к чёрту

Другие виды отношений
PG-13
Завершён
57
автор
Ejder бета
Размер:
5 страниц, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
57 Нравится 2 Отзывы 7 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
Примечания:

я люблю упускать момент, а потом писать песни. конечно, так больно — но тем интересней.

— Выходит, у нас с тобой ничего не выходит? Баки лениво потягивается на стуле, помахивая в воздухе ладонью со свежим лаком — через пару дней он облупится до того привлекательного стиля «гранж». Но пока сырой ещё глянец леденцом блестит под лампой, переливается бликами, как эмаль хорошо отполированного автомобиля, — и раздражает острым запахом химии. Трезвит. Голос на том конце трубки, прижатой плечом к уху, медлит долгое тягучее мгновение, будто и впрямь раздумывая над вопросом Джеймса — а не зная на него истинный ответ. — В универе, помнится, ты не жаловался, — Барнс добивает собеседника предупредительным выстрелом в голову. — Разве людям не положено взрослеть? Менять взгляды. — Меняются времена года, а не люди, — Джеймс закрывает глаза и вспоминает, потому что больше ему ничего не остаётся. — Бак. Я люблю тебя. Стив произносит это с такой лёгкостью, что это похоже на удар под дых. — И желаю тебе только лучшего. Поэтому, когда ты захотел идти дальше в своём творчестве — помог, — в трубке отдалённо бубнит новостями телевизор. Стив нажимает на «mute» и продолжает. — Именно поэтому хочу, чтобы ты и в этом двинулся дальше. Баки закрывает глаза. — Я думал, ты передумаешь. — Нет. Не могу так жить. И если ты меня до сих пор любишь — отпусти. Такое случается иногда, знаешь? Когда обстоятельства чуть сильнее, — Роджерс говорит мягко, как заправский психиатр, приучившийся общаться только с больными, опасными, которые могут кинуться и разодрать горло голыми пальцами, оступись ты хоть единожды. Баки очень понимает его пациентов. — У тебя кто-то есть? Стив мягко же смеётся. Баки почти воочию видит, как он качает головой. — Нет. Ты бы узнал. Джеймс машинально кивает. Да, он бы знал, в первую очередь бы почувствовал, понял. Такое просто не проходит — даже сквозь расстояния, часовые пояса и материки тянется не тонкой красной нитью, а стальным корабельным канатом из тех, что порастают склизкими водорослями, но всё равно крепко держат суда у пристаней. Баки закрывает глаза и думает, что в иной вселенной всё могло бы сложиться иначе. Они бы не были такими упёртыми ублюдками, они бы… Нет. Не будь они такими упёртыми ублюдками, у них бы попросту с самого начала ничего не сложилось. Пазл бы не состыковался, дженга — рассыпалась с первого хода, закончившись одной-единственной душной июльской ночью. И то не факт. — Эй, Бак. Ты же знаешь, что традицию звонить каждую субботу уже можно не соблюдать? — интересуется Роджерс. На фоне что-то коротко журчит, а после раздаётся звук глотка: утренний кофе. Без сахара, без молока, без Баки. — Я много что знаю, сопляк, — бравирует Джеймс, делая вид, что этот самый сопляк нисколько не пробил в его сердце дыру навылет, которая уже пару лет затянуться никак не может. — Квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов, температура плавления серебра тысяча семьсот с копейками по старине Фаренгейту, а ещё… — Понял, понял, — Стив рассмеялся и едва слышно стукнул кружкой по мраморной кухонной стойке. — Стив. — Да? — отвечают ему с улыбкой — и Баки эту улыбку по тону различает, на мгновение зажмуривается и перехватывает трубку ладонью. — Что, если я захочу вернуться? — шепчет он, забыв про собственную браваду. В трубке молчание. — Если. До связи, Бак. Гудки. — — Ты пробовал смотреть на это трезво, а не со своей долбаной романтической вышки? — Клинт отпивает из банки дрянное дешёвое пиво, а другой рукой крутит барабанную палочку. Барнс не возражает: у каждого свой способ снимать стресс, а подобное баловство его не раздражает. Его перед концертом мало что раздражает в принципе — и он стоит перед зеркалом, подводит карандашом глаза. От собственного отражения, разве что, подташнивает. — Я знаю, что это химическая реакция, веришь? Это значит, что на людей можно подсесть не хуже, чем на бутираты. Разве что чуть легальнее, — Джеймс пожимает плечами и закрывает карандаш, привычным жестом размазывает его пальцем, создавая эффект небрежности. — Это делает из нас эгоистов. Но если это взаимно — то какая разница? — он разворачивается к Бартону и смаргивает пару раз. — Поднимай задницу, барабанщик. И где там Бишоп? Я не собираюсь хвататься за то, что вы зовёте бас-гитарой. — Иди ты, Бак. Она уже давно на саундчеке, — Клинт поднимается с дивана, отставляя даже не ополовиненную банку на стол у стены, и запихивает барабанные палочки в задний карман джинсов. — Не красит глаза, как некоторые. Барнс хмыкает и пожимает плечами, отмахиваясь. Если глаза не красить, под ними выйдут изумительнейшие синяки — не хватало ещё, чтобы в новом выпуске какого-нибудь издания написали как про наркомана. Хотя, если на людей подсесть можно, как на бутираты… Пожалуй, он наркоман. — На самом деле, иногда Баки не может понять, как он оказался в таком подвешенном — главное, что не за шею, ха — положении. Ему всегда казалось, что все взаимоотношения героев из бразильских сериалов — это не для него. Что никогда он в такую ситуацию не попадёт, потому что всё просто: или любишь, или нет. Когда ты зарываешься, мир даёт тебе смачную пощёчину и смотрит, как будешь выкарабкиваться. Передаёт такой кармический привет. Баки размыкает тяжёлые веки и пялится в синевато-белый потолок. В темноте вообще нет белого: даже снег за окном с голубоватым оттенком и подсвеченной рыжиной фонарей в лучших традициях Майкла Бэя. Кровать под ним неприятно холодная, потому что привычка спать с открытым нараспашку окном осталась, а никого тёплого рядом больше нет. — Это ещё всего лишь на пару недель, — Джеймс приподнимается на локте и смотрит на то, как Стив лежит, раскинувшись на постели. — Ещё на пару, — выдыхает тот почти смиренно. Выражение лица у него такое, словно его распинают на кресте — но, в отличие от Иисуса, он вспоминает стоп-слово. — Бак. Я вижу, что это дорого тебе. Но и я так не могу, — Стив садится на постели, уходя от взгляда, и Джеймс смотрит в его спину. — Иногда такое случается. Я не могу так больше, — он поворачивает голову и смотрит через плечо, мягко, сочувственно улыбаясь. — Хочу, чтобы ты был счастлив — а ты же музыкой горишь. — И? — с падающим сердцем спрашивает Баки. — И я думаю, что дальше тебе нужно идти без меня. Баки утыкается носом в сгиб локтя и поджимает губы в упрямую строгую линию, чувствуя, как остро жжёт внутри. Нигде не учат расставаться. Ни любить, ни расставаться, ничему по-настоящему полезному. Думают почему-то, что это и так очевидно. Что куда важнее знать год взятия Бастилии или температуру плавления серебра. Лучше бы Джеймс сторчался на каком-нибудь мефедроне, к чертям собачьим скопытился в свои двадцать семь, потеснив плечами Кобейна и Уайнхаус, блистал белозубой улыбкой и остался бы вечно молодой, дерзкий, красивый… А не такой, как сейчас. Тридцатилетний, потрёпанный, жалкий. Заложник обстоятельств — он же думал ведь над тем, чтобы осесть, чтобы перестать кататься в турне. Проблемой оказывается то, что Баки попросту ничего не умеет больше — и что их группа набирает полные стадионы, пока он хрипит в микрофон песни о любви и смерти. В последние два года — особенно удачно. Фанаты беснуются от восторга, рыдают и рвут на себе волосы, потому что чужое творчество им в самое сердце. Баки рад, правда рад. Но никто из них не знает первоисточника. Если учитывать, что информация теряется при переходе от одного к другому как энергия в пищевой цепочке — феерическое упущение. Но подобное вполне могло бы их сломать. «Чтобы писать поэмы, я должен быть один». Так ответил Джеймс в каком-то интервью на вопрос, есть ли у него кто-то. Наверное, фанаты давным-давно решили, что он импотент. Пускай. — Проходи, конечно, — Стив открывает дверь — и в доме ничего не изменилось с момента отсутствия Барнса. Ничего. Даже их фотография в прихожей, из фотобудки, вставленная в собственноручно сделанную рамку — даже она на месте. Джеймса посещает такое острое чувство дома, которого он не чувствовал никогда. Или просто забыл. — А почему не в отеле? Неважно, — Роджерс закрывает дверь и улыбается, проходя на кухню. — Как там Клинт и Кейт? Всё так же ругаются? — Да, ничего не меняется, — отзывается Баки, имея в виду совсем другое. Совсем другое в его жизни не меняется. Стив не переменная, а одна из констант, вырванная из уравнения — и теперь оно не сходится. — Будешь обедать? Наверняка питался в своём туре кое-как опять, — фыркает Роджерс, наливая чайник. Джеймсу остро хочется подойти ближе, обнять поперёк живота и ткнуться носом в тёплый загривок. Чтобы Стив обрёл реальность, физически ощутимое тепло тела и запах кожи — но Баки сидит, потому что прочерченная Роджерсом граница похожа на стеклянную стену. Хорошо вымытую, идеально прозрачную — и всё же стену. Он его любит. Поэтому — сидит и соблюдает правила, стараясь не обращать внимания на то, как остро колет в груди. Даже если это инфаркт, он никуда не уедет. — А что на обед? — Что дадут, — насмешливо, но беззлобно отзывается Стив, открывая холодильник. Баки смеётся — и смотрит, как садящееся солнце светит через окно, золотит чужие волосы, обнимает за плечи, гладит по затылку. Смотрит — и уже знает, про что напишет следующую свою песню. Как можно остаться друзьями с человеком, которого так любишь? — — Давайте ещё раз, — Джеймс стаскивает наушники и недовольно стучит по микрофону. — Мне не нравится этот дурацкий момент перед припевом. — Завтра, — Кейт хмыкает и отключает гитару. — Завтра, когда ты проспишься, а мы отдохнём. Иначе ничего не выйдет. Джеймс кидает взгляд в сторону Клинта — а тот поднимает руки с палочками в защитном жесте, явно не собираясь переходить дорогу Бишоп. — Хорошо, — вздыхает Барнс, жестом ладони по горлу показывая звуковику, что они сворачиваются. На улице — дождь. — До встречи, — Клинт хлопает Баки по плечу и шагает под зонтик Кейт. Барнс запоздало кивает ему вслед и смотрит, как вода размывает очертания Нью-Йорка. Так мир выглядит, если плачешь: мутный, нечёткий, красивый до колик. В носу остро колет — и Джеймс бесстрашно шагает под ледяной ливень, который прилизывает волосы к голове и забирается за воротник куртки. Город точно не рад вернувшемуся блудному сыну, который не появлялся здесь уже ровно два года. Который забыл, какой вкусный эспрессо варят в неприметной кофейне на окраине Бруклина — а секрет-то элементарный, щепотка соли, чтобы убрать кислинку. Который забыл, как сверкают огни Кони-Айленда, где находятся самые старые работающие горки — лучше бы назвали их по году создания, потому что «1927» в две тысячи девятнадцатом году пугает больше любого «Циклона». Который совсем забыл, каково это — домой возвращаться. Барнс поджимает дрожащие губы и поднимает глаза к небу, стараясь держать ещё себя в руках, но не выходит. Выходит рыдать беззвучно и некрасиво, спрятав лицо в ладони и дрожа совсем не от холодного дождя. Никогда не поздно сторчаться. — Уважать любимого человека и прислушиваться к его желаниям — неотъемлемая часть этой самой любви. Баки это знает и потому ночует в самом задрипанном хостеле, снимая, впрочем, не койку, а комнату. Здесь потолок тоже отливает синевой в темноте, но кровать уже и её куда проще согреть, зябко кутаясь в тонкое одеяло и утыкаясь лицом в пахнущую кондиционером наволочку. Всё человеческое, что в Барнсе есть, он в себе ненавидит. Как эту невозможность избавиться от приносившего раньше лишь радость чувства. Как это желание спать, есть или подолгу сидеть на залитой солнцем кухне, глядя, как Стив готовит… Бессонница добьёт Баки раньше, чем стресс и фастфуд. Он знает. Он, чёрт возьми, знает на свете всё, кроме выхода из ситуации, в которой оказался. Втайне Баки мечтает замёрзнуть к чертям собачьим в этом забытом Богом городе, издохнуть не с шиком, а тайно. Пусть люди думают, что он улетел на родную планету — или что живёт где-нибудь на Кубе со своим любовником или любовницей, не подключённый к всемирной сети и ошеломительно сногсшибательно умопомрачительно феерически н е ч е л о в е ч е с к и… Счастлив. — — Здравствуй, сопляк. Стив в ответ тихо смеётся, а потом зевает. — И тебе привет, тупица, — привычно отзывается он их «код-паролем». — Как дела? — невинно интересуется Роджерс. — Ничего, знаешь. Планета не разваливается, Нибиру не прилетает, десептиконы спят. Стив снова смеётся, а Баки сжимает трубку до побелевших костяшек и зажимает себе рот рукой, потому что скучал так болезненно, что облегчение затапливает его с головой. — Твоя версия новостей всегда нравилась мне больше той, что предлагает телевизор, — отзывается Стив, наливая чайник. Баки закрывает глаза — и видит его воочию. Босыми ногами он стоит на холодной плитке, поджимает по очереди ступни, пока не привыкнет. Опирается руками о кухонный фартук, словно боясь потерять равновесие. — А других новостей ты не читаешь? — хрипло произносит Джеймс, прежде чем кашлянуть, прочищая горло. — А что там такое? Зону пятьдесят один всё-таки рассекретили? — иронично интересуется Роджерс. — Нет. Я просто решил вложиться в музыкальный лейбл. Кейт давно хотела сольный альбом, почему бы и нет, раз мы аккурат откатали тур, — Баки упирается лбом в дверь и замирает так, жмуря глаза. Площадку перед квартирой Стива заливает утреннее солнце. — О, вот как, — Роджерс хмыкает. — Поздравляю? — тянет он неуверенно. — И что теперь? — Ты говорил, что если я захочу вернуться… В общем, — Баки свистяще выдыхает. — Я хочу остаться. — О, — повторяет Стив. — Мне потребуется немного времени. Роджерс, как всегда, чертовски честен. — Так ты пустишь меня? В трубке молчание — а после Баки уже слышит шаги через дверь, и секундой позже та распахивается, щёлкая замком. Роджерс смотрит на него внимательно, пронзительно-остро, похудевший и весь какой-то угловатый. Мягкая плавность исчезла из черт его лица, оставшись только в голосе — но через долгий удар сердца Стив оттаивает и улыбается уголками губ, распахивая объятия. Баки готов дать ему всё время, что у него есть, — потому что к чёрту латиноамериканские сериалы. К чёрту наркотики. К чёрту Кубу. И расстояния эти тоже, и долгие туры, и бесконечные отели… К чёрту.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.