Give Sorrow Words

Америка смотрел пустым взглядом на чередующиеся белые и серые плитки пола под скамьями. Красивый узор. Красивая церковь. Католическая. Забавно, ведь он раньше думал, что это важно — католическая: Джек католик, собирался превратить Белый дом чуть ли не в Ватикан. Теперь это не имело значения. Джеки стала вдовой. Но она всегда выглядела прекрасно, во что бы ни была одета — в повседневную одежду, в траурную, в платье, забрызганное кровью мужа, — нет, нет, нет, не думай об этом, не вспоминай. Трудно сосредоточиться на чём-то одном, думать о чём-то одном, получалось лишь на секунду. Слёз не было. Пока слишком рано впускать боль. Только тяжёлый, свинцовый шок и вспышки ужаса. Он ещё ничего не чувствовал, а люди и целые страны хлопали Альфреда по плечу и говорили, как они сожалеют о его потере. Интересно, сколько из них на самом деле так думают? Может быть, позже он поблагодарит всех, кто пришёл выразить свои соболезнования, но сейчас это бессмысленно. Единственный, действительно имеющий значение, Англия. Он явился одним из первых, как только новость об этом разошлась по миру. В кои-то веки, при их встрече не было ни насмешек, ни придирок, ни нравоучений. Артур казался очень взрослым и печальным, он просто раскрыл ему объятия, и юноша практически упал в них, позволяя этим знакомым рукам обнимать и успокаивать столько, насколько это возможно. В конце концов ему пришлось скрыться от толпы и шума людей в ротонде Капитолия. Церковь оказалась подходящим местом для этого. Он хотел (обязан был) увидеть, где пройдут похороны. Сначала Альфред намеревался просто взглянуть, но было так тихо и мирно (радио не повторяло мрачные новости снова и снова, вдалбливая одно и то же), что он решил недолго побыть здесь. Джонс не удивился, расслышав приближающиеся шаги. Рано или поздно кто-нибудь обязательно пришёл бы за ним. Взгляд скользнул по полу и остановился на ботинках визитёра. Огромные ноги. Чёрные брюки, чуть шире, чем в американском стиле. Советские, признал он. Напоминало игру «Распознай русского». Изучая покрой его одежды, как он держит сигарету, как стоит. Американцу не пришлось и поднимать голову, догадываясь, что этот человек не просто русский. — Тебя не было на траурном митинге, — произнёс Совет вместо приветствия. Тот пожал плечами, потупив взор. — Я был там несколько часов. Я устал. Решил зайти сюда. Здесь тихо. Здесь будут похороны. Хорошее место. Даже такой атеист, как ты, должен это ценить, — Альфред несколько раз моргнул: сухие глаза начинали слипаться от недосыпа. — Англия сказал тебе, что я здесь? — Он случайно проговорился. Уверен, что он не хочет, чтобы я находился тут с тобой. — Чёрт, я тоже не хочу, чтобы ты находился тут со мной. СССР промолчал. Он боком пробрался на скамью и сел рядом с Америкой, близко, слишком близко, почти так, что можно дотронуться, почувствовать тепло, исходящее от тела другого. США просто глядел то в пол, то на беспокойно постукивающие ботинки Брагинского слева. Юноша мысленно перенёсся на сто лет назад, когда убили Линкольна. Российская империя посылал письма пачками, полные сочувствия и сострадания, неловкие и искренние одновременно. Письма были также насыщенны цитатами, некоторые из произведений Пушкина и Достоевского, различных пословиц, многие из которых звучали неуклюже при переводе. Он сохранил все эти нелепые письма, спрятал в ящик. Где они сейчас? Скорее всего, затерялись где-то в шкафу. Там он хранил всё, о чём больно вспоминать. — Ты всё ещё хочешь полететь на Луну, да? — спросил Иван. Его голос звучал как-то слишком мягко, словно шёпот. — Как и хотел твой президент? Штаты усмехнулся. — Ты надеялся, что я всё брошу? — Нет, — Союз немного сместился, его рука слегка коснулась чужого предплечья. — Без тебя было бы скучно. Это не гонка, если я бегу один. Совсем не весело. — Думаешь, меня волнует, что тебя сейчас забавляет? — Полагаю, что нет. Альфред сделал один долгий, медленный вдох, начавшийся как вздох и закончившийся шипением. — Что ты вообще здесь делаешь? Русский кашлянул, задумываясь над ответом. — Я подумал, что в такое время тебя нельзя оставлять одного. Даже мой враг не заслуживает такого. Джонс фыркнул. — Чёрт, просто прекрасно. — Я понимаю, каково тебе сейчас, — СССР пожал плечами. Америка пропустил бы этот жест, если б они не сидели так близко. — Когда умер Сталин... — Не смей, — прорычал американец, буквально затыкая его. — Не смей их сравнивать. Не ставь Джека и рядом с этим монстром. К его удивлению, Совет снова замолк да на такое долгое время, что Альфред почти решил, что разговор окончен. — Я не хотел видеть тело, — продолжал мужчина. Тихо, отдалённо. — Конечно, мне пришлось поехать на дачу, где это произошло, но, повторюсь, я не хотел видеть тело. Поэтому я спрятался у подножия лестницы. Все были слишком заняты. Они оставили меня в покое. США покосился налево. Он заметил, как пальцы на ногах Союза сжимаются в его ботинках. — Помню, все плакали. Даже Молотов. И я. Женщины раздавали капли валерианки. Литва появился позже, и я помню, как он принёс мне лекарство и опустился на колени рядом со мной, пытаясь уговорить меня проглотить его. Впервые юноша оторвал взгляд от узорчатого пола. Ладони Брагинского сжались на его коленях. — Он оставался со мной весь день. Не думаю, что он оставил бы меня дольше. Я никогда ему этого не говорил. Никто не приказывал ему делать это. Я даже не звал его на дачу. Это казалось очень странным. У него полно причин ненавидеть меня. Я не дурак, я знаю это. У него есть все причины ненавидеть меня. И всё же он оставался со мной, рядом. Я так долго не мог понять почему? Джонс проглотил образовавшийся ком в горле и прислушался к обрывкам слов и фраз, что пытался сказать СССР. — Почему ты плакал? — он не мог не задать этот вопрос, который висел в воздухе. — Я не знаю, — судорожно, сдавлено. Альфред снова сглотнул. Внутри же всё сворачивалось в тугой узел. — Я ещё не плакал. Не думаю, что смогу. Возможно, Америке это показалось, но Иван чуть приблизился. — Не стоит торопиться. Никто не сомневается в твоём горе. Юноша не сдержал смешок. — Ага, теперь, когда Джека нет, а все надежды рухнули, у меня полно времени, чтобы подумать... Рука Совета легла на колено американца, сжимая его. — Я даже не был на параде, понимаешь? Потому что в этом нет ничего особенного. Обычный парад. Я миллион таких видел, — он что-то невнятно бормотал; слова неудержимо лились из него. — Ничего особенного. Если мне нужно было поговорить с Джеком, я мог подождать, ведь так? И... и... О Господи, ты бы видел Роберта сейчас. Нет, не надо. Он выглядит таким разбитым. Он его брат. И дети, теперь, когда их отец мёртв... Это несправедливо. Несправедливо. Русский не ответил, не сказал ему, что мир несправедлив. Он просто держал руку на колене и молчал. Было похоже на некое волшебное заклинание, и если бы Союз произнёс хоть слово, всё бы нарушилось. Пока он молчал, они оба могли не думать о времени. Ни ядерного оружия, ни ракет, ни ненависти и страха, ни мировых войн, ни Великой депрессии, ни Маркса и Ленина. Может быть, сейчас 1865 год, а не 1963, и Брагинский сидел с Америкой, слушая его рассказы о всех тяготах жизни и о пьесе, которая превратилась в кошмар. Иван, а не Советский Союз, его дорогой друг, единственный человек, которому он мог доверять в той, другой жизни сто лет назад. Позже, завтра, через неделю или месяц, противостояние возобновится. К тому времени чары рассеются, и мир продолжит идти по тому же пути... но пока Альфред мог притворяться. Он позволил себе немного откинуться на тёплое тело рядом с собой и отпустил свои мысли витать в густом сером тумане. Скоро всё закончится, этот короткий мир между ними и холодный шок, который держал его в безопасном оцепенении. Но на какое-то мгновение в промежутке между хаосом воцарилось спокойствие. ______________________________________________________________________________________ Исторические заметки: Джон Ф. «Джек» Кеннеди был убит во время парада в Техасе 22 ноября 1963 года. Это событие оказало длительное воздействие на народ США и считалось большой потерей американской невинности. Его тело поместили в ротонду Капитолия в Вашингтоне для траурного митинга перед его похоронами в Соборе Святого Матвея. Его похоронили на Арлингтонском национальном кладбище. По всему миру люди с обеих сторон «железного занавеса» выражали своё потрясение и сожаление по поводу смерти Кеннеди. На похоронах присутствовали иностранные представители из более чем восьмидесяти стран, в том числе Анастас Микоян, представлявший СССР. Кеннеди был первым (и пока единственным) президентом-католиком. Его религия вызвала некоторые споры, пока он баллотировался в президенты. Иосиф Сталин умер 5 марта 1953 года от инсульта или, возможно, отравления. Национальный отклик был также большим трауром для многих (и облегчением для некоторых), хотя реакция людей, которые действительно знали его лично, была несколько сумбурной. Тем не менее многие из тех, кто общался с ним лично и боялся его, включая членов Политбюро, которые вскоре начали борьбу за власть, плакали у его смертного одра. Интересно, плакал ли кто-нибудь от радости, а не от горя? Валерьянка — успокоительное, и медсестра на даче Сталина раздавала его людям, впадавшим в истерику. Игра «Распознай русского». Подразумевался визит Хрущёва в США в 1959 году. Первый секретарь ЦК привёз с собой большую свиту, и американская публика заинтересовалась небольшими различиями в манерах, одежде и так далее между русскими и американцами.