***
- На колени, - приказал властный голос откуда-то сверху. В изящных тонких, но грубых пальцах, обладатель хрипловатого грубого голоса держал сигару, редко затягиваясь ею, вдыхая горький, но такой приятный дым в легкие, засоряя их и ставя своё здоровье на кон, соблюдая такой образ жизни. - Я не буду вставать перед тобой на колени, - как отрезал, сказал парень, скрестив руки на груди. - Тогда, мне придется усмирить твой дикий нрав. Таким поведением ты себе хуже делаешь, Сахарный, - Чживон двигался так быстро, что было сложно уследить за его движениями, он подошёл и резко ударил коленом в живот Ханбина, отчего последний согнулся, сплюнул подступившую слюну и упал на колени перед своим хозяином. - Покажи мне свои зубки, лошадка, - насмехаясь, парень с глазами-полумесяцами поддел подбородок Сахарного и большим пальцем раздвинул его губы, смотря, будто на дорогой товар, парень облизнулся и протянул: - Ух ты, какие острые, но тебе их придется спрятать, Ханбин-ни, - Чживон вытянулся, вставая в полный рост, - расстегни ширинку зубами, - приказной тон никуда не делся, у Ханбина пошли мурашки, но тот выдал: - Ты, грязный педик. Чё, тащишься, когда тебе отсасывают смазливые мальчики? А мама с папой знают, что ты гей? Или ты боишься им рассказать? Давай я позвоню, помогу? - удар. Он пришёлся на скулу. Больно, но он терпит, лишь ухмыляясь, но выдавая себя с головой, что ему страшно. Страшно от того, что происходит. Ханбин далеко не гей и терпеть подобного отношения к себе не собирался. - Смазливые мальчики, которые мне отсасывали открывали свой спермоприёмник только тогда, когда стонали подо мной, как последние бляди. Я вижу, что ты меня боишься, даже не пытайся строить из себя крутого мачо, сучонок, - Он за волосы притянул к своему стояку Ханбина, тот послушно принялся зубами расстегивать ширинку джинс. - Хотя знаешь что, детка, шутки шутками, а такое обращение у меня только к тебе. Ах да, тебе, как смазливому мальчику, первому выпала честь мне отсосать. Твоё сопротивление лишь сильнее заводит, так что будь послушным и не выёбывайся. - Я ненавижу тебя, - Чживон достал член из джинс, подставляя его ко рту сидящего на коленях парня. Он головкой обвёл контур его губ, отодвигая нижнюю, проталкивая орган в манящую горячую влагу рта. Толкнулся до упора, прямо в глотку, отчего у Ханбина выступили слёзы. Воздуха не хватало обоим. Рвотный рефлекс поздоровался с Ханбином, чем дал о себе знать. Вязкая слюна подступила и он отстранился, выпуская ее на стоящий член, пачкая его. Должник пытается отдышаться, по подбородку предательски текут слюни, будто бы не от рвотного рефлекса, а от большого желания ощутить пульсирующий и такой горячий орган внутри рта, ощущать солоноватый привкус спермы на кончике языка. - Вытащи язычок, лошадка, - рыча, полушепотом сказал старший. Ханбин послушался, уж лучше потерпеть, чем быть вновь избитым. Скула предательски ныла, а солнечное сплетение покалывало от удара. Он как можно шире раскрыл рот и вытащил язык, тяжело дыша. Чживон поднёс ствол к языку и стал размазывать слюну по нему. Затем он начал постукивать по язычку Ханбина, красной налитой головкой, держа за подбородок. После небольшого извращения, он вновь погрузил ствол во влажные обволакивающие стенки глотки Ханбина. Стал толкаться так, как ему хотелось: то медленно, дразня, то быстро, заводил член за щеку, задавал свой темп, насаживая голову парня на свой стояк, не давая возможности отдышаться. Когда воздуха совсем не хватало, Ханбин больно ударил парня по ноге, отстраняясь, облизывая губы, вытирая рот, а потом он взял член у основания, будто говоря старшему, чтобы тот не шевелился и успокоился. Он стал медленно опускаться ртом на член, языком играл с уздечкой, трогал за яйца и помогал себе рукой. Чживона просто трясло от такого Кима. Это просто великолепно. Чистое подчинение ненавидящего его всеми фибрами души парня. Это нечто, серьезно. Ради этого стоило ему причинять столько боли. Различные подставы, побои и обвинения - всё доставалось на плечи младшему огромным грузом. Он чувствовал себя никчемной шестеркой. Мечтал выбраться из этого положения, ненавидел Чживона, ненавидел покойного отца, ненавидел Америку и свою жизнь. Он не думал, что расплата будет стоить его гордости, достоинства и психики. Не думал, что помимо всего вышеперечисленного над ним еще и персонально будут издеваться. В самых разных планах: начиная от плотских утех, заканчивая нихуевеньким таким бдсм с кучей предупреждений, вроде группового секса, секса с использованием посторонних предметов, вылизывания грязных берц Ким Чживона и еще всякой подобной хуеты. Наконец, вдоволь наигравшись, Чживон кончил ему прямо на лицо, смотря, как белёсые капли стекают по светлой коже вниз.***
Личной шлюхой Ханбин не нанимался. Он все также ненавидел своего хозяина, однако всякое желание бороться различными путями, как бы он не хотел того, постепенно исчезало. Парня настигла апатия, которую до этих событий парень и не знал вовсе. Она схватила его за горло своими когтистыми лапами, не желая отпускать. Ханбин был просто безэмоцианальной марионеткой для насилия. Чживон трахал его где приспичит и тогда, когда старший этого захочет. Чживон заставлял его иногда краситься, надевать блядский черный кожаный чокер с кольцом посередине, топик с горлом яркого розового цвета, что оставлял его подтянутый спортивный животик, черную юбку до середины бедра и колготки в широкую сеточку. Так он ходил с ним на встречи для выкупа товара в виде оружия, различных наркотиков или даже людей. Все эти нелегальные вещи Ханбин уже привык видеть. Он уже устал наблюдать это каждый четверг первой недели каждого месяца. Они приходили в одно и то же место. В одно и то же время, и забирали то, что им было нужно. Так было и в этот день, когда они собрались за очередным товаром. Сегодня ублюдочному хозяину казино не спалось всю ночь, почему-то его что-то тревожило и после очередного секса со своей любимой игрушкой. Они лежали на кровати, Ханбин пустыми мутными глазами смотрел в потолок, а Чживон навис над ним, гладил его нежное лицо, перебирая пряди мягких волос. - Знаешь, Сахарный мальчик, я правда тебя люблю, как бы тупо и странно это сейчас не звучало, - Чживон продолжал шептать на ухо слова любви и нежности, но Ханбин так и продолжал лежать и смотреть в одну точку, не обращая никакого внимания на горелюбовника. - Мне кажется, что завтра произойдет то, что круто изменит мою и твою жизнь. Я не знаю что, но мне страшно, Ханбин-ни, - Чживон отвернул голову в сторону окна, смотря на ночной Лос-Анджелес. Он задумчиво подставил руку под подбородок и томно вздохнул: - Я не хочу тебя терять. Ты не понимаешь, но я стал зависим от тебя, слышишь? Тебя здесь держат уже не долги твоего старика, а я тебя держу здесь, рядом с собой, Сахарный. - Хватит. Заткнись. Хватит говорить такое, я ни за что не прощу тебя за все, что ты сделал мне, - выдавал из себя Ханбин, безразлично посмотрев на владельца казино, затем он отвернулся в другую сторону, медленно закрывая глаза и окунаясь в царства Морфея. Рано утром они собрались и выдвинулись к месту получения товара. Окруженные охраной, парни подходили к старому зданию, что держало свою планку, несмотря на свой преклонный возраст. Дверь толкнул один из охраны. Высокий молодой парень резко застыл, а потом медленно его туша опустилась на землю, а прямо в груди красовалась дыра, оставленная пулей. Охрана засуетилась и многие парни кинулись посмотреть что происходит внутри, но затем все одни за другим стали падать на колени, смотря стеклянными глазами куда-то в пустоту. Чживон подорвался с места и побежал куда-то в сторону от здания, больно тянув за запястье Ханбина. Стало понятно, что это была подстава. Внутри здания всё было окружено полицейскими. Ханбин подметил полицейскую машину, что следила за ними, пытаясь оставаться в тени, но тактично промолчал об этом. Поэтому он даже не удивился всей этой ситуации. Они бежали так долго, как только могли. Ноги Ханбина уже подкашивались от напряжения и усталости, в отличие его личного мучителя, у которого было вполне крепкое натренированное и здоровое тело, однако даже у этого жеребца градом сыпался пот. За ними следовали целые наряды полиции, но они смогли скрыться. Они смогли скрыться в каком-то убежище, но может это просто была очередная заброшка - Ханбин не знал и не хотел. Отдышавшись, Чживон выдал: - Мой Ханбин, именно здесь нам придется разбежаться по разным сторонам баррикад, - Он протянул ему не одну тысячу долларов и сказал, что ему нужно бежать, что в этот раз не придется отдуваться за всю банду, так как вышли конкретно на Чживона. Ханбин, сам от себя того не ожидая, начал плакать. Слезы падают градом, разбиваясь где-то на ключицах, изредко долетая до прогнившего пола. Видимо, от безысходности. Семьи у него не осталось, единственная, пусть даже и фальшивая и отвратительная, семья, которая у него была - это Ким Чживон. Все-таки как ни крути, но тебя обеспечивали всем. Ты ни в чем не нуждался. Одежду, еду, даже личного папика тебе давали без колебаний. А что делать, когда тебя отпускают на волю? Перед тобой огромные деньги и возможности. Глаза разбегаются от того, куда можно поехать. Выступают слезы от осознания свободы, просторов, свежего воздуха, что словно яд пробирался под кожу. Но этот яд самый приятный. Ханбин ради этого яда готов выработать иммунитет. Готов был отдаться этой зависимости и раствориться в ней, глотая как можно больше воздуха. Наконец расправить крылья и улететь далеко-далеко, словно диковинная птица, которую держали в клетке, а теперь наконец её мучения окончены и она может вздохнуть полной грудью, не страшась смерти. - Не обольщайся так, сладкий, мой Сахарный мальчик, я найду тебя, потому что я не смогу жить без тебя. Мне нужно скрываться, чтобы меня не нашли. Наше казино теперь закрыто, мне надо будет туда вернуться и взять деньги. Я улечу... куда-нибудь. А затем мы обязательно встретимся. Не забывай меня, а пока можешь порхать на своих тонких крылышках, бабочка, и ничего не бояться, - полушепчет прямо в ухо этот треклятый ублюдок, который всю жизнь испортил Ханбину. Он его раздавил, он его унижал, гнобил, избивал, насиловал и, наконец, любил. Он любил его так сильно, что сложно себе это представить. Это тело и эта душа принадлежали только одному человеку, и Ханбин это понимал. Он снова подсел на что-то. И этим чем-то был Чживон. Ненависть к нему. Его проклятый голос. Его проколотая бровь. Его кривоватые передние зубы. Ханбин изучил его вдоль и поперек - на это было время. Он пропитался ненавистью к этому человеку, словно губка. Настолько сильно и настолько долго, что он не мог без ежедневной дозы этого странного наркотика. Каждый день, встречая его взглядом полным желчи, он жил все эти четыре года, уже потеряв надежду на свободу. Он уже привык быть мрачным и апатичным, ему не надо было лишних эмоций, которые так внезапно нахлынули. Его мысли прервал резкий разворот и толчок прямо в спину. Это Бобби его толкнул, вслед что-то крича. Ханбин не помнит как дошёл до аэропорта и купил билет. Сотрудники и охранники встречали его весьма странными взглядами и такими же его и провожали о чем-то перешептываясь у него за спиной, пока он ватными ногами плелся до места ожидания и, словно в прострации, ждал первого же рейса прямиком до Сеула.***
Года шли, а дни и месяцы на календаре менялись, как перчатки. У Ханбина теперь семья. Киму теперь 27 лет, у него есть прекрасная жена, с которой они живут в мире и согласии, воспитывают своё четырёхлетнее чудо. С женой он познакомился случайно и очень глупо, как это бывает в сопливых драмах для пятнадцатилеток, но эта встреча круто изменила его жизнь. Расставила все точки над "i" и глубоко и надолго засела в памяти владельца магазина с музыкальными инструментами. Музыка... Ханбин отдался ей почти сразу после того, как более менее устроился в таком родном городе, по которому Ким очень скучал за время пребывания в Америке. Он написал очень много песен, которые публика полюбила почти сразу. А потом они с девушкой, еще на тот момент, открыли магазинчик с музыкальными инструментами и хоть как-то стали зарабатывать на жизнь. Однако, для содержания семьи этого было очень мало, поэтому Ханбин пошел работать в неплохую, довольно известную в местных кругах, компанию. С математикой он дружил, устроился на секретаря, весьма быстро влился в коллектив. Затем его повысили и вот сейчас Ким Ханбин полноценный главный заместитель директора по продажам. Семь лет... Семь лет назад, где-то позади на жизненном пути Ханбина остался он. Семь лет назад они расстались при таких ужасных обстоятельствах. Младший всё же помнил этот день. И первые дни он шугался каждого прохожего, видя в их лицах такие знакомые угловатые и острые, как лезвие ножа, черты лица Бобби. Затем волнение отступило на второй план, Ким постепенно забывал об этом и волнения особо этот факт уже не доставлял. У него новая жизнь, новый путь, а прошлое осталось прошлым. А вот Ким Чживону так не казалось.***
Уже далеко заполночь. Рядом, под боком, тихонько и нежно сопела любимая жена, дочка сладко спит в комнате, а большой лохматый пёс лежит на своем месте и отдыхает, попутно охраняя сон своих хозяев. Ханбина бросало в пот, во сне он снова бежит, бежит по тому лесу и глазами ищет место, где можно спрятаться. Опять. Опять его мучают призраки прошлого. Спит он крепко и в красках видит и переживает вновь то, что происходило тогда. Он тяжело и томно дышит, словно он только что действительно пробежал пару-тройку километров. Слышится какой-то шорох. Еще один. Какой-то парень лезет с улицы в квартиру, со скрипом, но тихонько открывая окно. Сначала одна нога. Затем вторая. Потом корпус скользнул вниз, изгибаясь, словно хищная анаконда на охоте. Парень пролез полностью, он сидит на карточках, прислушиваясь к тишине дома. Он встал во весь рост. Опытный киллер, маньяк, бывший владелец казино, действует бесшумно и точно. Все его и действия его жертвы просчитаны наперед с максимальной правильностью и точностью. Он смотрит холодными узкими глазами-полумесяцами на вспотевшего и метающегося из стороны в сторону Ханбина. Смотрит с хищным, острым прищуром, изучая, рассматривая каждую деталь на беспокойно спящего молодого человека. Он скучал. Он так сильно скучал... Так долго и упорно искал, а теперь не может насмотреться на его сахарного мальчика. "Интересно...А ты все также любишь сладкое в избытке, а, Ким Ханбин?" - проносится в голове Бобби. Он же Ким Чживон, что наконец-то нашёл, отыскал свое драгоценное золото. В его руках сверкает, отдавая белым серебром, перочинный нож. Кожей на подушечке большого пальца Чживон провел прямо по лезвию ножа. Острый. На пальце сразу же появляется небольшая, но глубокая ранка, а из нее начинает сочиться кровь. Бобби ухмыльнулся каким-то своим мыслям и вновь присел на корточки. Сначала к горлу...Нет. Может его прикончить прямо здесь? Подумать только...Как только его женушка проснется, она увидит его изуродованный труп прямо рядом с собой. Или...Нет. Слишком рано. Он действительно подставил нож к самому горлу и чуть надавил сильнее, но, замешкавшись, он убрал холодное лезвие от места, где бьет пульс. Чживон поддел пальцами край одеяла и стал тихонько его отодвигать, нагло раскрывая бренно спящее тело парня напротив. Когда одеяло уже не было помехой, он стал аккуратно разрезать острым лезвием ножа свободную белую, чуть помятую футболку прямо вдоль тела Ханбина. Ткань расползлась в разные стороны, оголяя подтянутый впалый живот, по которому стекали капли пота, острые ребра и стоящие набухшие соски, видимо, от столкновения с прохладой комнаты. Он продолжает изучать его. Смотрит на подрагивающие ресницы. Смотрит на приоткрытые в немом стоне от безысходности происходящего в голове парня пухлые губы. Смотрит на острый выступающий кадык, что дергается вверх-вниз. Ханбин жадно глотает воздух, пытаясь отдышаться. Смотрит на острые ключицы, об которые так и хотелось порезаться добровольно. На выступающие крепкие мышцы чуть ли не мальчишеского тела. Всё это до сих пор такое свежее, манящее. Всё это до сих пор принадлежит только Чживону и больше никому. Даже не его блядской жене. Кончик ножа ведет вниз, оставляя за собой белую полосу, которая сразу начинает краснеть, проходится от горла по яремной ямке, обводит соблазнительные соски по нескольку раз, дальше ведет между ребер прямо к пупку. Чживон смотрит за тем, как мышцы пресса дрожат, сокращаются и трясутся от его действий. Ханбин резко открывает глаза. Он видит перед собой хищный оскал и указательный палец, что приставлен к губам незнакомца, приказывая ему заткнуться и не заорать в голос. Он приподнялся на локтях, рассматривая очень знакомое лицо. Младший понял, что его личный Дьявол пришел по его душу. Шок от увиденного им пришел сразу, к горлу подступил тяжелый ком рвоты и страха, а на лице немой крик и гримаса удивления и ужаса. - Привет, Сахарный, скучал? Я же тебе обещал, что я вернусь и найду тебя, мой малыш. Я вернулся за тобой, - Бобби приблизил лицо к мышцам пресса впалого живота, прямо к пупку, и слизал капельки испарины, что покрывали живот парня. Ханбин вздрогнул и зажмурился. Надо было собраться и встать, надо защитить хотя бы свою семью. Поэтому он молча поднялся и пошел к выходу, оставив удаленного Чживона так и сидеть на корточках. Парень застыл и строго сказал Бобби покинуть комнату. Чживон, мягко говоря, охуел от таких действий парня, от его выдержки, но он просто встал, обошел кровать с другой стороны и приставил нож к горлу возлюбленной Ханбина, сверля ошеломленого, паникующего младшего и, шепча, нет, даже шипя, произнёс вполголоса : - Малыш, осторожнее с языком, ты же знаешь, что со мной шутки плохи. Или ты хочешь, чтобы все повторилось как в первый раз? Как было с мамой и папой? - Чживона вполне удовлетворил взгляд расширенных глаз Ханбина, что был наполнен неподдельным страхом. Он убрал нож от горла мирно спящей жены, развернулся и вплотную подошёл к Ханбину, крепко зажимая рот того рукой. Каким-то образом, он нашёл ванную. Они не успели туда зайти, как младший оказался прижат лицом и грудью к холодной синей плитке. - Неужели мой Ханбин-ни совсем по мне не скучал? Я смотрю, ты даже личной швалью обзавелся, завел себе спиногрыза, даже, блять, собака есть, - прохрипел Чживон прямо в ухо младшему, после чего он проник кончиком внутрь ушной раковины и стал ласкать ее. Затем он обсосал мочку, слегка прикусив. Ханбин снова его проклинал. Он проклинал себя, свое тело, что с радостью и огромной отдачей откликалось на ласки. Член уже затвердел, живот сводит от напряжения, а с губ слетает томный вздох. Он чувствует, как стоящий колом член Бобби утыкается ему прямо между ягодиц, а дырочка сокращается то ли от страха, то ли от большого желания ощутить его внутри себя. Ханбин сопротивляется. Пытается оттолкнуть Чживона, говорит ему мерзости, слова ненависти, о том, чтобы тот не смел так называть его жену и дочь. Но это всё только в голове. Наяву совсем и не скажешь, что парень ненавидит своего карателя. Вдруг старший достает два шприца и зубами открывает колпочки. Те отскакивают с противным звуком и падают на пол. У Чживона в зрачках давно забытое безумие, демоны пляшут кадриль, сверкая зубастой пастью с острыми клыками. Он вводит шприцы одновременно, в бедра обоим. Неведомая Ханбину жидкость растекается быстро, действует резко и неожиданно, ударяя в голову. Перед глазами все плавает, расплывается. Младшего кроет не на шутку. У Ханбина слуховые и визуальные галлюцинации. - Что за хуйню ты мне ввел? - Киму кажется, что он задыхается, что горло пылает синим пламенем, преграждая ему путь к кислороду. Голосовые связки, будто оборвали в клочья. Его бросает то в жар, то в холод. На глазах слезы, а губы растянуты в безумной улыбке. Он чувствует то эйфорию, заоблачное наслаждение, то он резко срывается и падает куда-то вниз, разбиваясь о скалы. Ответа на поставленный вопрос не было, послышался лишь облегченный вздох на затылке. - Сладкий, я трахну тебя прямо здесь и сейчас, когда в твоей комнате сладко спит дочурка, а жена сопит в вашей общей кровати. Ты такой грязный, Ким Ханбин. Мало того, тебе же все это нравится. Тебе нравятся твои противоречивые чувства ко мне. Посмотри на себя, посмотри на свое тело, послушай свои блядские стоны. И это всё ты, - Чживон развернул Ханбина к большому круглому зеркалу, что висит рядом с ванной. Этот ублюдок успел когда-то связать руки Ханбина какой-то белой тряпкой. Они подняты вверх. Сзади стоит Чживон, который буквально держит его, пальцами играется с бусинками темно-розовых сосков, бродит своими шершавыми ладонями по телу, очерчивая каждый кубик пресса, пересчитывая каждое ребро. Старший протолкнул два пальца в рот Ханбина, а тот послушно их облизывал, сосал, обильно смачивая слюной. Ханбину хорошо, он сейчас обдолбан, его сейчас пальцами трахают, периодически разводя их в стороны, растягивая узкий проход. Сейчас он скулит и стонет в голос, как хорошо, что звукоизоляция и крепкий сон двух его любимых девочек позволяет делать это. Ханбин смотрит на себя в зеркало и от увиденного член дергается, а ноги подкашиваются. В его глазах похоть и желание. Он разорвал тряпку, которая стискивала его запястья. Развернулся, быстро справился с замком и ремнем на джинсах Чживона. Достал его и свой, уже истекающий природной смазкой, член и соединил их вместе. Большим пальцем он надавливает на головки, он трется об орган Чживона, толкаясь в свою ладонь. Бобби убирает челку с потного лба и со всей нежностью целует в него. Затем он срывается. Он резко впивается зубами в светлую кожу на плече. Держится крепко. Ханбин больно сжимает его волосы на затылке. Чживон мнет упругие ягодицы парня и резко подхатывает его, усаживая себе на талию. Толчок. Еще один - Бляяяяяять, дааа... - протягивает Ханбин, лишь сильнее охватывая ногами корпус парня, - я тебя, блять, так ненавижу, - Чживон почувствовал, как из укуса вытекает солёная, с привкусом железа, кровь. Он начинает вытягивать ее, будто в этой красной жидкости содержится лекарство, которое спасет его от неизлечимой болезни. У Ханбина снова слезы, боль и огромное наслаждение. Чживон проезжается по простате, заполняя собой всего Бина. Горло дерет. Голос срывается, а по правому плечу течет кровь. Ханбин извивается, подмахивая бедрами навстречу члену Чживона. У обоих глаза то закрыты, то сверлят друг друга темными взглядами. Лбы прижаты друг к другу. Дыхание, будто одно на двоих. Они чувствуют одно и то же. Они стали единым организмом. Рты открыты навстречу друг другу. Они ни разу не поцеловались, но когда высшая точка удовольствия от связи настигла обоих, их губы и языки сплелись вместе. Они стукаются зубами, слюна течет у обоих по подбородку. Оргазм долгий и тягучий, такой непривычный, но такой долгожданный. Они целуются как в последний раз, словно высасывают душу друг из друга. Ласкают нёба, кусают губы и пытаются отдышаться после долгого и такого горячего секса. - Ты же понимаешь, что так больше не может быть? Ты же меня не оставишь в покое, пока я не умру, а если я умру, то ты пойдёшь за мной, даже не шелохнувшись, - куда-то в шею Чживону прошептал Ханбин. - Понимаю, поэтому я здесь, с тобой, - Чживон достает из заднего кармана тот самый нож и протягивает его Ханбину, - Прости меня. Я люблю тебя, - с ненормальной, но такой теплой улыбкой в ответ шепчет Бобби, - Прости я...Я не смогу этого сделать, - Он берет одну руку Ханбина и сжимает ее ладонь, переплетая их пальцы, а затем вторую, вложив туда перочинный нож, - Я знаю, ты меня ненавидишь и всегда мечтал убить. Я всегда знал это. Теперь, у тебя есть эта возможность. Насчет раз...два...три... Сейчас или никогда. Давай же. Раз. Два. Три. Нож врезается прямо в самое сердце, отбирая жизнь. В потухших вмиг глазах читается улыбка. Бездыханное еще горячее тело валится прямо на Ханбина, а затем медленно съезжает вниз по стене. "Снова. Снова эти слезы. Почему я опять плачу? Я же обещал, я обещал, что я тоже уйду вместе с ним" - проносится в голове. Зрачки дрожат, сердце колотится, заходится в бешеном темпе, руки трясутся, но он подносит острое лезвие ножа прямо к горлу. Вдох. Выдох. Он резко дергает руку в сторону. Кровь мгновенно хлынула из раны. Ханбин, истекая кровью, крепко сжал руку Чживона в своей, после чего он лёг рядом, тихо плача и прося прощения за это у своей семьи.***
- Я вас любил и люблю, но я принадлежу ему. Я так и не смог тогда расплатиться и отдать долг, лишь сейчас, я полностью возместил утрату. Все деньги лежат в сейфе. Я накопил их для вас на такой случай. Возьми их, дорогая, найди себе нормального мужа и воспитывай наше солнце. Я люблю тебя. ***미안해*** P.S. Обязательно, когда она вырастет, покажи ей все мои песни. Пусть послушает и тогда она, может быть, простит меня.Ким Ханбин. Поедсмертная записка.
Захлёбываясь слезами, женщина, сидя на полу в гостинной, читала эту записку, найденную через два года после смерти. Из-за угла выбежала уже подросшая девчушка, заливисто смеясь и убегая от собаки, что бежала за ней, радостно виляя хвостом. Женщина испугалась, что ее дочь увидит ее в таком состоянии, поэтому поспешила спрятать записку и утереть слезы, пытаясь успокоиться. - Мама, ты в порядке? Ты плачешь? - раздался звонкий голосок где-то сбоку. - Нет, что ты, - она улыбнулась девочке и гладила ее по волосам, когда та подбежала к маме, чтобы обнять ее, утыкаясь ей в шею, - Нет, солнышко, просто я вспомнила о папе, - девочка посмотрела маме в глаза и сделала серьезное лицо. - Мамочка! Если папа увидит на небе, что ты плачешь, ему будет больно! - сказала она и тут же ярко улыбнулась. - Ты права, моя умница, - нежно ответила мама девочки, когда та стала хрупкими пальчиками вытирать ее слезы со щёк. - Мам, а включи мне мою любимую, - женщина взяла со стола какой-то диск, вставила его в дисковод, затем нажала на "play". Из компьютера стали доноситься звуки мелодии, что приятно ласкали ухо. Затем последовали строчки песни, которым девочка с удовольствием подпевала. Всё, что у них осталось после него - это музыка. Музыка и тексты, написанные к ней. Мать включала девочки эти песни вместо колыбельных, на что девочка сладко зевала, потягивалась и закрывала свои прекрасные глазки. А диск с надписью "Моей звёздочке" продолжал крутиться, погружая девочку в незабываемый мир снов.