///
Эпидемия вспыхнула неожиданно, где-то в области Ирана или Египта. Массовая пандемия охватила почти весь земной шар, превратив 95% населения в голодных тварей, а оставшихся обрекла на вечные скитания и поиск укрытия. По последним данным, единственными безопасными зонами остались острова (Гавайи, Карибские и Чилийские) и области заполярья. У людей, оставшихся на материках, не было ни единого шанса на спасение.///
Солнце уже пробивалось сквозь плотные шторы, заставляя сонную Юнджи разлепить глаза. Каждое пробуждение словно возвращение в бесконечный кошмар: хочется, чтобы все это наконец кончилось. И без разницы, плохо или хорошо. Снова проснуться в своей удобной кровати, под самым потолком, позавтракать в кругу семьи, погулять с друзьями, банально посидеть вместе в какой-нибудь кафешке или подцепить в клубе симпатичного парня, чтобы скрасить одинокий вечер — всего этого она раньше не замечала, считала нормой. А теперь даже такая каждодневная рутина казалась божьим даром. Но все это в прошлом: здесь и сейчас ты убегаешь от толпы голодных мертвецов, чтобы спрятаться в каком-нибудь доме или его подвале, а затем убегать снова. И снова. И снова. Хосока рядом не оказывается, но это и неудивительно: он ведь почти не спит. На нервной почве. И панических атак по ночам, ведь теперь в его страхе темноты появилось что-то реальное. Что-то пострашнее обычной игры воображения. Юнджи быстро поднимается с кровати и накидывает на плечи толстый бомбер: все остальная одежда уже на ней, предусмотрительно застегнуная и зашнурованная. Задержавшись в дверном проеме, девушка выходит на кухню, но никого не обнаруживает. Она мельком заглядывает в комнату, где должны спать Тэхен с Чонгуком, но и там оказывается пусто: сдутый матрац сигнализирует о том, что ребята ушли несколькими часами ранее. В глубине души Юнджи надеется, что они вернутся. Если вы скажете, что выживать во время апокалипсиса легче командой, то окажетесь неправы. Юнджи убеждена, что чем меньше группа — тем больше шансов спастись. Хотя бы потому, что отвечать лишь за себя намного легче. Или у нее просто проблемы с доверием. Как бы то ни было, сегодня последний день их похода. Когда они дойдут до леса, жизнь станет проще и безопаснее. Предложит ли Юнджи разделиться? Возможно. Если ее поддержит Хосок, то все пройдет без особых эксцессов. Они просто разойдутся по двое, разбегутся в противоположных направлениях, направив пушки друг на друга, пока не потеряют бывших сотоварищей из виду. А дальше — как судьба решит. Юнджи усмехается и достает из кармана спортивок пачку мальборо. Раскурив сигарету, она делает пару глубоких затяжек и тушит тлеющий конец о бетонный подоконник. Сегодня — решающий день, а на финишной прямой не останавливаются.///
С самого утра Чонгук почуял что-то неладное. Опасность витала в воздухе, забиваясь в нос и легкие. Будто ждала, когда сможет застать врасплох, чтобы уничтожить Чона и превратить его в пыль. Чонгук оглянулся на идущего рядом Тэхена и сердце болезненно сжалось в грудной клетке. «Господи, только бы я сумел его спасти».///
Они выходят в полдень, когда солнце поднимается высоко над головой, напоминая огромный раскаленный диск. Выстроившись в ромб, чтобы каждый из группы мог следить за своей стороной, они незаметно передвигаются по улицам, избегая откровенно широких мест и слишком узких переулков. До границы остается около двух километров, которые нужно преодолеть только за сегодня. Первые несколько минут путникам откровенно везет, потому что на глаза не попадается ни одной группы зомби. Но спустя четверть часа приходится ускорить шаг, потому что за спиной слышится голодный вой и удары тяжелых ступней об асфальт. Никто не знает почему, но зомби, раньше предпочитавшие центр города, теперь огромными потоками стекаются к его окраинам, и последние несколько дней от них приходится убегать. Однако как бы быстро вы не шли, следует помнить, что все же вы на их территории и бешеная погоня теперь — важнейшая часть вашей жизни. Хосок, повернувший за угол, вдруг резко отскакивает назад и прикладывает палец к губам. Юнджи действительно притихает, вжимаясь в холодную стенку, а Чонгук выглядывает за угол, оценивая обстановку. Пять зомби стоят на тротуаре, покачиваясь из стороны в сторону в одном им ведомом ритме. «Любая ошибка, — думает Чон, — будет фатальной. Услышат нас — и мы трупы». Чон делает жест рукой, и вся группа медленно отходит назад. Тэхен, стараясь унять дрожь в руках, прихватывает край чоновской куртки и изо всех сил сжимает его похолодевшими пальцами. Чонгук обеспокоенно смотрит на свою пару и взглядом просит потерпеть немного, показывает, что рядом, и от этого на душе у старшего становится немного легче. Юнджи, стараясь держаться ближе к Хосоку, медленно передвигает ногами, а под прорезиненной подошвой хрустит сухая асфальтовая крошка. Звук кажется настолько громким, что девушка на секунду замирает, вслушиваясь в тихий топот и редкие стоны зомби за углом, а затем продолжает отходить назад. Вдруг, ей под ногу попадает неудачно лежащий булыжник, и Юнджи спотыкается, готовясь к удару о землю. Хосок хватает ее за ворот куртки и снова ставит на ноги, презрительно оглядывая. Вся компания останавливается снова и прислушивается. За спиной раздается оглушительный крик. Первым бежать пускается Чонгук, утаскивая за собой Тэхена, который понимает все мгновенно и тоже бежит следом за Чоном, не отставая от того ни на шаг. Хосок шипит разозленно и спустя несколько секунд срывается с места, понимая, что бегут они не в северном направлении, как задумывалось изначально, а чуть западнее. Но сейчас главное бежать. Прятаться и молить о пощаде. Стартуя, Юнджи понимает, что отстает от парней на довольно приличное расстояние, но все равно бежит, выбиваясь из последних сил, все же потихоньку сокращает расстояние между ними. Она чувствует, как мертвецы нагоняют ее, почти дышат в спину, но и на секунду не задумывается о том, чтобы сдаться, остановиться. От этих голодных воплей за спиной у Тэхена все холодеет внутри, но Чонгук крепко-крепко держит его за руку, не позволяя упасть, тащит за собой. Краем глаза младший замечает в закутке открытую дверь и резво сворачивает, чуть ли не падая. Он знает, что Хосок бежит следом, а Тэхен совсем рядом, запыхавшийся, еле живой, но и этого достаточно. Ребята залетают в дверь, перепрыгивая спускающие вниз ступени, и ждут, когда на горизонте появится Юнджи. Ее нет одну секунду, две, три. Хосок прикусывает губу, по которой тут же стекает тонкая струйка крови. Девушка появляется из-за угла слишком неожиданно. Слишком быстро бежит к открытой двери. Зомби бегут к ней слишком близко, практически наступая на пятки. И их слишком много. Вылавливая Юнджи, Хосок не успевает закрыть дверь, и три зомби вваливаются в комнату, врезаясь в стену. Один из них тут же бросается на Хосока, но тот успевает сделать меткий выстрел в голову и уже спустя мгновение подергивающийся труп лежит у его ног. В маленькой подвальной комнате сложно разобрать, кто где. Возникает сумятица. Чонгук падет на пол, отпихивая от себя проворного мертвеца, который кричит оглушительно, что есть мочи. Но Чон все же пересиливает себя и, вынув пистолет из кобуры, делает четыре выстрела мертвецу в живот. Отпихивая от себя полуживого зомби и поднимаясь на ноги, он краем глаза замечает, что Тэхена в комнате не видно. «Где Тэхен? Куда делся Тэхен?» — стоит у него в ушах, пока он приканчивает тушу оставшимися в барабане патронами. И видит. Видит, как третья тварь вгрызается в тэхенову руку; слышит, как истинный надломленно вскрикивает, зовет на помощь, полосуя мертвеца своим ножом, но сделать ничего не может. Чонгук раненым зверем воет, бросается к прутьям камеры и оттуда делает меткий выстрел прямо в голову, которая разлетается на мелкие кусочки. Смотрит на Тэхена, который натужно кричит от боли, и собирается подойти ближе, но Ким выкрикивает предупреждающее «стой» и сжимается в клубок на сыром полу. Но Чонгук его не слушает: забегает за решетку и падает на колени рядом с Тэ, который уже не кричит, а только приглушенно всхлипывает и шепчет «прости меня…прости,.прости», которое становится все тише и тише. Наконец, он совсем замолкает и больше не двигается. Младший знает, что Тэхен умер. Всего секунду назад умер у него на руках. Он знает это, но все равно продолжает сидеть рядом. Знает он и то, что через несколько секунд///
Тэхен пальцами отщипывает от ваты еще один кусочек и отправляет себе в рот, на что Чонгук и шикает и опять бормочет себе под нос «руки испачкаешь же…липкие будут». Они медленно прогуливаются по парку, останавливаются иногда, прислушиваясь, в какой стороне проходит праздник, и идут в противоположную от него сторону. Чтобы не мешал никто. А в воздухе пахнет весной. — Чонгук-и, — зовет старший, подходя ближе, — пойдем домой уже: тут жарко, я не выдерживаю, — и начинает обмахиваться ладонью: на пальцах поблескивает сахарный сироп. Чон зависает на несколько секунд, смотря куда-то сквозь Тэхена, а потом фокусирует взгляд и коротко кивает: — Ладно, все равно руки тебе вымыть надо, извозился весь, как ма… — младший вдруг замолкает: Тэхен аккуратно кладет пальцы себе в рот, и начинает посасывать их один за другим, отчищая от сиропа; проходится розовым языком по фалангам, чуть причмокивая. Чон сглатывает вязкую слюну. Он подходит к истинному почти вплотную и немного теряется, когда на него поднимаются хитрые лисьи глаза, а указательный палец Тэхена замирает у того за щекой. — Чон-и, ты что-то хотел сказать? — и улыбается. — Да, хотел. Нам поскорее надо домой. Прямо сейчас, — а Тэхен только сильнее усмехается, привстает на носочки и оставляет на губах Чона поцелуй с привкусом колы: — Ваты еще много осталось: догонишь — получишь приз, — довольно кидает Тэхен, а дальше младший видит только сверкающие пятки. «Вот дурик, дом ведь в другой стороне», — и понимает, что на этот раз топографический кретинизм Тэхена ему только на руку.///
Капли одна за другой падают на холодный бетонный пол, разбиваясь о его шершавую поверхность. В помещении влажно и душно, хоть дожди и прекратились несколько недель назад. Чонгук чувствует, как холод пробирается под одежду, как в легких зреет что-то инородное. Он разлепляет веки и замирает на месте: из-за решетки на него смотрит пара красных глаз. Поперек горла встает ком. Чон пытается проглотить его, но не получается: зомби напротив тихо лежит, отзеркаливая чужую позу, и совсем не дышит. Взгляд кроваво-красных глаз направлен точно на Чонгука: он изучающий, впивающийся в самое нутро и выворачивающий его наружу. А Чонгук все еще не верит. Ведь это его Тэхен, ТэТэ. Лежит рядом, на расстоянии вытянутой руки. Младший снова вспоминает, как целовал эту же золотистую макушку утром, как сжимал в руке тонкие, холодные пальцы, как смотрел в эти глаза цвета жженого сахара и, задыхаясь, изо всех сил в темноте прижимал худое тельце к себе. Юноша поднимается на руках, словно во сне, и садится прямо, на метр отодвигаясь от решетки. Он смотрит на запястье и видит россыпь фиолетовых отметин, которые, он уверен, станут только больше со временем. Тэхен нечитаемым взглядом следует за ним и снова замирает. Если бы не это, Чонгук подумал бы, что Тэхен мертв. «Но он действительно мертв», — равнодушно констатирует внутренний голос. Чон забывает вдохнуть, когда опускает взгляд к полу и видит, что из темноты на него смотрят два рубиновых глаза. Они сияют кровавыми отблесками, когда на дне возникают огненные всполохи. И Чонгук чувствует, что сгорает в их пламени.///
Он честно не знает, сколько времени провел здесь, сидя на холодном полу и вглядываясь в пространство перед собой. Легкие неприятно саднило, и кашель рвался наружу, но Чонгук чувствовал, что если даст ему выйти, то больше никогда не остановит. Парень спал урывками, когда сон наступал на пятки и не спрашивал разрешения. Тело хотело жить: оно отказывалось истощаться, подавая редкие сигналы о том, что необходимо найти пропитание и что не нужно сидеть на мокром полу, но Чон и его подавил — собственный организм теперь не помеха. И когда бы он не просыпался: утром, вечером или ночью, когда поток зомби, стекающий к краям города, увеличивался — его неизменно преследовали два красных глаза. Даже во сне. Чонгуку снова снится Тэхен. До невозможности хрупкий мальчик, который цепляется пальцами за лацканы чужого пальто и доверительно смотрит в глаза. Его Тэхен, который признается, что вообще-то целуется впервые, но тут же лезет за добавкой. У его Тэхена осенью листья постоянно застревают в волосах, а капюшон куртки всегда натянут до подбородка. У его Тэхена теплое дыхание, когда тот привстает на цыпочки и целует в шею, утопая в огромном свитере. А еще Тэх… Со стороны прутьев слышится протяжное шипение. Чонгук боится пошевелиться, боится раскрошить свое сердце на еще более мелкие кусочки: он только смотрит в некогда родную спину, и взгляд невольно возвращается к собственным рукам. Фиолетовая россыпь, коснувшаяся бледной кожи предплечий, теперь напоминает какие-то далекие, никем не виданные ранее созвездия. Но самой яркой звездой Чонгука все равно останется Тэхен.///
— Хён, кажется, я влюбился. Как гром среди ясного неба. Тэхен натягивает на лицо улыбку, а внутри у него все рвется; он поднимает взгляд от тарелки с хлопьями и смотрит на фигуру в дверном проеме: Чон мнет край домашней футболки, облокотившись головой о косяк. — Хмм, надо же, — мечтательно тянет Тэхен, — и кто же эта счастливица? Я ее знаю? — неправда, все вранье, притворство. Но Тэхен должен терпеть, он просто обязан, ради Чонгука. — Ага, — младший сует руки в карманы своих мешковатых спортивок и идет по направлению к барной стойке, за которой сидит Тэхен; каждый шаг Чонгука болью отдается в груди. — Только ты немного не угадал: это не девушка. — Хах, я все равно рад за тебя, — ложь ложь ложь. Тэхен не рад, ни капельки не рад. Он из последних сил сдерживает слезы, стараясь улыбнуться еще ярче и заглушить этой улыбкой треск разрывающегося сердца, — наверняка, он замечательный, — Тэхен кидает полный обожания взгляд влево, но Чонгук остается серьезным, лишь слабо кивая, — я даже завидую немного, — и снова поправляет лежащие идеально ровно волосы, поблескивающие в свете ночника. Чонгук подрывается с места, отталкиваясь от кухонной тумбы, и впивается рукой в тэхеново запястье. Он смотрит в глаза с ненавистью, не скрывает своего гнева, но во взгляде боль мешается с подступающей к горлу обидой. Тэхён замирает на месте: от неожиданной близости его в жар бросает, а сердце грозится пробить грудную клетку. Только бы Чонгук не услышал, как быстро и глухо оно бьется. — Как долго? — после минутной паузы длиною в вечность. Чонгук поднимает взгляд от пола и смотрит прямо, вновь повторяя вопрос, — Как долго ты собирался от меня это скрывать? — О чем ты, Чонгук-и? — невинно спрашивает Тэхён, но его прерывают: — Чонгук-и, хах, — младший усмехается, напрягается еще сильнее, сжимая чужую руку до хруста костей, — Чонгук-и… я тебе игрушка что ли? Или младший братик, а? — Тэхён замечает слезы в уголках чоновых глаз, и от этого неприятно щемит в груди. Чонгук хватает Тэхена за кисть, и прежде чем тот успевает что-либо сообразить, скатывает ткань чужого пуловера до локтя вверх, открывая вид на красивый терновый браслет, оплетающий худое запястье, — ты мой истинный, Тэхен! Ты это хоть понимаешь? Ты вообще думаешь, что ты твор… И тут Тэхен не выдерживает: всхлипывает закрывая глаза ладонью, и беззвучно плачет. Чонгук замирает на месте, но чужой руки не выпускает: Тэхен и убежать может, он то знает. — Чон-и…я…п-прости…меня…я хотел…хотел…дать тебе возможность выбирать, а не…привязывать таким образом, пожалуйста, прости меня… — Чонгук напряженно выдыхает, а затем прижимает к себе Тэхена, немного ослабляя хватку, а другой рукой поглаживает спину старшего, которая подрагивает, когда тот пытается сдержать очередной всхлип. — Я влюблен в тебя, Тэхен-а, и тебе придется с этим смириться, — старший замолкает, поднимая голову кверху и шмыгает носом. — Угу. — Что угу, идиотина? Я надеялся хотя бы на то, что тоже тебе нравлюсь! — Угу. — Ну раз ты не против, то с этого момента я запрещаю тебе подходить к Богому ближе, чем на полметра, ясно? — Угу. — Вот и договорились. Целоваться не будем: ты весь в соплях, — Чонгук аккуратно опускает голову ниже и губами касается чужого лба, задерживаясь на несколько секунд, и жмурится в осознании того, что всё будет хорошо, ведь теперь все на своих местах: Тэхен с Чонгуком, а Чонгук — с Тэхеном. Как того и хотела Вселенная, которую младший никогда не устанет благодарить за столь прекрасный подарок, как Тэхен, от смущения зарывшийся в чонову футболку и///
Человек напротив — не Тэхен. У Кима голос глубокий и мягкий, у него звезды в глазах и заставка greenday на экране блокировки. Его Тэхен не такой. Его вообще здесь больше нет. Но Чонгук осматривает черный крученый браслет на своей руке и приходит к обратному выводу: когда соулмейт умирает, метка пропадает, оставляя после себя бесцветные рубцы. Больно, но зато твоя пара получает второй шанс на нормальную счастливую жизнь с кем-то другим. Чонгук такого шанса не хочет, теперь в нем и смысла нет. Смысл имеет только Тэхен, сидящий напротив, со скрещенными ногами, и смотрящий на младшего, как тому кажется, подозрительно осознанным взглядом. Чонгук подползает ближе, не прерывая зрительного контакта. Тэхен с места не двигается, но втягивает ноздрями воздух, и это действует на него как спичка, брошенная в заполненный газом сосуд. Зомби вскакивает с насиженного места и бросается на клетку, противно шипя и высовывая холодные побледневшие руки за ее пределы, коготками почти задевая чонову куртку. Казалось, глаза Тэхена от напряжения вылезут из орбит, но зомби не обращает на это внимания и только усерднее старается прорваться сквозь железные прутья. У Чонгука перехватывает дыхание, но что-то удерживает его от шага, чтобы отойти. Эта связь сильнее инстинктов. Она и есть самый сильный инстинкт. Сильнее желания жить, дышать и есть, сильнее любых страхов и сильнее жажды свободы. И истинность губит, если неправильно ее использовать. Чонгук еле дышит. Желудок когтями изнутри скребет голод, а легкие разрываются от тяжести напитанного водой воздуха; одежда давно отсырела, штаны пропахли тиной и плесенью, расползающейся по полу. Чонгук знает, что медленно умирает здесь, но он еще не готов. Не готов уйти.///
Тэхен бежит по улице и ловит ртом снежинки. Он смеется как ребенок, искренне и по-настоящему, выпуская клубы пара в потрескивающий от мороза воздух. Он разворачивается на пятках, когда достигает тупика, и улыбается во все 32. Чонгук медленно идет следом, запихнув руки в карманы, и кутается в шарф. — Хён, ну вот скажи: нахрена? Могли же дома сидеть, смотреть сериалы и спать. Я бы даже согласился нарядить елку в одиночку! Но вот мы здесь, и опять же: нахрена? — Не будь таким занудным, Чонгук-и, — младший разозленно шикнул: отучить Тэхена называть его так не получалось, никакими способами, — смотри, как красиво! — и эти блестящие глаза, которым Чонгук не может противостоять. — Ладно, еще десять минут — и домой, — устало проговаривает Чонгук, и уже через секунду ловит на руки Тэхена, такого легкого и воздушного. Старший носом утыкается в шею и умильно бурчит что-то, а потом поднимает голову с плеча и прислоняется своими мягкими губами к чужим. Чонгук стопорится, стоя с открытыми глазами, но когда понимает, что Тэхен первый раз берет инициативу в свои руки, расслабляется и подается вперед. Простое прикосновение губ, а младший уже с ума сходит. Тэхен отстраняется аккуратно, прекращает болтать ногами и становится на землю, вклиниваясь взглядом в пол. — Тэхён, — тихо зовет Чонгук и тут же ловит на себе взгляд шоколадных глаз, — обещай, что никогда не уйдешь от меня. Хорошо? — а старший снова улыбается улыбкой, способной растопить полярные льды, и кивает. Чонгук тает, плавится, и смущается первый раз в жизни непонятно от чего. — Пойдем домой? — спрашивает Тэхён и берет младшего за руку. — Пойдем, — и белый снег хрустит под подошвой.///
Чонгук смотрит в стену перед собой и старается унять непрекращающуюся дрожь в руках. Все было бы проще, но Тэхен и есть та самая стена: безэмоциональная, холодная. А младший все не может в это поверить. Не может принять то, что Тэхена больше нет.///
Странный вопрос всплывает в голове Чонгука слишком невовремя. Когда он понимает, что губы двигаются непроизвольно, а реплики направлены в темное пространство за решеткой: — Кажется, уже дня четыре прошло, — тихо начинает он пересохшими губами, — Тэхен, ты… меня слышишь? — Чонгук на секунду выпадает из реальности и тянет руку к прутьям, и к ним предсказуемо, не медля ни секунды, подлетает зомби, разъяренно клацая зубами. Младший отдергивает руку, но когда снова приходит в себя, то обнаруживает на собственных губах искаженную сумасшествием улыбку. Что-то идет не так, и он понимает это все отчетливее.///
— Тэхен, я схожу с ума, кажется, — с легкой улыбкой на губах. А по ту сторону тишина. — Знаешь, я думаю… я думаю, что тебя еще можно спасти. Найти лекарство или еще что… И снова молчание. Безысходность и одиночество. — Я так скучаю по тебе, Тэхен-а, — тихо, себе под нос, чтобы монстр рядом не слышал.///
Один день переворачивает все вверх дном: Чонгук находит в рюкзаке пачку патронов. Девять штук. Недостаточно, чтобы выбраться из города живым, но застрелиться вполне хватит. Чон бросает быстрый взгляд на зомби, зажавшегося в углу, и стискивает в руках пистолет, снимая его с предохранителя. Он сам не понимает, что творит сейчас, но продолжает идти к клетке, продвигается шаг за шагом, и странная идея укореняется в его мозгу все глубже и глубже с каждым преодоленным метром. Тэхен раскачивается из стороны в сторону и подвывает время от времени так ужасающе, что душу вымораживает. Но когда Чон подходит к клетке, зомби замирает и медленно поворачивается в его сторону. Чонгуку кажется, что Тэхен кивает. Младший трясет головой, прогоняя наваждение, и замечает, что зомби медленно подкрадывается к краю клетки, не прерывая зрительного контакта. И бросается на нее в тот момент, когда Чонгук хлопает предохранителем и отскакивает назад. Он не сможет. Он никогда и не мог. Чонгук смотрит в темноту, и ему что-то мерещится. Тэхен улыбается.///
— ТэТэ, — шепчет Чонгук, — прости, что я не смог тебя защитить.Скрип. Шаги. Рычание.
— Пожалуйста, если ты слышишь меня, подай какой-нибудь знак.Слезы, падающие на ладони. Отчаяние.
— Я не могу тебя оставить. Никогда не мог. Глупо этому противиться.Шипение. Тишина. Сжатые в кулаки руки.
— Я буду с тобой.Натуженный скрип зубов. Застывшие на щеках слезы.
— Я ведь обещал.Бесконечное молчание. И тихий плач.
///
Чонгук широко распахивает глаза, когда перестает дышать. Он снова закашливается пустыми легкими; трахея трещит от вибрации, а бронхи от напряжения разрываются на части. «Дыши, дыши, дыши!» — про себя повторяет Чон, повторяя в голове эти слова словно мантру. Он чувствует жар по всему телу, чувствует, как его поглощает темнота, и делает последнее усилие: бьет себя в грудь кулаком и спасительно вдыхает через нос. Во рту сухо. По задней стенке горла ползет неприятная горечь, а в легких что-то влажно хлюпает. Чонгук тянется было за рюкзаком, но тут же мысленно дает себе пощечину: вода кончилась около дня назад. Он еле подтягивается на ослабших руках, уперев их в пол, ладонями попадая по острым камням, и спиной приваливается к стене. Холод пробирается под одежду, понижая температуру на несколько делений, но от этого только хуже. «Поздно» маячит перед глазами, но юноша пропускает эту мысль сквозь себя и так же легко позволяет ей уплыть прочь. Он поднимается на ноги — из последних сил — и идет, покачиваясь, в сторону решеток. Руками хватается за прутья и сползает вниз. Свои последние часы он хочет провести здесь. Рядом с Тэхеном. Зомби не двигается совсем. Замирает в углу и больше не пытается выйти оттуда. Чонгук смотрит на него воспаленными глазами и медленно погружается в дрему. Уплывает куда-то далеко, в тишину.///
За окном гроза: тяжелые дождевые капли разбиваются об асфальт, ветер гнет ветви старых деревьев и гонит по улице осенние листья. Тэхен следит за ними напряженным взглядом и вздрагивает, когда вдалеке слышит новый раскат грома. Уже так поздно, а Чонгука все еще нет дома. В такие моменты сложно было на чем-то сосредоточиться, зависнуть, успокоиться. Тэхен слез с подоконника и прошел в спальню: кровать так и осталась незаправленной. «И простыни еще постирать надо…» — кончики ушей мгновенно покраснели, и рука старшего как-то незаметно для него самого кончиками пальцев прошлась по свежему лиловому пятнышку на шее. Тэхен схватил с тумбочки свой альбом для рисования и пулей вылетел из комнаты./ /Входная дверь открылась практически бесшумно. Чонгук вошел в прихожую и тихо снял пальто: наверняка, Тэхен уже спал. Сил на то, чтобы поесть, не осталось, и Чонгук, чудовищно уставший, направился в сторону спальни. Ослабив галстук, он скинул его на ближайшую тумбу, и туда же отправились все остальные вещи. Он залез под одеяло, прижав старшего к себе, и облегченно выдохнул. — Чонгук-и, — сонно мурлыкает Тэхен. — М? — Я ждал, честно. А ты опоздал… — Прости, солнце: опять задержали на работе, — старший теснее прижался к теплому телу позади себя и совсем успокоился, когда почувствовал горячее дыхание в области затылка. Чон крепче перехватил Тэ поперек живота и нежно поцеловал в плечо. Спустя несколько минут Ким уже почти спал, погружаясь в спокойный сон. — ТэТэ, — шепотом позвал Чонгук. — М? — почти машинально ответил старший, чувствуя, как с каждой секундой уплывает от реальности все дальше и дальше. — Ты… выйдешь за меня? — у младшего внутри все замерло; внутренности как будто скрутило в один большой узел. Чон напряженно ожидал ответа, но молчание длилось всего несколько мгновений: — Ага, да… — сонно пробормотал Тэхён, уткнувшись лицом в подушку, и засопел. Чонгук честно не знал, можно ли считать такой ответ удовлетворительным, но почему-то в этот момент чувствовал себя самым счастливым человеком на свете.///
За дверью раздался крик; когти шкрябнули металл, и от этого звука Чонгук застыл, когда внутри мелькнула странная, невозможная мысль. Он напряг слух и уловил еле различимую вибрацию стальных листов; сквозь мелкие трещины в стенах просачивался запах смерти. Они нашли его. Словно в подтверждение этому за дверью раздалось голодное рычание; послышался глухой удар о стенку. Зомби там не один. Их даже не двое и не четверо. Юноша попытался пошевелить рукой, но конечности его практически не слушались, в них чувствовалось странное онемение, чужеродность. Чонгука злила его беспомощность. Он сделал последнее усилие, преодолевая чудовищную боль во всем теле, и поднялся на ноги, издав протяжный, полный бессилия стон. Он оглянулся через плечо, устремив взгляд в темноту клетки, но увидел лишь размытые очертания чужой фигуры. Тэхен позади него замер. Что-то живое блеснуло в его кроваво-красных глазах и тут же растворилось, словно и не существовало никогда. Удары становились все более отчетливыми и яростными. Ничто не могло сдержать эту необузданную, безумную жажду. У Чонгука кружилась голова; земля уходила из-под ног, но юноша ловил ее в последнюю секунду, и всеми силами удерживал под собой. Звонко лязгнул железный затвор, ударившись о крайние пластины, сдерживающие его, и снова замер. Следующий удар был еще сильнее — Чонгук вздрогнул, но лишь оттого, что новая волна жара лизнула позвоночник. Чон на дрожащих ногах подошел в прутьям и с силой сжал их пальцами. Тэхен стоял без движения, лишь иногда судорожно подергивая головой в сторону звука. Все мысли в голове вдруг исчезли, испарились: видения не мелькали перед глазами, реальность вернулась в свои временные рамки. Чонгук почувствовал странный прилив сил, и не хотел думать, по какой причине в голове заметно посветлело. Он просто ждал, держа наготове заряженный под забивку кольт. Тэхен задышал часто, иногда хрипя на выдохе, но с места не двигался. Чонгук окинул его беглым взглядом, когда в двери появилась первая маленькая вмятина. Крылья затвора вот-вот должно было сорвать с петель. На глаза выступили слезы: «И так это должно закончиться?» — младший снова посмотрел на Тэхена, но так и не обнаружил в нем ни единого признака жизни, как бы сильно не хотел он увидеть их, — «Как же так?» — он опустил глаза в пол, всхлипывая, но не позволяя себе плакать. «Получается, я больше его не увижу, и это — последний раз?» — Чон снова оглянулся на Тэхена и — отчаянный стон сдавил грудь — поймал ответный взгляд его пустых глаз. Осознание пришло мгновенно: он не Тэхена защищал, а… себя самого. Защищал свои чувства. Чонгук хотел оставить их, не мог позволить им умереть. Сам он погиб еще тогда, на бетонном полу, сидя подле Тэхена и понимая, что никогда не сможет его вернуть. Ничем не сможет его заменить. Пол под ногами содрогнулся, когда из стены вылетело два шурупа, державших задвижку — последнюю преграду, отделявшую Чона от неминуемой смерти. Один. Чонгук слышит хруст бетона и штукатурки, ссыпавшейся из пролома. Два. Он рукой отыскивает щеколду и плавно отодвигает ее в сторону, слыша легкий и чистый звон. Три. Несколько зомби заваливаются в комнату, всего за секунду отыскивая нужную цель. Четыре. Чонгук толкает легкую дверь и делает шаг вперед. Пять. Позади — ад, впереди — звенящая тишина и неизвестность. Но страха нет. Шесть. Щелчок. Клетка. Свобода. За спиной у Чонгука крики, вой, лязганье зубов, глухой стук конечностей, когда монстры врезаются друг в друга, налетая на препятствие в виде своих же сородичей. Перед Чонгуком — Тэхен. Его Тэхен: с мягкими пшеничными волосами, глазами бездонными, худыми руками и изящным черным браслетом, символом их нерушимой связи. Чонгук делает шаг, протягивает руку, оглаживая воздух кончиками пальцев. Все вокруг затихает, и он может расслышать редкое биение сердца в чужой груди. Чонгук открывает глаза и, наконец, чувствует себя целым. Он в два шага настигает Тэхена и аккуратно, практически эфемерно, сжимает его в объятьях, словно боится сломать. Чувствует под пальцами мягкие золотистые волосы и тепло родной щеки рядом. Он знаеттакое чувство никто и ничто не способно сломить.
Чонгук ощущает жгучую боль в плече; слышит, как входят в плоть острые клыки, и от этого лишь сильнее прижимает Тэхена к себе. И совсем беззвучно, чувствуя, как внутри него с оглушительным хлопком рождается новая, ярчайшая из когда-либо виденных звезд, заполняющая все вокруг своим бесконечным сиянием, он одними губами произносит:«я люблю тебя»
и сердце его наконец замирает, обретая покой.
///
Хосок слышит чудовищный вой за углом и сворачивает в противоположную от него сторону. Они бегут уже два дня, почти без передышки, но и это приносит свои плоды: на горизонте появляется лес. Юнджи молчит всю дорогу, и единственным сигналом, говорящим Хосоку о том, что она еще жива, становится сбитое хриплое дыхание. Ну опушке подозрительно тихо: природа будто замерла в ожидании чего-то. Хосок поднимает взгляд к небу, и в первый раз за несколько дней он действительно рад, что под ним ходит. Лесная тень встречает прохладой; ветки деревьев пробегаются по плечам и спине, пропуская вперед. Юнджи идет впереди, потому что вероятность того, что нападут сзади, больше, чем вероятность атаки спереди. Девушка головой выныривает из кустов на поляну, попутно вытаскивая из загрязнившихся волос мелкие ветки и труху. Юноша оглядывается и на самом краю прогалины замечает длинный, массивный валун. Он делает Юнджи знак рукой, и они подходят к нему сзади, присаживаясь на траву. Хосок облокачивается спиной о твердую породу и позволяет себе вздохнуть свободно. Юнджи нервно теребит край куртки и ложится на бок, выглядывая за камень. Хосок чувствует, что с ней что-то происходит, взрастает всего за несколько секунд, и тут же, от неожиданности отклоняясь назад, когда к нему разворачиваются, слышит шквал неразборчивых слов: — Они… они там.я видела… вооон там, на деревьях… Хо, там люди…там люди, Хосок!!! — она вскакивает на ноги в нетерпении и кидается влево. — Юнджи, стой! — полный паники голос Хосока перекрывает шум выстрелов. Целая автоматная очередь. Парень замирает на несколько мгновений, выглядывая за камень, и видит окровавленный труп; нога все еще подергивается в предсмертной судороге. Хосок стеклянными глазами смотрит на это, но в конце концов не выдерживает и отводит взгляд. Он считает удары сердца в своей груди и на шестой приказывает себе встать. Он смотрит на свои руки, поднимает голову и задерживает дыхание: — Я Чон Хосок, — громкий голос взлетает ввысь, пойманный акустической чашей, — я человек! Не стреляйте, я сдаюсь! — он закрывает глаза и делает два шага вперед. Секунда, две, три. Тело не пронзают пули, над лесом не раздается еще одна очередь выстрелов, из-за которой птицы в испуге вспархивают с ветвей. Ярко светит солнце: юноша чувствует это каждой клеточкой своего тела. — Чон Хосок, — раздается громкий голос из рупора, — поднимите руки вверх и идите прямо. Без резких движений. Ноги повинуются, и в ту же секунду Чон трогается с места. Он раскрывает глаза и смотрит вокруг. Даже не оборачивается на труп позади себя, словно его и не существует вовсе. Он глядит вокруг, впитывает это мгновение всем своим существом и сохраняет его глубоко в себе. В голове пробегают картинки прошлого, будто части старой киноленты. Все это — позади. Все это — давно далеко. А Хосок — он сейчас. И он будет жить.///
— Крис, ты видишь что-нибудь? — громко раздается из рации. Солдат делает звук тише и нажимает кнопку отклика: — Да, — мужчина сосредоточенно смотрит на радар, но это мало помогает: дождь намочил очки, и через них мало что можно разглядеть. Солдат останавливается у обочины и смотрит вперед, — Эй, Рут, иди сюда, — он делает жест рукой, подзывая напарника, — смотри. Второй мужчина сначала скептически вздыхает и вразвалку подходит к первому. Но затем выражение его лица меняется. Он отодвигает с глаз очки, а затем и полностью их снимает. На земле лежит пара зомби. Тело одного из них уже почти полностью погружено в воду растекшейся рядом лужи, а второй лежит как бы на возвышении, лицом повернувшись к первому. Поза странная и неестественная, слишком человеческая даже. Мужчина цыкает, будто бы говорит «ну и за этим ты меня позвал», но вдруг его взгляд замирает, цепляется за что-то. Фигуры на асфальте держатся за руки. Крепко и надежно, словно никогда больше не расцепятся. Капитан наклоняется ближе и вглядывается: сцепленные в замок руки оплетает красивый терновый браслет. Солдат хмыкает: — Выдвигаемся дальше, — он поворачивается на пятках, снова надевая очки, и перекладывает автомат в другую руку. Тяжелая подошва падает на землю, каждый раз вызывая всплески и дрожание на тонкой водной глади. Идет дождь.///
Чонгук смотрит в даль, вылавливая глазами всполохи на розоватом закатном небе; по лицу пробегаются солнечные лучи. Он берет стоящего рядом Тэхена за руку. Чонгук смотрит на него, ловит нежный, теплый взгляд шоколадных глаз и открыто улыбается. Как в первый раз. И ему улыбаются в ответ. — Навсегда, Тэхен? — Конечно.
***