Посмертие

      — Подымай! — гулко разнеслось по пещере, и тут же заухали, зарокотали барабаны.       Грай, не выныривая из своих грёз, сделал шаг, другой. Раз-два, раз-два. Барабан повернулся, ступень под ногой ушла вниз. Мерно пыхтел сосед, звенели цепи, где-то на той стороне скрипел подшипник. Раз-два, раз-два.       Резкий возглас, почти взвизг вдруг разорвал дремотную монотонность подъёма. Грай встрепенулся и, не переставая шагать, обернулся через плечо.       — Что случилось? — буркнул сосед. Он-то голову повернуть не мог: шею вчера заклинило.       — Новую жену привезли, — ответил Грай, разглядев тонкую фигурку, вырывающуюся из рук бойцов. — Строптивая.       — Уф-ф… Жаль, не увижу, — с досадой вздохнул сосед. — Красивая, наверное.       Грай промолчал. И без того тяжело.       Лифт стараниями Грая и прочих ходоков поднимался всё выше, и вскоре Грай смог разглядеть девушку.       Она была высокой и худой: даже под бесформенной пыльной хламидой можно было разглядеть её подростковую угловатость. Прижавшись спиной к борту гантрака, она скалила зубы на бойцов, шипела и бормотала проклятия, порой срываясь на крик. Всклокоченные волосы — то ли выгоревшие на солнце, то ли от природы белые — завесили её лицо, и из-за этой призрачной завесы горели яростью огромные голубые глаза. Бойцы дразнили её, взмахивая перед лицом древками гарпунов, но не подходили близко. У одного на плече виднелся отчётливый след зубов, у второго лицо было разукрашено четырьмя багровыми полосами.       Грай невольно засмеялся, и девушка, каким-то чудом услышав его сквозь шум механизмов, вскинула на него свои глазищи. Он, зачарованный её красотой, замер, занеся ногу над следующей ступенью.       Барабан вращался.       Пальцы, влажные от пота, соскользнули с поручней, нога не нашла упора. Что-то внутри сжалось от мимолётного ужаса перед падением.       Грай ударился о железный настил, очередная ступень вонзилась углом в его впалый живот и зажала тело. Грай взвыл, дёрнулся, пытаясь вырваться из-под барабана, но его продолжало затягивать вниз. Раздался хруст, и невыносимая боль пронзила Грая насквозь. Надсмотрщик кинулся к нему, кое-как притормозил ломом барабан и выдернул искалеченное тело. Прикрикнул на рабочих, чтоб не останавливались, и ушёл.       Грай, широко раскрыв глаза, продолжал смотреть, как поднимают в Цитадель девушку, чьё прекрасное лицо исказилось от горя и сострадания.       После рабочие унесли Грая в пещеру, положили в дальнем углу, прикрыли старым одеялом развороченный живот. Даже Органомеханик, если бы он снизошёл до простого рабочего, уже не смог бы помочь. Грай не чувствовал боли, не чувствовал ничего ниже пояса, только противно было ощущать себя тряпичной куклой.       Сосед, сосредоточенно нахмурившись и разминая больную шею, сидел рядом и молчал, избегая смотреть в лицо Грая.       — Знаешь… — просипел Грай, не в силах выносить это мрачное прощание. — Мать мне говорила, что после смерти люди…       В горле заклокотало, и Грай закашлялся. Кровавое пятно на одеяле расплылось.       — Молчи, придурок, — огрызнулся сосед. — Хуже будет.       — Да куда хуже-то… Я что сказать хочу: умершие цветами становились. Деревьями. Ты знаешь, что такое деревья?       — Там растут, — сосед взмахнул рукой, указывая куда-то наверх. — Нам не увидеть, мы люди мелкие.       — Я увижу, — расплылся в блаженной улыбке Грай. — Я тоже стану цветами. И тогда она прикоснётся ко мне.       — Кто прикоснётся?       — Ангел. Та, с голубыми глазами.       К ночи Грай умер.       Поутру его забрала похоронная команда и унесла к большой печи. Яростное пламя, ревущее внутри, поглотило тощее тело Грая и ещё пары бедолаг, а затем ещё дымящийся пепел и золу выгребли в ведро. С вершины скалы пришёл работник — чёрный от загара, с обветренной кожей и согнутой спиной, — подхватил ведро и унёс наверх.       — Сыпь на ту грядку, — распорядился старик, следивший за посадками.       Грядка была свежая, туда только что насыпали компоста и песка. Золу перемешали с перегноем — махонькое облачко пыли унёс с собой ветер — сыпанули туда горсть чёрных семян, похожих на вороньи клювы, и залили водой.       — Говорят, что человечий пепел жирный и питательный, — пробормотал старик. — Славный будет урожай.       Но урожая не дождался ни он, ни его хозяин.       Сто дней спустя ранним утром на вершину поднялись бывшие пленницы прежнего властителя, а ныне — хозяйки этих скал. Пришли, чтобы осмотреть свои владения. Одна откровенно скучала, не здесь была её душа. Вторая медленно, словно во сне, прошла до края скалы и свесила ноги вниз, глядя на восходящее солнце. Третья, восторженно распахнув глаза, замерла в благоговении.       А четвёртая, высокая и худая, знала, кто будет здесь истинной хозяйкой: та, в чьих руках сумка с драгоценными семенами. И теперь ей предстояло понять, что делать дальше с этим садом.       Она прошлась вдоль грядок и парников и вдруг заметила в дальнем углу несколько растений выше её на фут. Толстые мясистые стебли с листьями-сердечками заканчивались тёмной тарелкой соцветия, окружённой ярко-жёлтыми лепестками. Девушка протянула руку и нежно коснулась поникшего цветка, по спирали провела подушечками пальцев от края к середине.       — Я видела их в одной из книг, — подошла к ней её подруга. — Но там они стояли в вазе. А эти… они не завяли?       — Нет, – улыбнулась девушка — тот самый ангел Грая. — Они просто ждут солнца.