Пошехонская Голубизна Часть Вторая

- Прошу простить меня, Константин, позвольте мне Михаила на одно слово? – я подхватил своего супруга за локоть и повёл за собой чуть в сторону от столика, на который уже успели нанести заказанных нами блюд. - Откуда тут этот? О чём вы с ним беседовали, дорогой мой? - Взялся ниоткуда, как чёрт из табакерки. Рассказал мне, что тоже по Европам катается, и вот, мол, какая случайность, что и нас тут застал. - А ещё чего? К тебе уж подмазывался небось? - Да вроде нет, просто любезно поздоровался, увидев меня. А что ты так разволновался-то? - Ох, не знаю, что-то у меня недоброе предчувствие какое-то. Чего он за нами увязался? - Да ты, никак, ревнуешь? Боишься, что он мне по нраву пришелся? - Вот ещё, прям бы! Было бы к кому ревновать. Михаил улыбнулся ехидно, от чего сердце моё ещё пуще сжалось неприятно. Кое-как перетерпев компанию русского франта, отобедали мы плотно и вкусно. Всё же даже самые простые италийские яства – ум отъешь, а… два высрешь, - как выразилась бы на сие пиршество Матрёна Фёдоровна, моя любезная тёща. Эх, жаль, что с собой кушанья увезть нельзя гостинцами до дому, своих побаловать. Но, ничего, привезём ещё как-то и маменек своих в Италию на вакацию. Даже Константин не испоганил мне моего гастрономического удовольствия. Отстоловавшись и удовлетворив свою первобытную животную потребность, плоть моя просила уже иных наполнений. Ревность, однако-ж, распаляет аппетит к, уже казавшемуся привычным, телу своего супруга. Раскланявшись и попрощавшись, пошли мы с Мишей до своей римской квартиры. Договорились с Константином, впрочем, следующим вечером посетить вместе с ним тот самый салон Волконской, в который он нас так любезнейше заманивал. Ничего, сдюжим. В Париже он Мишу не захомутал, и в Риме я им спуску не дам. Потому, не особо я испугался… соперника. Ещё посмотрим, кто кого. Вернулись мы в квартиру. Римская жара проникает повсеместно. Даже толстые старинные стены особняка не спасают от духоты. Воздух в нашей спальне был нагрет так, будто баньку натопили. Я впрочем теплолюбив, и переношу жару лучше стужи – как по мне, так, жар костей не ломит, знаете ли. И не токмо не ломит, но и плоть разогревает, похоть пробуждает. Миша разделся догола. Готовый к ночному покою, сел на кровать. Молчит, смотрит пред собою, словно ждёт чего. Капельки пота на его упругой коже отражают блики свечей на старинном столике. Заманчиво блестит мой супруг. Его тёплый запах уж тревожит мои ноздри. Обнажившись, сел и я рядом с Мишей на кровать. Обхватив его за плечи, медленно и нежно я слизнул влагу с его шеи. Вкусный, солоноватый, родной до боли вкус кружит мне голову. Пелена уж застилает взор. - Мишенька, целуй меня, родной мой. Целуй меня нежно, - ладонями обхватил я его густую шевелюру, притянул его лицо к своему, рот ко рту, нос к носу. Целоваться с Мишей так сладко. Нет ничего, что может сравниться с этим ощущением близости, родного прикосновения. - Алёшенька, скажи мне, что ты любишь меня, как прежде, что дорог я тебе и всё ещё мил, прошу! – у Миши в глазах застыли прозрачные слезинки. Я переполнился какой-то невероятной нежностью, мне захотелось мягко и медленно облобызать его всего. Тёплое и приятное, сладко-солоноватое, мускатно-оливковое с примесью ванили, гладкое и сильное – ощущать его тело, его вкус и запах всеми чувствами. Да, я умею наслаждаться. Я умею медленно и осторожно, глубоко и надолго вбирать всецело в себя впечатления от Мишиного естества. В моменты такой нежной близости с Мишей я непроизвольно про себя всегда начинаю благодарно молиться Богу. Хвалю Его за это счастье, за эту нежность, которую Он мне позволяет испытывать. Миша целует меня сегодня так нежно, так бережно, так ласково. Гладит меня: мои плечи, спину; трогает мои ягодицы. Я уже сижу на нём, обхватив ногами его мощный пояс. Чувствую его набухший стебель в промежности. Там влажно, там тепло, там трётся сладко. Объятия наши такие нежные и сладкие. Я зацеловал его лицо ото лба до подбородка, а уж сколько раз я его уста облобызал, но... никак не насытиться мне этим мёдом, этим нектаром вожделенным. Хочу ещё и ещё. Ночь сегодня у меня дивная с Мишей, нежная, сладкая. Ну, разве он найдёт ещё такую нежность с кем-то! Нет! Только я, только мой. Моё счастье, моя нежность. И ничьи больше!