» или «Оккультизм — это…». На выбор предлагаются несколько вариантов ответа. К слову, я экзамены сдаю постоянно, поэтому не составляет труда найти некоторые определения в интернете. Мгновенно происходит загрузка и мне открываются комментарии людей. Перехожу из одного обсуждения в другое, пока не нахожу что-то более ли менее интересное. Статья по демонологии. Круто, Утюрина, тебя заносит. Быстро читаю текст, выделяя моменты, которые кажутся интересными. Фраза: «Большинство демонов, если не все, ранее были людьми, которые в аду потеряли всё человеческое, отреклись от своего изначального происхождения и стали такими же, как и их палачи, т.е. демонами» напоминает о словах Громова. Далее говорится о сверхспособностях: ловкость, ум, сила, управление разумом человека, гипноз, телекинез. Упоминаются чёрные глаза. Некоторые комментаторы поддерживают автора статьи, некоторые пишут, что имели дело с демонами, а кто-то просит подписаться на их страницу в Instagram. К слову, многое проясняется, но я до последнего не могу поверить в происходящее. *** С того дня, я проводила каждый день на этом форуме. Рисовала знаки под коврами, на стенах за шкафами, рисовала их в подъезде, раскидывала разнообразные мешочки, соль. Старалась не оставаться одна в ВУЗе, ехать домой только с кем-то из подруг и в издательстве просила Злату все время находится рядом. Иногда мне казалось, что я фанатик-параноик, который просто увидел когда-то страшный сон. К слову, кошмары мучают меня каждую ночь и по сей день. Комментаторы на форуме убеждали меня в том, что дома мне ничего не грозит с такой защитой, но я все равно чувствую страх. А ещё я чувствую себя последней дурой, но не об этом. Речь о Громове в редакции не поднималась. Мне давали писать статьи о преступлениях, а не о людях. И со временем я вошла во вкус. К слову, прошёл уже месяц, а Егор так и не появился. Иногда подумываю о том, что это лишь мое подсознание на фоне стресса и усталости сыграло со мной злую шутку. И начинаю расслабляться. Последнюю неделю даже езжу домой одна. Углубляюсь в учебу, работу и бизнес. — Привет, — Злата заглядывает в мой кабинет с двумя бумажными стаканчиками кофе, — А я из Starbucks. Что пишешь сейчас? К слову, несмотря на произошедшее, со Златой мы очень сблизились. Она оказалась по-настоящему тёплым человеком, с которым мне приходилось забывать кто я есть. Приходилось забывать о том, что я занимаюсь нелегальным бизнесом, ввязываюсь в драки время от времени, часто выпиваю, курю, не доверяю людям и презираю себя. Она раз за разом помогала мне найти в себе что-то хорошее и продолжает это делать. — Молодой парень спрыгнул с шестого этажа из-за того, что не сдал ЕГЭ, а пока падал зацепился курткой за парапет этажом ниже и висел там, — Монотонно проговариваю я, — Русские даже убить себя нормально не могут. Она сдерживает смех, понимая, что ситуация не слишком подходящая для веселья. — А как твоя статья? — Спрашиваю я. — Ничего, — Кивает она, — Нормально. Пишу сейчас про культуру. Мне нравится с ней. К Злате я привязалась, несмотря на тот случай с Громовым. Наверное, потому что противоположности притягиваются. Смотрю на её улыбку, пока она рассказывает о последней пьесе в городском театре. Хотелось бы мне, Злата, порой быть легкомысленной и ветреной, хотелось бы хотя бы малую частицу твоей любви к этой жизни, твоего света и детской нивности. Ты открываешься людям, пока я строю стены. Ты доверяешь им, получая ножи в спину, а я втыкаю их в спины других. Порой мне кажется, что я не заслуживаю такого друга. Грязь на моих руках может запятнать её свет.