***
Она приходит в себя, прикованная к стене: кандалы удерживают руки, ноги и шею. Слева в таком же положении висит Мартовский Заяц, справа – мышь Соня. Присмотревшись, Алиса понимает, что это не они, а лишь то, что от них осталось. Собственно, только головы, по которым их можно опознать, и остались. Да еще металлические прутья вместо конечностей. — Если ты меня сейчас же не отпустишь – пеняй на себя, — как можно более убедительным голосом заявляет Алиса, мысленно уговаривая себя не сорваться, — у меня есть оружие. Карты и клюшка для крикета. А еще бомбы! Если ты немедленно не… — Вот это оружие? С такими опасными штуками опыты ставить нельзя, — Шляпник указывает на стол в дальнем углу сплошь напичканного механизмами помещения, и она с ужасом понимает, что все, чем она могла бы защититься, лежит там. — Нам же не нужно, чтобы ты вдруг взорвалась? Первые полчаса она терпит, мужественно сцепив зубы, но после была бы совсем не против взорваться. Только бы прекратить это, только бы вытащить все эти ржавые инструменты из своего тела. Сперва Шляпник здоровенным скальпелем срезал с нее всю одежду – «чтобы ничто постороннее не нарушало чистоту эксперимента». Затем, сняв перчатки, тщательно прощупал тело. Лицо, шея, грудь, подмышки – после каждой области запись в блокнот с заляпанными чем-то жирным страницами, – живот, бедра, пах… Его большие и указательные пальцы настойчиво протискивались везде – во все места и в особенности в отверстия, и сколько бы Алиса ни извивалась, сколько бы ни кричала, высвободиться ей так и не удалось. Сейчас, по прошествии целого часа и сорока трех минут – она считает, ведь громадный циферблат висит точно напротив – в ее теле девять термометров разного диаметра и формы: три из них в заднем проходе, четыре в вагине и два во рту, примотанные тонкой полоской кожи. В локти и колени ввинчены паровые трубки. Между оттянутым веком и склерой правого глаза просунуто круглое зеркальце – Шляпнику любопытно, как выглядит ее глаз изнутри… Часы отбивают двенадцать. Шляпник вскидывает голову, сам себе кивает и берется за медицинские зажимы. Их четыре – по два на каждый сосок. Когда он подбирает со стола скальпель, Алиса пытается зажмуриться изо всех сил, но не может. С каждой попыткой зеркало в глазу врезается глубже.***
В психиатрической лечебнице Рутледж хватает разных больных. Есть безнадежные, есть с прогрессом. Пациентку по имени Алиса Лидделл, к сожалению, почти все причисляют к первой категории. Почти – потому что Гарри, местный санитар, считает ее своей спящей красавицей. Низенький, толстый и неповоротливый, да к тому же с веснушками по всему лицу, он с детства подвергался насмешкам со стороны сверстников. Ничего не изменилось и ныне, хотя он уже взрослый и работает в больнице. Алиса – не такая. Алиса никогда над ним не смеется. Возможно, это потому, что она большую часть суток дремлет, а может быть и нет. В мечтах Гарри однажды Алиса излечится от своего недуга, они поженятся и купят маленький домик где-нибудь в пригороде Лондона. А пока он возвращает на место ее стянутое до колен белье, опускает задранный до самого живота подол рубашки, нежно целует ее, спящую, в лоб и выходит из одиночной палаты, вылизывая липкие пальцы. Смена окончена. Можно идти переодеваться, надевать свой старомодный цилиндр и отправляться домой – в крошечную комнатушку в миле от лечебницы, которую он снимает у сердобольной миссис Вудс. Завтра он снова придет. Лишь бы только выдалась свободная минутка.